Литмир - Электронная Библиотека

Их не осмелятся сразу бросить в грязную темницу, где стены покрыты плесенью, а с потолка сочится вода. Король Яков спешно приготовил для них комнату в Белой башне. Правда, и здесь пахло сыростью и запустением; голые стены были неровными — то там, то здесь от них отстала и отвалилась штукатурка. На полу — следы от метлы. В огромном помещении имелся камин, правда, не разожженный, а в одной из стен — высоко, почти под самым потолком — окно. Старинный дубовый стол был явно притащен сюда еще откуда-то; позади стола ряд стульев, перед столом — два грубо сколоченных табурета. Стулья — для судей, табуреты — для обвиняемых.

Один из послов как-то раз назвал Якова «самым мудрым идиотом во всем христианском мире». Яков. Сын Марии Стюарт, королевы Шотландии. Он был еще в утробе матери, когда несколько шотландских баронов у нее на глазах убили ее любовника, Риччо. Говорили, что король с самого раннего детства до смерти боялся клинков и лезвий. Бог обделил его красотой — язык плохо помещался во рту, отчего Яков всю жизнь страдал обильным слюноотделением. Мылся он редко, казалось, даже не замечал, что ходит в грязном, хотя и дорогом платье. А еще король обожал свежие фрукты, отчего нередко страдал расстройством желудка — об этом недуге монарха украдкой перешептывались те, кому по долгу службы приходилось стирать его нижнее белье. Другой слабостью короля Якова были заморские вина. Мало кто видел его пьяным, однако почти никто — совершенно трезвым. Чем дальше, тем более значительные суммы денег тратил король на свои прихоти и все сильнее приходил в ужас от этого бездумного расточительства ныне покойный главный королевский секретарь Роберт Сесил. Кто знает, не было ли причиной этого транжирства детство, проведенное в бедности, в холодной, неуютной стране? Но самое главное — полное равнодушие короля к женщинам, зато повышенный интерес к молодым мужчинам.

И все же его не стоит недооценивать, мысленно напомнил себе Грэшем. Якову ничего не стоит обречь их с Джейн на смерть без суда и следствия. Не стоит забывать, что этот человек не только английский король, но и король Шотландии, страны, пожирающей собственных монархов. И пока Яков все чаще и чаще уже одной своей ленью и бездействием передавал власть в руки парламента и пуритан, в стране нет и намека на народное недовольство. А еще Яков — писатель, да и в уме ему тоже не откажешь. Подобно любому венценосцу, он участвовал лишь в тех спорах, в которых мог одержать победу, однако острый его ум — особенно в те минуты, когда Яков им пользовался, — был всегда при нем. В чем король преуспел, так это в искусстве сохранения собственной шкуры.

Но то же самое можно сказать и о сэре Генри. Он не сомневался, что именно эта самая его шкура и станет предметом разговора на сегодняшней встрече.

* * *

Яков не стал вставать, когда сквозь скрипучие двери в зал ввели Грэшема и его жену. Манион был вынужден остановиться у входа, рядом с вооруженной стражей. Что это? Намеренная грубость? Безразличие? Или просто шотландская непринужденность, которой успел прославиться Яков? Правда, пользовался он ею нечасто и с выгодой для себя. Гости явно находились в невыигрышном положении. Грэшем одет каменщиком, Джейн — домохозяйкой. Стража забрала у обоих мужчин оружие. Невозможность переодеться, тот факт, что у них отобрали шпаги, — все это неспроста. Удивительно, как простая одежда способна лишить мужчину — да и женщину тоже — привычного достоинства. Будь у него такое желание, Грэшем без труда представил бы себя в королевском облачении. Но нет, он не должен поддаваться соблазну! Сейчас самое главное — определить, в какой степени опьянения пребывает Яков. Все остальное на время следует выбросить из головы. Для него не существуют даже те, кто сейчас сидит рядом с королем.

Стаканчик вина его величество уже успел принять — в этом не было никаких сомнений. Однако рука короля, хотя и по-женски маленькая, была тверда, никакой дрожи. В общем, пусть и в подпитии, однако способности ясно мыслить Яков не утратил. И отдает отчет в своих действиях.

Грэшем перевел взгляд на остальных. Боже праведный! С одной стороны стола королевский фаворит Роберт Карр, он же виконт Рочестер. С другой — сэр Эдвард Кок. Неужели это его судьи? Разве не так он представлял себе ад? Предстать перед судом, во главе которого Эдвард Кок? И вот теперь жуткий кошмар превратился в явь? Если так, то они с Джейн уже мертвы. Однако если держаться — то до самого конца!

Грэшем подошел ближе и отвесил королю учтивый поклон. Тех двоих, что сидели рядом с Яковом, он проигнорировал. Краем глаза сэр Генри заметил, как Джейн сделала реверанс. Что ж, ее выдержкой можно только гордиться. Ни слез, ни причитаний! Нет, конечно, и ей страшно, еще как страшно, но все-таки врожденное мужество оказалось сильнее. Ощути в себе страх и побори его.

— Сэр Генри… и леди Грэшем! — Язык короля понемногу начинал заплетаться, и теперь он говорил с заметным шотландским акцентом. В минуты волнения или будучи пьяным Яков обычно переходил на привычный ему с детства грубоватый шотландский говор. Слово «сэр» в его устах начинало звучать почти как «сыр». Интересно, что тому причиной сейчас — волнение или опьянение?

Яков игриво помахал рукой.

— Так кто все-таки перед нами? Сэр Генри и леди Грэшем или же каменщик и его жена?

Кок и Карр захихикали. Безмозглые идиоты и подхалимы! Грэшем заставил себя успокоиться.

— Думаю, ваше величество, нам лучше следовать традиции, установленной вашими славными предшественниками, — ответил Грэшем с поклоном. — Прежние монархи, переодевшись простолюдинами, путешествовали по стране наравне со своими подданными… — По крайней мере, так говорится в преданиях. В действительности же им не выжить и пары секунд в драке в какой-нибудь придорожной таверне. — Людям, наделенным куда меньшим достоинством — таким, как я и моя жена, — полезно брать пример с тех, кто выше нас, ибо это хороший жизненный урок…

Яков задумался. Карр, как отметил про себя сэр Генри, рассеянно уставился в окно. Молчание затягивалось.

— Прошу вас, присаживайтесь.

— Благодарю вас, ваше величество, за любезность, — ответил Грэшем. Сидеть в присутствии короля — это несомненная честь. Придворные большую часть времени проводили стоя. Однако то, что сесть им было предложено не сразу, говорило об одном: за этим явно что-то последует. «Спокойнее. Спокойнее. Не заводись, — мысленно осадил себя Грэшем. — Слушай. Смотри в оба. Запоминай». Лично он сам предпочел бы остаться стоять.

Он сел.

— Вероятно, вам не дает покоя вопрос: зачем я, к вашему великому удивлению, вызвал вас сюда? Разумеется, я должен извиниться за то, что столь резко нарушил ваши планы.

Это «разумеется» сделало жест извинения бессмысленным. Зато угрозу — явной. Она исходила со всех сторон — даже от этих голых каменных стен. Никого еще не вызывали в Тауэр развлечения ради.

— Не исключаю даже, что я оторвал вас от куда более важных дел.

И вновь шотландский говорок — протяжный, липучий.

— Для меня нет более важных дел, ваше величество, нежели служить вам верой и правдой, — ответил Грэшем, а про себя подумал: «Господи, неужели это я? Неужели это мой язык произносит все эти льстивые речи?» — Мы более чем готовы служить вам и польщены оказанной нам честью лицезреть ваше величество.

— Да-да, — ответил король. — Служить вы умеете, сэр Генри, причем отлично.

Неужели на лице короля мелькнула улыбка? Или это ему примерещилось? Если и мелькнула, то столь же быстро исчезла.

— Тем не менее, причина, по которой я распорядился вызвать вас сюда, куда важнее, нежели обмен светскими любезностями, хотя вы и мастер по этой части. На вашей репутации, Генри Грэшем, лежит грязное пятно. Боюсь, вы что-то замышляете против меня!

Грубость короля давно стала притчей во языцех. Согласно расхожему мнению, именно по этой причине он не желал назначать Эндрюса па место архиепископа Кентерберийского.

Самое время парировать выпад.

46
{"b":"122759","o":1}