Глава третья. Дьявол, подруга и смерть
Как и у Павича, женщина в творчестве Шекспира является своеобразной манифестацией души мужчины. Она — двойник самой значительной, самой сильной, светлой, темной или самой слабой стороны его личности. Заразившись темой, которая преследует мужчину, женщина ступает на тот же путь. Более того — она идет по этому пути первая, как бы открывая мужчине дорогу. Зачастую женщина заходит дальше, чем увлекший ее на этот путь возлюбленный, и, как правило, первой и погибает. Ее гибель означает близость смерти и для мужчины — смерти, которой он уже не может или не хочет избежать.
Рассмотрим в этом ключе трагедию Шекспира «Макбет», которая создавалась под явным влиянием «Пейзажа, нарисованного чаем».
Искушение для Макбета воплощается в трех сестрах-ведьмах, которые слишком хорошо знают будущее и предрекают гламисскому тану скорую власть над Кавдором, а затем и королевскую корону. Банко же они уверяют, что он станет предком королей.
Искушение для Афанасия Разина представляют также три сестры — Ольга, Азра и Цецилия, которые продают ему своих еще нерожденных потомков.
Здесь мы подступаем к теме общего преступления, совершенного Макбетом и Афанасием. И тот и другой сознательно грешат против будущего. Только Макбет одержим идеей это будущее убить (для чего и истребляет детей Макдуфа, ищет способа уничтожить сына Банко); Афанасий же желает будущее купить. Однако суть — одна. Оба хотят властвовать не только сейчас, но и потом.
Поначалу дьявол предостерегает — и того, и другого.
Дон Азередо — Разину:
«Знай, твоя смерть — в ребенке. Мне годы не прибавляются, я их теряю…»
Призрак в облике окровавленного младенца — Макбету:
Лей кровь, играй людьми. Ты защищен
Судьбой от всех, кто женщиной рожден.
И смерть является им в облике дитяти.
«Услышав шаги, младенец проснулся, улыбнулся и открыл глаза… Свилара словно током пронзило в левой стороне груди, когда ребенок вытащил палец изо рта и вполне отчетливо произнес:
— Чего уставился…твою мать, качай!»
Во время последней битвы Макдуф в ответ на похвальбу Макбета о собственной неуязвимости кричит:
Так потеряй
Надежду на заклятье! Пусть твой демон,
Которому ты служишь, подтвердит:
До срока из утробы материнской
Был вырезан Макдуф, а не рожден.
Годы Дона Азередо идут вспять, ибо он сам — смерть, и явившись поначалу мальчиком семи лет, он предстает в конце концов младенцем. Годы Макдуфа идут обыкновенным порядком, поскольку Макдуф, НЕКОГДА бывший тем самым окровавленным, вырезанным из утробы матери — видимо, умершей, — младенцем, теперь выполняет роль посланника смерти.
И наконец подруги Афанасия и Макбета — Витача Милут и леди Макбет. Отношения их с возлюбленными проникнуты глубокой нежностью. Обе состояли некогда в другом браке и имели детей; но брак Витачи с Афанасием и брак леди Макбет с Макбетом — бездетны. Обе женщины гибнут первыми, как бы открывая смерти доступ к мужчине. Пока Витача жива и находится рядом с Афанасием (в женской версии романа героиня не гибнет, а идет на все четыре стороны), Разину ничего не грозит, он защищен любовью Витачи. Надлом, путь вниз, в ад начинается с одиночества. Посланец дьявола посещает сперва женщину — и после этого, лишив Афанасия разина последнего и наиболее надежного прикрытия, уничтожает его самого.
Удивительно тонко понимает свою обреченность после гибели жены Макбет. Резким контрастом выглядит вполне естественная, человеческая реакция Макдуфа на известие о смерти жены и детей:
Всех бедненьких моих? До одного?
О изверг, изверг! Всех моих хороших?
Всех, ты сказал? И женушку мою?
Всех разом?
Макбет, узнав о смерти жены — преданной и очень любящей его подруги — произносит задумчиво:
Мы дни за днями шепчем: «Завтра, завтра».
Так тихими шагами жизнь ползет
К последней недописанной странице.
Оказывается, что все «вчера»
Нам сзади освещали путь к могиле.
Конец, конец, огарок догорел!
Жизнь — только тень, она — актер на сцене.
Сыграл свой час, побегал, пошумел —
И был таков. Жизнь — сказка в пересказе
Глупца. Она полна трескучих слов
И ничего не значит.
Нужно ли говорить о том, что между исчезновением/гибелью Витачи и исчезновением/гибелью Афанасия Разира пролегает точно такое же измеряемое страницами расстояние, что и между смертью леди Макбет и смертью ее мужа.
Итак, в реализации структуры «дьявол, подруга и смерть» Уильям Шекспир в «Макбете» следует Милораду Павичу в «Пейзаже, нарисованном чаем», не отступая ни в одном из принципиальных пунктов.
Иную павичевскую вещь использует Шекспир в «Гамлете», исследуя облик смерти своего героя. Здесь можно ссылаться на «Вечность и еще один день» и на «Хазарский словарь» — в данном случае речь идет о сюжете «Петкутин и Калина».
Сильный волевой отец — у Павича это Аврам Бранкович, у Шекспира Гамлет-старший — создает/рождает сына, достойного всяческих похвал. Петкутин «волшебно красив» в своем «роскошном наряде стиля барокко» и очень образован. Гамлет же, по словам Офелии, «чекан изящества, зерцало вкуса». И Петкутин, и Гамлет испытывают сильную зависимость от отца. Оба героя решаются на опасные игрища со смертью. Не без влияния отца Петкутин пытается обмануть мертвых. Следуя влиянию призрака, Гамлет играет в смерть отца с актерами и открывает череду убийств, пронзив шпагой Полония. А еще он разговаривает с черепом шута, ловко подставляет под казнь вместо себя своих дружков Гильденстерна с Розенкранцем… Гамлет именно играет со смертью — как дразнит ее и Петкутин.
Оба героя втягивают в свою опасную игру возлюбленных — нежных, преданных, созданных для любви. И обе героини — и Калина и Офелия — гибнут первыми, оказавшись жертвами той смерти, которую избрали для себя их возлюбленные. Офелия сходит с ума (Гамлет играет в сумасшедшего) и тонет. Калину разрывают на части духи мертвых.
И обе уже погибшие героини увлекают за собой в небытие своих возлюбленных. Знаменательна смерть Гамлета от руки Лаэрта. Гамлет, сумевший избежать множества ловушек, фактически позвляет себя убить. Может быть, прежде Гамлет уворачивался от убийц лишь потому, что это были, с его точки зрения, НЕ ТЕ убийцы? Лаэрт же — брат Офелии, та же плоть, та же кровь. От Офелии он согласен принять смерть. Петкутина же разрывает на части призрак Калины.
Есть и еще одна рифма, связывающая Петкутина и Гамлета.
«Основное блюдо» в пьесе «Вечность и еще один день», диалог между двумя каменотесами:
«Два каменотеса выбивают на надгробиях имена Петкутина и Калины…
2-й каменотес. А у тебя сегодня длинное имя?
1-й каменотес. Мужское. А мужские имена труднее. Петкутин.
2-й каменотес. Что с твоим случилось?
1-й каменотес. Разное про него говорят.
2-й каменотес. А-а, он из тех, кто в дом не через дверь входит? А что же говорят-то?
1-й каменотес. Говорят, он не человек.
2-й каменотес. Исключено.
1-й каменотес. Почему исключено?
2-й каменотес. Потому что умереть может только тот, кто жив. Никто, кто неживой, умереть не может. Это невозможно.
1-й каменотес. А хочешь убедиться в том, что Петкутин не был человеком?
2-й каменотес. Не откажусь. А как?
1-й каменотес. Очень просто. Загляни в его могилу.
2-й каменотес. В могилу? Там черти свадьбу играют.
1-й каменотес. Его там нет. Могила Петкутина пуста. Как рот без вина.
2-й каменотес. Оборони Господь! Да что же бывает с такими? Куда они деваются? Не может человеку достаться ни двух сокровищ, ни двух жизней.
1-й каменотес. Поэтому я тебе и говорю, что Петкутин не человек…»