С приходом к власти в Польше католического фанатика Сигизмунда ІІІ ситуация резко изменилась. Будучи шведом, Сигизмунд плохо разбирался в истории Польши, в ее социальных, религиозных и межнациональных отношениях. Кроме того, он прибыл, как говорится, «с пылу, с жару» из страны, где шла беспощадная борьба католиков с протестантами.
Простое население Малороссии от гнета панов и религиозных гонений десятками тысяч бежало на юг к казакам. Неслучайно конец XVI в. ознаменовался первыми казацкими восстаниями на юге Малороссии. Вот характерный пример: в конце 1624 г. в Киеве униат войт[98] Федор Ходына и мещанин Созон начали опечатывать православные церкви. Киевский митрополит Иов Борецкий немедленно послал гонца к гетману Коленику Андрееву и всему Войску Запорожскому. По приказу гетмана в начале 1625 г. к Киеву подошли два казацких полковника, Яким Чигринец и Антон Лазаренко, с казацким войском. Православные церкви были распечатаны, а Ходына и несколько мещан-униатов заключены в оковы.
У населения Малой и Белой Руси не меньшее, чем религиозные преследования, раздражение вызывали экономический гнет и грабежи со стороны польских панов. Чтобы избежать обвинений в предвзятости, приведу большую цитату из работы канадского историка (украинского происхождения) Ореста Субтельного: «На земледельцах-магнатах лежит и огромная доля ответственности за напряженность и нестабильность, ставшие хроническими болезнями украинского общества.
В то время в Украине действовал один закон и одно право — закон и право сильного. К насилию прибегали прежде всего сами магнаты — при малейшем конфликте со своими подданными и друг с другом. При слабости королевской власти царили эгоизм и анархия. Даже сами поляки вынуждены были признавать: „На Украине правит беззаконие“.
Склонность магнатов к применению грубой силы ярче всего проявлялась в их отношении к крестьянству. Как мы помним, на первом этапе освоения целинной степи землевладельцы заманивали к себе крестьян, учреждая на определенный срок свободные от повинностей слободы. Но когда все сроки истекли, магнаты набросились на крестьян как голодные звери, отвечая на малейшие попытки сопротивления жестким насилием и все больше зверея по мере того, как им удалось гасить очаги крестьянских волнений…
Пахари новоосвоенных земель, еще не забывшие вкус свободы, отныне должны были трижды или четырежды в неделю работать „на пана“. А в придачу землевладельцы выдумывали все новые и новые службы и повинности, к тому же и королевская казна требовала уплаты за дом, скотину и хозяйство. Но хуже всего приходилось крестьянину, когда магнат сдавал свои владения в аренду — а к этому ненавидимому крестьянами способу управлять своими землями украинские помещики прибегали довольно часто. Условия аренды заключались в следующем: арендатор регулярно выплачивал землевладельцу твердо установленную сумму, а все, что удавалось выжать из крестьян сверх того, забирал себе…
К 1616 г. более половины принадлежавших польской короне украинских земель были арендованы евреями. У одних только князей Острожских было 4 тысячи евреев-арендаторов. Вкладывая собственные деньги в аренду и получая ее всего на два-три года, они были заинтересованы в получении за столь короткий срок максимальной прибыли, а потому нещадно эксплуатировали и земли и крестьян, вовсе не интересуясь последствиями. Нередко арендатор требовал, чтобы крестьяне работали „на пана“ уже не три-четыре, а шесть или даже все дни недели, и челядь магната силой выгоняла их в панское поле.
Другой формой аренды стало приобретение монопольного права на производство и продажу табака и алкоголя. Монополист-арендатор мог требовать с крестьян любую плату за эти столь высоко ценимые ими товары — и надо ли говорить, что это не прибавляло ему популярности… По выражению английского историка Нормана Дейвича, именно участие евреев в эксплуатации украинского крестьянства польской шляхтой „было главной причиной той страшной расплаты, что не единожды ожидала их в будущем“».[99]
А вот типовой договор польского феодала с арендатором: «Дали мы, князь Коширский, лист жиду Абрамку Шмойловичу. По этому арендному листу имеет он, жид, право владеть нашими имениями, брать себе всякие доходы и пользоваться ими, судить и рядить бояр путных, даже всех крестьян виновных и непослушных наказывать денежными пенями и смертию».[100]
Согласно летописи начала XVII в., паны и их арендаторы взимали подати — «дуды, повивачное, огородщизна, подымное, поголовщина, очковое, ставщина, сухотелыцизна, пороховщизна, пересуды и аренды, а сверх того от всякого скота и от пчел девятая часть, от рыбных ловель урочное». «По толкованию самого летописца, дани, взимаемые жидами, были следующие — от играния на дудке, свирели, скрепке и прочее; от детей новорожденных за повияч 200, от всяких садовых и огородных плодов 200, от каждой хаты 5, подушный оклад 10, от вступления в брак 6, от улья пчел 2, от рыболовни, из стодола 10, от ветряных мельниц и жерновов 20, судные посулы, т. е. позов для судящих 29; особо за откуп жидами церквей божиих, а также и всяких питейных статей; пороговщина от каждого рога волового; от рога коровьего — девятая доля».[101]
Религиозная и экономическая эксплуатация поляков не могла не вызвать крестьянских и казацких восстаний в Украине. Перечислю наиболее крупные из них.
1591–1593 гг. Украинский шляхтич Кристоф Косинский поднимает казаков и крестьян. Восставшие захватывают города Белая Церковь, Триполье, Переяслав, Богуслав и осаждают Киев.
1594–1596 гг. Восстание поднимает казацкий атаман Северин Наливайко. Летом 1595 г. восставшие овладели Слуцком, Бобруйском, Могилевом и др. Восстание охватило огромный район от Запорожской Сечи до Могилева и от русской границы на востоке до Луцка и Кременца на западе. Лишь в мае 1596 г. польским войскам удалось подавить восстание. Наливайко был казнен в Варшаве 1(11) апреля 1597 г.
Несколько слов стоит сказать и о малороссийских казаках.[102] Казаки делились на запорожских и реестровых. Официально существование запорожских казаков было признано в 1499 г. в уставной грамоте великого князя Литовского Александра, данной киевскому войску: «Которые козаки з верху Днепра и с иншних сторон ходят водою на низ до Черкас и далей».
С начала 90-х гг. XX в. в Украине делаются попытки доказать, что запорожцы были каким-то особым народом. Аналогично в России кое-кто пытается доказать, что донские казаки тоже были каким-то особым народом — не русским, не украинским, а неведомым. На самом деле в XV–XVI вв. запорожские казаки сами считали себя русскими, говорили и писали по-русски с небольшими вкраплениями местных выражений, то есть можно говорить о говоре запорожцев. Запорожские казаки часто уходили на Дон и, наоборот, донские — на Днепр, и никто никого не считал иностранцами.
Прием в запорожские казаки был очень прост — надо было правильно перекреститься и говорить по-русски, все равно на каком диалекте. Запорожцы делились на сечевых и зимовых казаков. Первые жили в казачьей столице — Сечи — по куреням. Кстати, столица не всегда находилась на острове Хортица. Сечевые казаки были привилегированной частью запорожского казачества. Только они имели право выбирать из своей среды старшину, получать денежное и хлебное жалованье, участвовать в дележе добычи, вершить все дела войска. Все они были холостыми или по крайней мере считали себя таковыми.
Семейным казакам разрешалось жить вблизи Сечи по балкам, луговинам, берегам рек, лиманов и озер, где появлялись или целые слободы, или отдельные зимовники и хутора. Жившие в них казаки занимались хлебопашеством, скотоводством, торговлей, ремеслами и промыслами и потому назывались не «лыцарями» и «товарищами», а подданными или посполитыми сечевых казаков, «зимовчаками», «сиднями», «гниздюками». Но все, вместе взятые, сечевые и зимовые, составляли одно войско — «арматное стадо», именовавшее себя официально «Славным низовым запорожским войском и товариством», или пространнее: «Войско днепровское, кошевое, верховое, низовое и все будучее на полях, на лугах, на полянках, и на всех урочищах морских, днепровских и полевых, и морской кошевой атаман, старшина и чернь». Московские люди неофициально называли иногда запорожцев низовыми людьми или низовиками.
