А потом Руди появился неподалеку вместе с Джил и Ледяным Соколом.

Молнии осветили их, стоявших среди скал и метели, среди непроницаемых черных теней перевала… Руди отступал, он метался из стороны в сторону, пытаясь уйти от молний, которые швырял в него Бектис. Он вскидывал вверх посох, отвечая огнем на огонь и выкрикивая Слова Силы…

Но потом молния попала прямо в него. И он упал.

Тир изо всех сил стиснул зубы, чтобы удержаться от слез.

– А ну-ка, малыш…

Он услышал шорох одежды Хетьи – она снова переоделась в штаны, мужскую рубаху и куртку. Мальчик почувствовал ее запах – более плотный и сладкий, чем запах мужчины. И еще он почуял аромат жареного мяса и картофеля, которые она принесла ему в тыквенной миске. Тир открыл глаза.

– Пожалуйста, развяжи меня, – прошептал он и немного пошевелил руками, стянутыми сыромятным ремнем, пытаясь ослабить боль. Жесткий ремень натер за день кожу, и малейшее прикосновение жгло как огнем.

– Прости, дорогой, не могу. – Хетья взяла из миски кусочек заранее порезанного мяса. – Его высочество и его могущество, похоже, думает, что ты можешь сбежать, и что тогда будет с нами? – Она помахала мясом в воздухе, чтобы остудить его. От него поднимался пар, белый в свете костра.

– Пожалуйста… – Тир старался изо всех сил, чтобы страх не прозвучал в его голосе, но в глубине рассудка царапался панический ужас. Дарки идут… Чародеи в их лагере зажгли огни, выставили вокруг нечто похожее на камни и серые комья шерсти – железо и свет… Языки пламени поднимаются вверх колоннами, лица чародеев освещены, на их бритых головах отчетливо видны линии татуировок, а в глазах таится страх… Воины его отца вооружились мечами и мечущими огонь аппаратами, а потом одного из чародеев захватили упругие щупальца, и когда отпустили – от него осталась лишь кучка перепачканных кровью дымящихся костей…

Это всего лишь воспоминание. Это случилось тысячи лет назад. Дарки не вернутся…

Хетья хмыкнула, оглянулась на Бектиса и, схватив Тира за плечи, рывком развязала узел его пут.

– У мальчика искры полетели из глаз от боли, а холодный воздух, коснувшийся натертой кожи, обжег раны.

Хетья повернула его лицом к себе.

– Это только на то время, пока ты поешь, имей в виду, – сказала она.

Тир едва слышно прошептал:

– Спасибо.

– И не спеши, детка.

Бектис встал и, обойдя костер, подошел к Хетье, усевшейся перед Тиром скрестив ноги. Мальчик склонился над миской, стоявшей перед ним на земле. При приближении Бектиса Тир и Хетья разом поднялись.

– Я не убегу. Я просто… – Тир не договорил. Он не мог сказать этому высокому бородатому человеку, как сильно он его боится, что он не чувствует своих рук, что он просто не в силах убежать туда, в ночь, где его поджидают дарки, в бесконечные тоннели собственных воспоминаний…

Бектис негромко ответил:

– Вижу, что не убежишь.

Жесты его рук были мягкими, выразительными, – как у Джингума из Убежища, который до прихода дарков был актером в Пенамбре. Эти руки словно объяли бесконечную и бесформенную прерию, поглощенную ночью.

В ночи сверкали золотистые глаза. Туман, ползущий по земле, слился с тенями. Что-то там шевелилось.

Сердце Тира остановилось на мгновение.

– Ты ведь знаешь, кто я такой, верно, дитя? – пробормотал Бектис. – Ты знаешь, что я умею. Мне известны тайные имена волков; я могу созвать сюда смилодонтов, подняв их из берлог, и тех чудовищных птиц, что гнездятся в скалах. Они явятся по моему слову.

Но лагерь уже и так был окружен; огромные бесформенные тени шевелились за пределами круга, освещенного костром. Тут и там поблескивали когти длиной в добрый фут. Тир снова в отчаянии посмотрел на жалкий комок огня, возле которого сидели на корточках три черных воина; они всматривались в темноту, и в их серебристо-серых глазах читалась тревога.

Хетья обняла мальчика за плечи, прижала к своему бедру.

– Хватит пугать ребенка, ты, чертов бездушный хищник. – Она утешающе погладила Тира по голове. – Не беспокойся, малыш.

Бектис молча уставился на нее, и после некоторого колебания Хетья добавила:

– Просто оставайся на освещенном месте, и все будет в порядке.

Тир перевел взгляд на лицо Бектиса, взглянул в холодные темные глаза мага – и его желудок сжался от страха. А там, по другую сторону костра, начинается темная бесконечность. Они ждут, его… Против собственной воли Тир отчаянно цеплялся за руку женщины… Да, она украла его, утащила из дома, она была частью злобного замысла Бектиса… но больше ему не за кого было уцепиться.

Хетья добавила чуть громче:

– Он великий колдун, он может удерживать всех этих тварей на расстоянии, малыш. Они не подойдут к нашему лагерю, они не могут приблизиться, ты же видишь. Ну, идем. – Она повела Тира к костру, усадила напротив того места, которое выбрал для себя Бектис. – Давай-ка, поешь немного, а потом ляг и поспи. У тебя был трудный день, чего уж тут.

Она старалась быть доброй, так что Тир не произнес ни слова и постарался съесть немного мяса и картофеля, которые она предложила ему. Но от страха у него так болел живот, что он чуть не подавился, и, в конце концов, покачал головой, отказываясь от еды. Когда он улегся на одеяло рядом с Хетьей, неподалеку от бдящих воинов, он все ещё слышал тяжелое движение огромных тел, скользящих по траве, он слышал их дыхание. И чувствовал запах, смешанный с запахом земли и дождя, и молодой весенней травы, – отвратительную вонь мерзкой плоти.

Ручей, бегущий по ложбинке, весело звенел. Тир боялся грядущего сна, в котором перед ним снова и снова будет повторяться смерть Руди, сбитого с ног молнией… Руди все падал и падал в черноту. Бесконечно длящееся падение с обожженной скалы… и в эти картины вмешивалось видение еще более глубокой тьмы, накрывавшей огни колдуна, накрывавшей всех их…

Потом он проснулся, задыхаясь от ужаса, – и услышал далекий гром и ровный гул степного ветра.

На третий день после того, как они миновали перевал Сарда, на Бектиса и его отряд напали разведчики клана Пустых Озер.

Ледяного Сокола это ничуть не удивило. Он всегда считал, что ума у клана Пустых Озер не больше, чем у обычной степной собаки.

Он догнал Бектиса к полудню второго дня, хотя чародей об этом и не догадывался. Иной раз Сокол обходил отряд с севера, иной раз с юга, пользуясь множеством оврагов и лощин, прорезавших землю, или прячась за низким можжевельником, что торчал над травой.

Он видел, что три черные воина несли тяжелые тюки. Там были одеяла и провизия на много дней. Это было плохо, учитывая то, что сам Сокол не мог добывать себе пищу по мере надобности. Когда колдун остановился на дневной привал, Ледяной Сокол подумал было, что неплохо бы украсть кое-что из их припасов, но тут же отверг эту идею.

Как и у большинства воинов Истинного Мира, У Ледяного Сокола имелся при себе талисман, дававший ему некоторую защиту против иллюзий Мудрейших. Кроме того, он позволял самому Соколу кое-что предвидеть. Но такие амулеты не могли заключать в себе силу, превышающую могущество шаманов, которые их изготовляли. Сокол подозревал, что Бектису не составит труда рассмотреть что угодно сквозь столь слабые чары. Даже если бы Соколу удалось проскользнуть мимо чернокожих, Бектис мог бросить магический взгляд на окрестности лагеря, и тот факт, что вор прячется столь старательно, сразу насторожил бы его… ну, а когда в отряде есть Мудрейший – кто знает, чем все это обернется.

Так что Сокол смешал свои жалкие запасы мяса и рыбы с корнями прошлогоднего подорожника и рогоза, но даже и это потребовало изрядного времени. Он уже чувствовал, как голод грызет его изнутри.

К закату второго дня отряд Бектиса сошел с дороги и повернул на север, к Бизоньему холму – небольшому возвышению посреди прерии, поросшему бузиной и тополями. С незапамятных времен возле этого холма путешественники устраивали привалы, и бандиты всегда знали, где им искать путников. Ледяной Сокол заметил оленя, жевавшего траву. И еще с равнины под укрытие деревьев метнулась антилопа.