Е.Н. Котеночкина (адвокат А.И. Найденова): «Мы считаем, что это инсценировка, мой подзащитный Найденов не имеет к ней отношения».

На том закончилась первая часть судебного заседания. Вторая была посвящена допросу потерпевшего А.Д. Дорожкина, водителя чубайсовской машины. Три часа прокурор, адвокаты обвинения, подсудимые, адвокаты защиты и, наконец, сама судья допытывали беднягу шофера о пережитых им минутах на Митькинском шоссе.

Начал прокурор: «Расскажите, что с Вами произошло 17 марта 2005 года».

А.Д. Дорожкин: «Мы выехали с дачи в начале десятого. Я поставил машину у подъезда, подъехал Крыченко (помощник Чубайса. – Л.К.), минут через десять вышел Чубайс, мы поехали. Я ехал с маяком, несколько раз обгонял машины. Держался разделительной полосы, до обочины было примерно полтора метра. Раздался взрыв, машину отбросило влево. Появились сколы на стеклах. Сверху полетели детали. Плафон вылетел. Мне пришлось подруливать в свой ряд, так как навстречу ехал автобус. Не знаю, что бы было с пассажирами. Ведь машина-то - четыре тонны! Справа по кузову раздались железные удары. Я понял, что стреляют из автомата. Скорость была около сорока километров. Я нажал на газ, и мы уехали. Чубайс спросил, все ли живы. Сначала ехали со скоростью 120 километров, думали, будет погоня. Машину повело вправо, я понял, что пробито колесо. Нам выслали резервную машину. Мы остановились у поста ГАИ на пересечении МКАД с Ленинским проспектом, где Чубайс пересел в машину «тойота лэнд-крузер», простую. Я отвел машину в гараж РАО, мы осмотрели ее: правое колесо пробито, рваные отверстия от пуль, штук двенадцать. Одно из отверстий было около моего виска. Я еще подумал тогда: что случись - кто бы кормил мою семью! Машина БМВ бронированная, колеса с резиновыми вставками, если подобьют, ехать можно. На лобовом стекле три скола по два миллиметра; когда я открыл капот, нашел три гайки, несколько разломанных шайб. Я думаю, что они из взрывного устройства…

Прокурор: «У вас было сопровождение?».

Дорожкин: «У нас не было тогда сопровождения. Эта машина за нами шла – она просто трассу контролировала. Как они попали за нами, я не знаю».

Прокурор: «Как шла взрывная волна?».

Дорожкин: «Волна шла от передней правой фары».

Прокурор: «Как вы поняли, что это автоматные пули?».

Дорожкин: «Во-первых, быстро. Во-вторых, что еще-то? Я выстрелов не слышал. Взрыв и потом застучали пули».

Прокурор: «Кто был с вами в машине?».

Дорожкин: «Крыченко и Чубайс».

Прокурор: «Извне можно их разглядеть?».

Дорожкин: «Нельзя, стекла тонированные. Силуэты видно».

Прокурор: «Предусмотрено ли было сопровождение вас какой-либо личной охраной?».

Дорожкин: «У нас тогда ничего не было. Мы ездили всегда одни».

Прокурор: «Как вы расцениваете? Что это – имитация?».

Дорожкин: «Мне показалось, что это не имитация. Машину бросило. Взрыв нормальный. Все было, наверное, по-настоящему».

Прокурор: «То, что машина Чубайса была защищена броней, было ли каким-то секретом?».

Дорожкин: «Я думаю, нет».

Прокурор: «Получили ли вы сами телесные повреждения? Каково было ваше состояние?».

Дорожкин: «Повреждений не было, но когда осознал это, то состояние у меня было… психологическое, наверное, как еще сказать?».

Дорожкин перевел дух, весь вспотев от воспоминаний о своем «психологическом состоянии». Допрос катился дальше. Настала очередь адвоката А.Б. Чубайса Шугаева спрашивать водителя о пережитом.

Шугаев: «Если машина бронированная, можно ли определить в движении, бронированная машина или нет?».

Дорожкин: «На ходу, наверное, нельзя определить».

Шугаев: «А степень ее защиты?».

Дорожкин: «Выдерживает выстрелы из снайперской винтовки».

Шугаев: «Около поста Чубайс пересаживался в другую машину, она была бронированная?».

Дорожкин: «Нет».

Шугаев: «Кто-нибудь видел, как Чубайс пересаживался?».

Дорожкин: «Я не знаю, пост ГАИ на другой стороне».

Шугаев: «А сколько времени заняла пересадка?».

Дорожкин: «Секунд двадцать».

Шугаев: «Воронку от взрыва видели на следующий день?».

Дорожкин: «Воронка метров пять, машина целиком может туда уйти».

Мирно тек допрос потерпевшего А.Д. Дорожкина стороной обвинения. Но когда к допросу приступила сторона защиты, ладный строй показаний водителя был нарушен неудобными вопросами. Для неудобных вопросов в суде есть универсальное средство – их снимают. Первым задавал вопросы В.В. Квачков.

Квачков: «Александр Дмитриевич, вы когда лучше помните события – сейчас или пять лет назад?».

Дорожкин: «Пять лет назад».

Квачков: «Почему же вы скрывали столько лет, что Чубайс пересаживался в другую машину?».

Судья снимает вопрос.

Квачков: «Вы говорили полтора года назад, что в РАО ЕЭС приехали на другой машине?».

И этот вопрос судья снимает.

Квачков: «Вы всегда говорили, что Чубайс приехал в РАО на вашей машине?».

Дорожкин: «Нет, не всегда».

Квачков: «В чем заключаются отличия по внешнему виду бронированной машины от небронированной?».

Дорожкин: «По внешнему виду – по колесам, по стеклам».

Квачков: «Вам известна стойкость машины на подрыв?».

Дорожкин: «Не знаю».

Квачков: «Сколько лет вы возите Чубайса?».

Дорожкин: «Одиннадцать лет».

Квачков: «Вы одиннадцать лет не замечали машину охраны?».

Дорожкин: «Да это же не машина охраны!».

Квачков: «Какова была глубина воронки?».

Дорожкин: «Метра полтора, наверное».

Вопросы стал задавать Иван Миронов.

Миронов: «Сопровождения у вас не было в принципе или только в тот день?».

Судья незамедлительно снимает вопрос.

Миронов: «Какова стоимость бронированного автомобиля А.Б. Чубайса?».

Дорожкин: «Семьсот тысяч долларов».

Миронов: «Простите, я не ослышался?».

Дорожкин: «Да, семьсот тысяч долларов».

Вопросы О.И. Михалкиной (адвокат Ивана Миронова).

Михалкина: «Каким договором закреплена Ваша работа у Чубайса?».

Дорожкин: «Никаким».

Михалкина: «Вы работаете бескорыстно?».

Вопрос о бескорыстии чубайсовского шофера судьей снят.

Михалкина: «Вы нашли под капотом какие-то гайки, а дальше что с ними было?».

Дорожкин: «Выбросил».

Михалкина: «Что случилось с автомашиной после 17 марта?».

Дорожкин: «Не знаю, больше ее не видел».

Михалкина: «Вам известно что-либо о защитной капсуле бронированной машины?».

Дорожкин: «Известно».

В допрос вступает Роберт Яшин.

Яшин: «Кого из подсудимых вы видели на месте происшествия?».

Дорожкин: «Никого».

Яшин: «Вы когда поняли, что это был взрыв, - во время взрыва или через некоторое время?».

Дорожкин: «Когда пули застучали».

Яшин: «До того, как пули застучали, вы какое расстояние проехали?».

Дорожкин: «Метров пять».

Яшин: «А скорость какая?».

Дорожкин: «Километров сорок».

Адвокат Р.С. Закалюжный: «Сколько раз вы слышали звуки от пуль?».

Дорожкин: «Не меньше трех-четырех».

Закалюжный: «Как это согласуется с двенадцатью отверстиями, которые вы видели в гараже?».

Дорожкин: «Никак не согласуется».

Закалюжный: «Вы что-нибудь слышали о расстреле автомашины Чубайса в гараже? Вы в нем не участвовали?».

Судья торопится снять вопрос.

Вступает Александр Найденов: «Какой временной промежуток между взрывом и попаданием пуль?».

Дорожкин: «Секунда, полторы».

Найденов: «Когда вы услышали взрывы, что происходило между пассажирами?».

Дорожкин: «Они разговаривали, обсуждали какие-то вопросы. А после взрыва звонили по телефону».

Найденов: «В момент подрыва и обстрела действия пассажиров вы наблюдали?».

Дорожкин: «Я ничего не слышал, никакой реакции».

У судьи единственный вопрос: «Вы сказали, что после взрыва никакой реакции от Чубайса не последовало? И как после этого Вы можете объяснить, что они сразу стали звонить?».

Тут бедный Дорожкин окончательно запутался, начал бессвязно бормотать, что «это было во время взрыва, а то после взрыва, но отнюдь не в процессе взрыва…».