{стр. 425}
Литературные дарования Святителя помогли ему делать тонкие и совершенно оригинальные разборы произведений знаменитых писателей его поры. В «Предисловии к повести «Иосиф» он метко характеризует лермонтовского Печорина как нравственного урода, испорченного безалаберной жизнью и губящего чистые души своей приманчивой, «мрачной» красотой.
Трактат архимандрита Игнатия «Христианский пастырь и христианин художник» — запечатленная беседа настоятеля Сергиевой пустыни с композитором Михаилом Глинкой. В ней затронуты богословские аспекты искусства, связанные с изображением добра, удовлетворением требований нашего духа, что достигается лишь стяжанием совершенного блаженства. Одаренные талантами люди зачастую растрачивают их на изображение страстей человеческих, о чем по истощении собственных сил и жалеют запоздало. Художнику надо стремиться к познанию Бога, его цель — обогащать евангельским образом мыслей свой ум и евангельскими ощущениями — свое сердце. Только по достижении этой цели сочинитель озарится святым вдохновением и творения его благоухает святая благодать. Безрелигиозное искусство богохульно и вредно по своей сути, оно зовет человека к погибели. Эти мысли пастыря Христова чрезвычайно важны для определения творческой позиции художника в наше последнее время, когда злое начало в искусстве крикливо главенствует и в живописи, и в музыке, и в словесности. Божия красота — в добром начале, и беспреткновенный поворот к нему освежит творческие силы, поможет воспрянуть утомленным душам; и благоговение, соединенное с живым явлением величия Божия, остановит ложное движение ума. Культура, укорененная в культе, послужит спасению человека, оживотворяя его радостью евангельской красоты.
Свой взгляд на характер искусства Святитель подкрепил собственными поэтическими творениями, включив их в состав «Аскетических опытов». Его стихотворения в прозе — поистине шедевры в этом жанре, и они издавна полюбились благочестивым читателям. В настоящем томе дано еще несколько образцов такого рода брянчаниновских текстов. Среди них имеются и рифмованные его стихотворения, может быть не столь совершенные, как поэтические этюды, но все же вполне удачные. Сам Святитель эти стихи свои не включал в избранное, {стр. 426} но берег и даже переписывал в особую тетрадь. Ведь при его требовательности к писательскому мастерству, к точной передаче на письме собственной мысли и художественного образа кое-что и не попадало в разряд окончательно обработанных текстов. Ряд материалов дописывался и поделывался. Так, к знаменитому этюду «Сад во время зимы» Святитель сделал еще и добавление — публикуется в «Приложении» этого тома.
Значительный интерес представляют педагогические «Уроки словесности», рассчитанные на преподавание грамматики в духовно-учебных заведениях. Основные понятия словесности Святитель определяет предельно кратко, но всесторонне, иллюстрируя примерами из нравственного поучения. Он настаивает, чтобы в учебниках не содержалось ничего ущербного и языческого, ничего, что мешает возрастанию души. Этого же принципа необходимо придерживаться и при создании учебников для светских училищ. Из всех русских грамматик, созданных к тому времени, начиная с Ломоносовской, святитель Игнатий за основу берет лишь одну — «Грамматику» Α. X. Востокова, как итоговую и во многом образцовую. Но и в нее он вносит существенные поправки к правилам и характеристикам. Его «Уроки словесности», по существу, готовая вводная глава для образцового учебника по грамматике и стилистике, причем весь материал продуман и написан безупречно. Педагогические воззрения Святителя — отдельная тема, и ее можно раскрыть лишь в свете всего духовно-нравственного его учения.
В этой связи исключительно важно понять суть брянчаниновского отзыва на выход в свет книги Н. В. Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями». В письме к своей духовной дочери, бывшей ученице Гоголя М. П. Вагнер, архимандрит Игнатий, в ту пору настоятель Троице-Сергиевой пустыни, пишет, что автор «Выбранных мест из переписки с друзьями» с горячностью сердца обратился к Богу, но для религии этого мало. Надо познать истину без примеси всего ложного и поддельного, надо по Евангелию выправлять свои мысли и чувствования, только тогда вступишь в чистоту. Но для писателя и этого мало: ему необходимо, чтобы чистота оживлялась, вдохновлялась и просвещалась Духом Святым; без этого вдохновение издает и свет и тьму. Гоголь, узнав мнение духовного лица, сослался на состояние умов современного ему общества, прозябающего в неверии, но в целом он согла{стр. 427}сился с замечаниями архимандрита Игнатия. В нашем издании дан подлинный текст письма, к нему подверстан еще и развернутый комментарий известного гоголеведа И. А. Виноградова, специально изучавшего этот вопрос. Конечно же, отзыв Святителя совсем не филологического, а целиком духовно-нравственного характера и во многом относится к учительно-нравственной и воспитательной проблеме. Материалы раздела замыкает специальная статья «Святитель Игнатий и проблема творчества». Ее автор — известный литературовед, доктор филологических наук А. М. Любомудров.
Отдельным разделом в Приложении публикуется запись о достопримечательном видении паломника Сергиевой пустыни. Рассказан сон лично архимандриту Игнатию. Во сне том представлена картина мытарств душ нечестивых людей, живших в окаянстве. Картина страшная: души те извивались над пропастью и падали под хохот бесов. Между тем души праведников высоко поднимались к небу, вызывая беспокойство вражьей силы. А когда на мытарствах оказалась душа Архимандрита, то небесное облако расступилось и в нем показался Преподобный Сергий в сиянии необыкновенного света и посреди необыкновенного сада. Он-то и принял с радостью Архимандрита в свои небесные обители за то, что достойно послужил Богу и за то, что оправдал заботу о нем самого Сергия, чью земную обитель Архимандрит так долго покоил. Сказание, несомненно, с биографическим подтекстом, повествует о конкретном сне конкретного человека. При жизни Святителя оно не подлежало публикации, а теперь, после его прославления, приобрело особый пророческий оттенок.
В настоящем издании впервые публикуется обширный материл «Дело о крестьянах помещика Страхова». Архивная рукопись — писарская копия с авторского оригинала, поправленная рукою Святителя (им вписаны некоторые новые примечания). Документ этот — ярчайшая иллюстрация к характеристике гражданской смелости и стойкости архимандрита Игнатия, проявленные им при разбирательстве уголовных преступлений новгородского помещика Страхова в отношении его крепостных крестьян. Несмотря на нарочитую запутанность дела, веденного первой следственной комиссией, на подкуп, угрозы и лихоимства со стороны Страхова и его подручных, несмотря на нежелание подавляющего числа членов второй комиссии честно вникнуть в суть дела, архимандрит Игнатий горячо взялся {стр. 428} отстаивать правду от несправедливости, и отстоял. Его записки насыщены неопровержимыми фактами преступного поведения жестокого и распутного помещика, они отмечены еле сдерживаемым гневом по адресу лгунов и крючкотворцев, извращавших состояние взаимоотношений в селах помещика-самодура и крестьян. Этот документ важен для уяснения позиции святителя Игнатия в его полемике с Герценом относительно мер по отмене крепостного права. Текст публикуется полностью, с включением всех постраничных примечаний Святителя.
Несомненный интерес представляет переписка Святителя с игуменом Антонием (в миру Алексей Поликарпович Бочков; 1803–1872), многолетним его сподвижником и корреспондентом. Личность Бочкова совершенно неординарная: талантливый прозаик, неустанный искатель праведности и своего предназначения в жизни, благоговейный паломник к Святым местам и бескорыстный жертвователь на благо Церкви, он впоследствии как доброволец-утешитель уйдет в больницу для тифозных спасать страждущих, и этот поступок довершит его земное бытие — таков игумен Антоний. Вместе с тем, в своих письмах он порою предстает как своенравный полемист и запальчивый критик. Возможно, все это было в его характере, открытом и ярком, но ведь и эпоха 1860-х годов была исключительно разноречивой. Переписка впервые печатается полностью, все тексты сверены с подлинными рукописями. Публикация сопровождается биографическим очерком Бочкова, написанным доктором филологических наук, процессором Тартуского университета Сергеем Геннадиевичем Исаковым (1931–2000). Его работа, убедительная и весьма информативная, во многом по-новому освещает личность игумена Антония и вместе с тем облегчает восприятие многолетней обоюдной переписки двух подвижников святости.
