Даша
Какое-то предчувствие давило на грудь. Сначала было весело и радостно! Радостно, что с ее родными все в порядке, как и с Лешиными. Радостно, что сами они — здесь, в «Дзержинском», вдали от всех катастроф и бедствий, в окружении лучших друзей. Но радость быстро померкло.
Родители Жени и Ани не выходил на связь. От них не было ни весточки… В новостях передавали что количество смертей в городе не поддается исчислению. Две тысячи человек! Так мало, в сравнении с полутора миллионами жителей города, и так много, если представить их все вместе. Две тысячи мертвых тел! Две тысячи оборвавшихся жизней! А сколько жизней искалечено навсегда? Сколько детей лишились родителей, сколько родителей потеряли детей? Сколько любящих сердец никогда уже не встретятся…
К тому же между Аней и Женей что-то произошло. И дело было не только в их печали по пропавшим без вести родным, что-то произошло именно между ними. Они и словом не обмолвились о том, о чем говорили, оставшись вдвоем, но по настороженным взглядам, которые они бросали друг на друга, становилось понятно что что-то между ними не так.
Знать бы, что именно? И не последствия ли это FV? Не очередное его проявление? Да, сотовые работали исправно, больше не порываясь вибрировать, или выдавать на экран это ненавистное сообщение. Да, по всем каналам крутили новости о Медянске. О том, что связь восстановлена, о том, что силы МЧС в городе, и оказывают любую помощь всем, кто в ней нуждается. Что дела идут на лад, и если утром высказывалось предложение эвакуировать весь город, то уже к обеду было принято решение просто расчистить дороги, позволив выбраться всем желающим, и, соответственно, вернуться в город всем, кто пожелает это сделать. Глава МЧС склонялся к мысли о том, что город безопасен. Что «Голое безумие», чем бы оно ни было, больше не представляет ни для кого опасности.
Некстати вспомнилось, что когда-то так думало и руководство Чернобыльской АЭС, затянув эвакуацию Припяти. А что, подымит реактор, пофонит немного, и успокоится!
Даша не помнила число жертв Чернобыльской катастрофы, но от чего-то ей казалось, что «Голое безумие» уже может сравниться с ней по масштабу. А если Медянск по-прежнему опасен? Она совершенно не разделяла оптимизма Марины, уговаривавшей всех вернуться в город уже завтра. Сама она уговаривала Лешу остаться в «Дзержинском» еще как минимум на неделю, посмотреть, как дела пойдут дальше. Или, как вариант, объехав Медянск по широкой дуге, уехать на Дальний Восток, к родителям. Слава Богу, чтоб хотя бы он не рвался домой. Его родные были в безопасности, «Дзержинский» его вполне устраивал, а провести несколько дней вне большого и шумного Медянска он не отказывался и когда Медянск еще был просто городом, а не зоной бедствия.
Даша не понимала своего дурного предчувствия. Вроде бы все было хорошо, все шло на лад, и не было никаких объективных причин для страхов и опасений. И тем не менее, что-то не давало ей покоя. Как будто-то она чего-то не учла, чего-то не заметила… При чем чего-то, лежавшего на самом видно месте.
Она поделилась своим ощущением с Мариной, но та лишь рассмеялась, обняв ее, слово маленького ребенка.
— Дашонок, я тебе скажу, как человек, большую часть жизни проходивший в очках. Мне это чувство знакомо! Вот бывает, встаешь утром, первым делом, еще не проснувшись, нашариваешь на тумбочке очки, одеваешь их, и идешь одеваться. Приводишь себя в более-менее божеский вид, параллельно просыпаешься, и идешь искать очки, которые давно у тебя на носу. Бродишь, бродишь по квартире, ищешь их, и все время тебе кажется, что ты их положила куда-то на видное место! На самое видное, чтоб найти было легче, и что именно из-за того, что оно, это место, настолько видное, ты очки найти и не можешь. А потом ты, плюнув на очки, решаешь что рано или поздно все равно найдешь, и идешь в ванную чтобы умыться. Чтобы плеснуть в лицо холодной водой, взбодриться, открыть слипающиеся глаза, и вернуться к поиску проклятых очков. Заходишь, набираешь в ладошки воду, плещешь в лицо, и понимаешь, вот они, очки-то! Так что, Дашонок, я тебя прекрасно понимаю. Кажется что что-то забыли, что-то просмотрели, что-то не учли. Скорее всего, уезжая из города, ты просто забыла что-то взять. Что-то нужное тебе, вот теперь и гадаешь.
Такой ответ оптимизма Даше, естественно, не добавил. Не в забытой вещи дело было… В чем-то еще, но вот понять бы, в чем именно!
К обеду обсуждение «Голого безумия» в столовой стало плавно сходить к нулевой отметке. В Медянске продолжали разбирать завалы, уточнять списки погибших и пропавших без вести. Аня и Женя не отходили от телевизора, ища в выводимых на экран списках знакомые имена, и молясь о том, чтобы не найти их. Сергей пытался выйти в Интернет через свой сотовый, но тот, с удовольствием принимая звонки, подключаться к сети почему-то не захотел.
В итоге ничего нового и полезного из новостей они не узнали. Все, что говорилось там, можно было почерпнуть от знакомых, оставшихся в городе, посредством тех же мобильников.
После обеда все они пошли на экскурсию в Дзержинец. Поселок оказался именно таким, как Даша его себе и представляла. Самым обыкновенным, каких сотни по всей России. Единственной его достопримечательностью было озеро, которое Даша активно пощелкала фотоаппаратом, без которого она, как правило не выходила из дома. Настроение у всех было средней приподнятости. Даже грустная и подавленная Аня улыбалась Лешиным шуткам, и любовалась вместе с Мариной на водную гладь Балаха, как и все остальные мечтая искупаться.
Там же, на берегу озера, и ей, и всем остальным стала ясна причина улыбки, не сходившей с лица Сергея. Оказывается, утром Марина рассказала ему новость, которую так долго приберегала для какого-нибудь романтического момента. Поздравления будущих родителей немного подняли Даше настроение, но вскоре на заднем плане сознания вновь начала свербить мысль о том, что она никак не может увидеть что-то, лежащее на самом видном месте.
Побродив по поселку, наевшись мороженого («Когда нам в следующий раз доведется поесть Омского мороженого? — заявил Леха. — В Медянск его не завозят, так что давайте закупаться по полной!»), и от скуки побродив по рынку, чтобы послушать слухи о происходящем в городе (но так и не услышав ничего достойного внимания), они повернули назад. Возвращаться в санаторий тоже не хотелось, поэтому, наверное с час они сидели на берегу озера, любуясь его красотой.
— Знаете, а я бы хотела жить здесь! — сказала Марина. — Построить домик прямо вот тут, на берегу озера, чтобы видеть его из окон спальни!
— А что, вариант, — улыбнулся Сергей. — Купим землю, построим дом, фермерствовать станем. Представляешь, стадо бычков, свинюшки, курочки. И поле капусты, поле картошки! Романтика!
— Ага, и я в теплушке и в резиновых калошах, пахнущая землей и навозом. Как-то не слишком романтично.
— А больше здесь заниматься нечем, — вмешался Женя. — работать здесь негде. Поселок маленький, все работают либо в санатории, либо… Что тут еще есть? Почта? Пара магазинов? И на тутошние зарплаты дом вряд ли купишь.
— А мы станем миллионерами, и приедем сюда доживать остаток дней!
— А может нам всем скинуться, и купить санаторий? — предложила Даша. — Ну, в смысле, образуем акционерное общество, возьмем кредит на развитие, или найдем инвесторов, купим «Дзержинский», отремонтируем его и отпиарим его так, что сюда снова генсеки партии приезжать начнут?
Сначала все рассмеялись. Потом, видя что Даша даже не улыбнулась, задумчиво посмотрели на нее.
— Ты это серьезно, что ли? — первым спросил Леха.
— А почему нет? Или вообще, не будем его ремонтировать и переделывать. Подрехтуем немного, и станем рекламировать как «Последний кусочек Советского Союза»! «Реликвия СССР»!
— Ага, «Парк Советского периода».
— Вот только без плагиата…
Теперь и остальные стали понимать, что она не шутит.
— И кто ж нам столько денег даст? — поинтересовался Женя.