– Теперь воротам не страшны Дарки, – как и стук ворот, прерывистый голос Ингольда был тихим, но его услышали в самых дальних концах. – Возможно, этой ночью они предпримут еще одну попытку, но главная опасность миновала.

– Ты старый идиот! – Слова Алвира звучали резко, словно удары кнута. – Открыть внутренние ворота! Мы могли погибнуть.

– Они никогда не устояли бы, если бы Дарки прорвали заклинания внешних ворот, – спокойно ответил колдун. Он побледнел, волосы потускнели от пота, но только Джил видела дрожь его рук. Она вернула посох и стояла рядом со своим другом.

Алвир заговорил еще жестче:

– По какому праву ты присвоил себе исключительные полномочия? Ты единственный колдун в Убежище и считаешь оправданным все, что ты делаешь?

Ингольд поднял тяжелые веки и встретил злобный взгляд Алвира.

– Не единственный, – ответил он спокойно. – Спросите вашего придворного мага Бектиса.

Алвир огляделся вокруг.

– Бектис!

Этот звук был подхвачен, как палка, которую хватает пес, чтобы принести хозяину. Придворный маг с завидным достоинством выбрался из толпы, собравшейся у западных ворот, и вышел вперед. В дрожащем свете факелов выделялась богатая вышивка его бархатных рукавов.

– Были бы разрушены ворота или нет, – начал он разглагольствовать, поглаживая свою длинную, до самого пояса бороду выхоленными пальцами, – тебе следовало спросить совета у других, прежде чем принимать решение. – Он смерил Ингольда высокомерным взглядом. Руди видел его высокий, облысевший лоб, покрытый потом.

– Конечно, было бы лучше, – неожиданно раздался другой голос, негромкий, сухой и такой тонкий, – если бы и ты был здесь.

Бектис повернулся, словно побитая собака. Джованнин Нармелион, аббатиса Гея, направлялась к ним во главе небольшой группы Красных Монахов, бритоголовых воинов церкви. Лицо аббатисы над кроваво-красной мантией было очень тонким и костлявым, словно скелет с живыми углями, горящими в глазницах. Только полные губы выдавали ее пол. Резкий голос перекрыл негодующий ответ придворного мага:

– Хвалю твою храбрость, Ингольд Инглорион. Но сказано, что Дьявол защищает лишь себя.

Ингольд учтиво поклонился.

– Так же, как и Господь, мадам, – отозвался он. – Вы знаете лучше меня, в чьих руках судьба всех людей в Убежище.

Он посмотрел на нее, ожидая возражения, и встретил холодный, фанатичный взгляд ее глаз. Джованнин отвернулась первой.

– Он был не единственный, кто отличился, дорогая аббатиса, – добавил Алвир со сдержанной яростью.

– Конечно, – парировала Джованнин. – Многие покинули свои посты. Они остались охранять свои продукты, опасаясь грабежа.

Брови канцлера поднялись, затем опустились, скрывая глаза такого же небесно-голубого цвета, как у его сестры Минальды, но жесткие и холодные, как сапфиры, которые он носил на шее.

– Грабежа?

– Или инвентаризации, – мягко продолжала аббатиса, – чтобы получить на будущее, – рот Алвира опасно потвердел, – рекомендацию. Вы думаете, что во время атаки Дарков вера защитит всех, – отрезала она. – Чтобы оставаться независимыми, мы не должны быть обязаны хлебом насущным никакой мирской власти.

– Как правитель Убежища, я имею право контролировать...

– Правитель Убежища! – презрительно отозвалась Джованнин. – Брат регента настоящего короля, и не больше. Человек, который якшается с колдунами, который хочет разыскать Архимага, левую руку Сатаны, здесь, среди нас. Если ты думаешь, что Господь благословит твои труды...

– Пути Господни неисповедимы, – прорычал Алвир. – Для того, чтобы нападение на гнезда Дарков увенчалось успехом, нам нужна помощь войска империи Алкетча с юга и колдунов с запада.

Подобно кремню, его слова высекли искры из ее стальных глаз.

– Господь не нуждается ни в орудиях Сатаны, – отрезала она, – ни в тех, кто марает руки этими орудиями.

– Сейчас такое время, что правитель может выбирать любые средства.

– Никакие обстоятельства не смогут оправдать склонение на сторону преданных анафеме.

Джил осторожно взяла Ингольда под руку, и они направились к затемненной громаде Убежища. Старый волшебник с трудом передвигался, тяжело опираясь на свой посох. Столпившиеся вокруг, чтобы услышать спор колдуна и канцлера, отпрянули от него, ворча и сотворяя знамение против дьявола. Руди догнал их и пошел рядом. Он кивнул в ту сторону, где аббатиса и канцлер продолжали свою бесполезную перепалку, и покачал головой.

– Я не верю этому.

– Ой, пойдем, Руди, – мягко сказал Ингольд. – У них нет доказательств, что я занимался еще чем-то, кроме того, что подверг все Убежище опасности, открыв внутренние ворота, – он оглянулся по сторонам, запавшие глаза потеплели.

– Но я видел древние заклинания! – воскликнул Руди. – Они исчезли, черт побери!

– Правда? – Джил взглянула на него с любопытством. – Ты знаешь, я не видела вообще ничего. Там был сплошной мрак.

Расстроенный, Руди обернулся за поддержкой к Ингольду.

– Конечно, они были, – сказал волшебник. – Но ты единственный человек в Убежище, способный их увидеть, – ты и Бектис.

– Тем хуже то, что сказал Бектис, – добавила Джил.

«Крошка Джил чертовски устала, – подумал Руди. – Хотя чему тут удивляться? Преодолев дорогу из Карста и сражаясь вместе со стражей, Джил стала похожа на отощавшую от голода уличную кошку». Он знал ее только как нетерпеливую, образованную студентку в Калифорнии или теперь как воина Убежища. Но когда он увидел ее позади Ингольда лицом к лицу с темными силами ночи, он почувствовал глубокое почтение, которое было сродни страху.

– Вот почему мы, колдуны, имеем репутацию взбалмошных и непредсказуемых чудаков, – продолжал Ингольд своим мягким, вкрадчивым голосом. – Мы делаем вещи, которых люди не понимают, потому что мы видим все по-другому и поступаем так, как считаем нужным. Обыкновенные смертные не понимают нас и невольно не доверяют нам или, реже, доверяют слепо. Ничего удивительного, что у волшебников так мало друзей, и эти немногие большей частью тоже волшебники, – они пересекли мостик, отблески света фонарей скользили по гладкой черноте под ними. – Ни для кого не секрет, что с друзьями магов часто случаются несчастья.

Толпа постепенно рассеивалась, люди расходились, возвращаясь в темные лабиринты Убежища. Из дверей нижних уровней была слышна перекличка патрулей. Алвир и Джованнин, окруженные каждый своей свитой, возвращались в Убежище, их ядовитые упреки и колкости еще слышались, хотя расстояние и эхо приглушали слова. У ворот расположились воины, обнаженные мечи жутко поблескивали в кровавом свете факелов. Ужасы грома и глухой тишины больше не терзали Убежище. Руди подумал, скоро ли наступит рассвет.

– Я не могу представить, что будет, если вы приведете сюда Лохиро и весь Совет магов, – продолжала Джил, когда они вошли в темноту бараков. – Алвир намерен низвергнуть Джованнин с помощью колдунов и Алкетча.

– Не сомневаюсь, что это ему удастся, – спокойно сказал Ингольд. – Но Алкетч – теократ, он будет счастлив, если власть не достанется драгоценным союзникам, и предложит ее Церкви. Ему не обойтись без Лохиро, если он дерзнет разгромить гнезда Дарков и потом еще править Королевством.

– Ингольд, – решился наконец Руди, – кажется, я видел Архимага.

Внимание старого колдуна сфокусировалось, как луч лазера.

– Где? Когда? Как?

– Здесь, в Убежище. В волшебном кристалле или что там это было. Я... я заблудился. – При этих словах колдун насмешливо поднял бровь, но ничего не сказал. Руди смущенно описал комнату, стол, кристалл и все, что он видел.

Ингольд слушал внимательно и, когда Руди закончил, спросил его:

– Где эта комната?

– Я не знаю, – беспомощно развел руками Руди, – где-то на втором уровне, это все, что мне известно.

Ингольд призадумался. Это продолжалось так долго, что Джил заинтересовалась, какие мысли приходят ему в голову. Наконец он вздохнул.

– Это Лохиро, – сказал он. – Я видел, как он шел так по берегу в Кво. Но ту вещь, о которой ты говорил, я никогда не видел.