Прокурор: «Марки автомашин Вы запомнили?».

Ларюшин: «СААБ темно-синего цвета и «хонда» коричневого или серого цвета».

Прокурор: «А чем привлекла ваше внимание группа людей?».

Ларюшин пожал плечами: «Это наша работа – отслеживать группы людей – в машинах, не в машинах».

Прокурор допрос закончил, всем своим видом показывая, что больше из свидетеля ничего не выжать. Впрочем, «выжимать» из Ларюшина что-либо было еще и опасно, так как с первых же слов он неправильно назвал цвет СААБа, перепутав темно-зеленый с темно-синим, а цвет «хонды» определил в диапазоне от коричневого до серого вместо серебристого.

К допросу приступила защита. И сенсационные новости не замедлили посыпаться одна за другой.

Квачков: «Когда Вы узнали, что на Митькинском шоссе был взрыв?».

Ларюшин, не задумываясь: «Кутейникову кто-то позвонил. Но мы остались в РАО, так как Чубайс все равно направлялся на работу». И это следом за только что сказанным им прокурору, что о взрыве он узнал от Клочкова, Моргунова, Хлебникова!

Квачков: «В Ваши обязанности входило оказание помощи Чубайсу в чрезвычайных ситуациях?».

Ларюшин: «Да. Если мы находились рядом».

Квачков: «Ваше местопребывание в РАО ЕЭС в тот момент было вызвано отсутствием команды оказать помощь Чубайсу?».

Ларюшин с готовностью закивал: «Команды не было».

Интересная получается ситуация: взрыв, обстрел, нападавшие скрылись, возможно, будет еще одно нападение на подраненный броневик с уже поврежденным колесом, но вторая машина охраны, обязанная встречать Чубайса и отражать дорожные опасности «в случае чего», преспокойно простаивает в гараже РАО, предоставив никем не охраняемому главному энергетику на поврежденном автомобиле самому добираться до работы. Впору вновь задаться вопросом, так волнующим исправных плательщиков за электричество: «За что им только деньги платили из наших с вами средств?». Хотя напрашивается более серьёзный вопрос: «Почему не последовала команда на выдвижение второй машины охраны? Кто и почему избегал лишних глаз?».

Першин, адвокат Квачкова: «Вы часто прибываете двумя экипажами к дому Чубайса?».

Ларюшин: «Всегда! Один экипаж осматривает место жительства, другой осматривает трассу».

Першин: «Откуда Вы знаете, по какому маршруту будет двигаться Чубайс?».

Ларюшин: «От смены, которая работала накануне».

Еще одна новость! Оказывается, маршрут движения Чубайса был известен заранее, с вечера, и передавался по смене, что предыдущие охранники-потерпевшие всячески отрицали.

В допрос вступает Михалкина, адвокат Миронова: «Вы видели БМВ Чубайса? Опишите его».

Ларюшин: «Ну, бронированный, цвет черный, номера не помню, у него много номеров сменилось».

Михалкина тут же: «Сколько и какие номера сменились у БМВ Чубайса?».

Бедный Ларюшин, он понял, что вляпался, и растерянно мычит что-то нечленораздельное о том, что он номер совсем не помнит. Сторона обвинения многоголосо протестует против вопроса защиты, и судья его снимает.

Миронов, подсудимый: «С учетом того, что правительственный номер закрепляется не за автомашиной, а за ответственным лицом, сколько у Чубайса было правительственных номеров?».

Ларюшин уже успел осознать допущенный промах, выпутывается: «Один».

Миронов с сомнением: «И Вы утверждаете, что не помните буквы и цифры одного-единственного номера?».

Ларюшин упорно твердит: «Не помню».

Что за игра с правительственными номерами и для чего она нужна Чубайсу? Может, для того, чтобы фантомно и анонимно, но с удобствами и привилегиями появляться в самых неожиданных местах и с неожиданной стороны, в то время как официальный БМВ с официальным правительственным номером следует известным всей челяди и обслуге курсом? Чубайс любит мистификации, это же всем известно!

Яшин, подсудимый: «17 марта 2005 года ваш экипаж убывал на эвакуацию Чубайса?».

Ларюшин с мольбой в голосе: «Нет, мы были в РАО».

Яшин: «А самого Чубайса 17 марта Вы видели?».

Ларюшин: «Нет!».

Яшин: «Всю эту информацию Вы кому-нибудь рассказывали до сегодняшнего дня?».

Ларюшин медленно и покаянно мотает головой: «Нет».

Закалюжный, адвокат Роберта Яшина: «17 марта 2005 года Вы видели поврежденный автомобиль Чубайса?».

Ларюшин нехотя и тихо: «Видел».

Закалюжный: «В какое время и в каком месте?».

Ларюшин: «В гараже, а в какой день – не могу сказать».

Закалюжный: «Стекла машины Чубайса были затонированные?».

Ларюшин: «Да».

Закалюжный: «Людей через них видно?».

Ларюшин: «Нет».

Закалюжный: «Почему же Вы считаете, что на этой машине передвигался именно Чубайс?».

Ларюшин с непонятной дрожью в голосе: «Номера - его, машина - его. Может, он вышел, конечно, и она одна поехала. Но об этом никто и знать не будет».

Найденов, подсудимый: «Вы кого-либо из подсудимых 10 марта 2005 года на станции Жаворонки видели?».

Ларюшин: «Нет, не видел».

Найденов: «Навыки обращения с огнестрельным оружием у Вас есть?».

Ларюшин осторожно, крадучись: «Служил, стрелял, но не воевал».

Найденов: «Навыки взрывного дела имеете?».

Ларюшин испуганно: «Нет-нет».

В допрос по второму кругу, чтобы закрепить нужные показания свидетеля, вновь вступает обвинение.

Шугаев, адвокат Чубайса: «Правда ли, что Вам преподавали азы взрывного дела, как утверждает подсудимый Найденов?».

Ларюшин, не сводя зачарованного взгляда с Шугаева, кивает: «Да».

Шугаев подбадривающе улыбается ему: «И в чем же эти азы? Как закладывать фугас или как его обезвреживать?».

Ларюшин, не отрывая подобострастных глаз от Шугаева, выпаливает: «И то, и это!».

Адвокат сокрушенно рухнул на стул…

Любовь КРАСНОКУТСКАЯ,

Информагентство «СЛАВИА»

  * Должны поправить простодушного автора: за последние годы подобные судебные действа перестали быть уникальными. Наши читатели это хорошо знают («КБ»).