— Давай оставим этот спор, — переходя на бесстрастный тон, сказал Скелдер. — Я не желаю слушать отвратительные подробности твоего грехопадения. Я только хочу знать, обнаружил ли ты что-либо полезное для нашей миссии?

Кэрмоди нахмурился, услышав слово «миссия»:

— Конечно, дружище. Жрица утверждает, что богиня является как некая сила в телах поклоняющихся ей людей. Но все, с кем я беседовал, уверяют, что сын богини Иесс существует во плоти. Его многие видели и даже говорили с ним. Он был в городе во время Сна. Говорят, что он пришел сюда потому что он был здесь рожден, вырос, умер и вновь возродился.

— Я это знаю, — с отчаянием произнес монах. — Посмотрим, что скажет этот самозванец, когда предстанет перед нами. Отец Раллукс уже налаживает аппаратуру для записи его еретических измышлений.

— О’кей, — безучастно сказал Кэрмоди. — Я буду дома через полчасика, если по пути, конечно, не попадется смазливая девчонка. Но сейчас это маловероятно. Город как вымер.

Он повесил трубку и усмехнулся, представив гримасу отвращения на лице монаха. Теперь он, вероятно, стоит и, закрыв глаза, беззвучно читает молитву о спасении души Джона Кэрмоди, погрязшего в грехе, имя которому разврат. Затем непременно пойдет поделиться услышанным к отцу Раллуксу. Раллукс, одетый в синюю рясу ордена Святого Джайруса, покуривая трубку и возясь с аппаратурой, спокойно, без комментариев выслушает коллегу и бесстрастно отметит в очередной раз, что, мол, зря связались с этим Кэрмоди. Но, увы, они тут бессильны: ни заменить Кэрмоди на этой планете, ни изменить его характер они не могут. Так что придется работать с тем, кто есть.

Кэрмоди был уверен на сто процентов, что Скелдер не любит своего коллегу почти так же, как и его, Кэрмоди. Раллукс принадлежал к Ордену, весьма подозрительному в глазах святоши и консерватора Скелдера. Более того, Раллукс не скрывал, что он сторонник теории эволюции, которая родилась внутри Церкви. Последователи этой теории боролись за ее приоритет — и это течение было теперь настолько сильным, что уже не было сомнений, что грядет Новая Великая Ересь. Многие полагали, что возможен даже раскол Церкви. Хотя оба монаха старались сохранять ровные нейтральные отношения, но однажды Скелдер сорвался. Это случилось в ходе обсуждения обета безбрачия, даваемого священниками Церкви, хотя этот вопрос носил скорее характер дисциплины, нежели догмата.

Вспомнив красное разъяренное лицо Скелдера и слюни, которые разлетались из его орущего рта, Кэрмоди рассмеялся. Он и сам внес вклад в ярость монаха, раззадоривая его словесными булавками, в тайне удивляясь, как могут люди серьезно спорить о таких пустяках. По мнению Кэрмоди, только круглый идиот не видит, что жизнь отдельного человека — это глупая шутка, и единственный способ не стать самому дураком — это посмеяться вместе с шутником.

Странно, несмотря на то, что все трое ненавидели друг друга, судьба соединила именно их для выполнения одной задачи.

— Преступление порой соединяет самых разных людей, — сказал Кэрмоди однажды Скелдеру, пытаясь притушить ту ненависть, которая постоянно тлела в монахе. Но фраза не возымела своего действия. Скелдер ответствовал ледяным тоном, что церковь работает с тем материалом, что находится под руками. Ну хотя бы с ним, с Кэрмоди. И потом, разве отвратить людей от фальшивой религии — преступление?

— Послушай, Скелдер, — сказал тогда Кэрмоди, — ты и Раллукс посланы антропологической Федерацией и Церковью для изучения так называемой Ночи Света на планете Радость Данте и, если получится, побеседовать с «живым богом» Иессом, доказать его лживость. Но вы хотите сделать нечто большее: схватить его, сделать ему инъекцию наркотика и заставить публично покаяться, признать, что религия аборигенов — обман. И вы думаете, что здесь нет состава преступления?

На это Скелдер ответил, что готов нести любое наказание, но не упустит возможности уничтожить фальшивую религию. Культ Иесса уже распространяется на другие миры. Он стал пародией на обряды Церкви, кроме того, эти жуткие оргии… Многие планеты уже отказались от Церкви. Пример тому мир звезды Комеони. Сам епископ и его сорокатысячная паства стали ренегатами и…

Вспомнив эту беседу, Кэрмоди рассмеялся опять. Он подумал, что бы сказал Скелдер, если бы знал, что его слова «уничтожить религию» Кэрмоди понимает в буквальном смысле. У него свои соображения на это счет. Он нащупал в правом кармане тяжелый и прохладный «Магнум-мини», пистолет калибра 0,3, способный выпустить сто смертоносных разрывных «пчелок» без перезарядки. И если Иесс действительно существует, тело его будет напоминать решето, а кровь будет хлестать, как из дырявой бочки.

Кэрмоди очень хотелось увидеть сие зрелище. Если бы он увидел это, он перестал бы верить во что-либо раз и навсегда. Перестал бы? А если придется поверить? Ну и что? Что изменится? Произойдет чудо? А какое это имеет отношение к Джону Кэрмоди? Он существует вне всяческих чудес, и если погибнет, то уж, явно, не воскреснет. А поэтому он всегда старается взять максимум из того, что может предложить эта крохотная Вселенная.

Немного жратвы, немного хорошей выпивки, чтобы быть слегка навеселе и испытывать удовольствие, наблюдая страдания других, их суету, заботы, которых они могли бы легко избегнуть, если бы немного поработали мозгами. Насмехаться над ними — громаднейшее удовольствие, ибо только смехом можно заявить свету, что ты ничего не боишься и ни о чем не сожалеешь. Это была не поза, это — жизненное кредо Джона Кэрмоди, а на остальное — наплевать!

В момент саркастических размышлений Джон услышал, что его кто-то окликнул.

— Привет, Тэнди! — крикнул на местном наречии Кэрмоди. — А я думал, ты отправился спать.

Тэнди предложил ему сигарету, прикурил сам и, выпустив дым из ноздрей, сказал:

— Мне нужно закончить одно очень важное дело. Для этого нужно некоторое время, а затем — спать.

— Странно, — Кэрмоди сморщил лоб, мысленно отметив, что Тэнди явно что-то скрывает. — Я всегда считал, что вы, жители планеты, думаете обычно о высших материях, о природе вселенной, о самоусовершенствовании духа, но никак не об этих грязных деньгах.

Тэнди рассмеялся: — Мы не отличаемся от других рас. У нас есть свои святые, свои грешники и обыватели. Но, однако, в Галактике о нас думают что угодно. Одни считают нас народом аскетов, святош, другие, напротив, — развратными фанатиками, внушающими отвращение так называемым цивилизованным мирам. О нас рассказывают всякие небылицы, особенно о Ночи Света. Когда мы гостим на других планетах, к нам относятся как к уникумам. А я думаю, что каждая раса уникальна по-своему.

Кэрмоди не стал спрашивать, какое же важное дело помешало Тэнди сразу лечь спать. По местным обычаям это было невежливо. Он посмотрел на него поверх тлеющего кончика сигареты. Тэнди был ростом в шесть футов и довольно красив, на вкус местных красавиц. Как и большинство других разумных существ в Галактике, он был гуманоидом. И только подойдя ближе, можно было увидеть, что это не человек. По его лицу, волосам, напоминающим перья, по голубым ногтям и зубам сразу становилось ясно, что это житель мира Радости Данте, или Кэриен, как называли его аборигены.

Голову Тэнди украшал остроконечный серый колпак, кокетливо сдвинутый на бок. Прическа тоже была необычна: короткая стрижка, только над остроконечными волчьими бровями вились длинные голубые пряди. Его тело охватывал роскошный легкомысленный воротник из белого кружева, зато ярко-фиолетовый смокинг был очень строгого покроя. Широкий бархатный пояс серого цвета ловко стягивал талию. В общем и целом он производил впечатление денди, естественно, в туземном варианте.

Честно говоря, Кэрмоди относился к нему с подозрением: уж больно Тэнди смахивал на полицейского агента. С того самого дня, как Кэрмоди появился в этих местах, Тэнди не оставлял его своим вниманием. «Нет, дело, видно, не в этом, — решил Джон, — даже полиция должна спать».

Тэнди улыбнулся, обнажив полный набор ровных голубых зубов: