Овербери шагнул на середину комнаты. Грэшема он проигнорировал.

— Ваш слуга жуткий наглец, сэр Эдвард! — воскликнул сэр Томас. Сняв с рук дорогие перчатки, он небрежным жестом бросил их на стол. — Этот щенок позволил себе неслыханную дерзость — вздумал спросить меня о времени моего визита! Меня, человека, близкого к трону, сановника, занимающегося государственными делами! Как вы сами только что видели, я поставил нахала на место. Хотя, безусловно, было бы лучше, чтобы это сделал его хозяин.

Ну и ну, подумал Грэшем. Любопытные речи. Он посмотрел на сэра Эдварда.

Судя по всему, подробности кражи компрометирующих писем Кок получил от Овербери. Иначе, зачем тот здесь? Похоже, пропажа бумаг ставила многих в неловкое положение. Хотя Овербери и вошел в комнату, разыграв перед этим настоящий спектакль, и намеренно тянул с серьезным разговором, все-таки он был здесь не по своей воле, а по настоянию Кока. Находка писем придала бы сэру Эдварду определенный вес в глазах Овербери, а значит, и в глазах Карра, и в глазах самого короля. Более того, это бы дало Коку моральное преимущество в его отношениях с королем, реши он выступить спасителем трона. Сидевший в Грэшеме циник отметил, что заодно Коку подвернулась бы редкостная возможность шантажа.

Любопытно, эти письма написаны рукой самого короля? Если так, если они попали в руки к сэру Эдварду, то теперь Яков целиком и полностью в его власти. Если же их автор Карр, то от них легко отмахнуться как от подделки. Так или иначе, Карр лишится благосклонности короля, окажись он повинен в пропаже писем. А когда на карту поставлена репутация королевского фаворита, то повод опасаться за свою шкуру есть и у Овербери.

«Интересно, сумеет ли сэр Эдвард Кок, человек заносчивый и тщеславный, придержать язык и не ответить колкостью на колкость этому самовлюбленному грубияну. Похоже, нас ждут интересные вещи. Что ж, посмотрим, да, посмотрим, что будет дальше…»

Не дожидаясь приглашения, Овербери сел, явно стремясь показать, что именно он хозяин положения, бесцеремонно отодвинул в сторону какие-то бумаги и обвел глазами комнату. Но вот его взгляд остановился на Грэшеме.

— Грэшем, — произнес сэр Томас без тени удивления.

Он презрительно скривил губы и даже не удостоил сэра Генри кивком — вопиющая неучтивость. Причиной дуэлей подчас становились и куда менее значительные оскорбления. Хорошие манеры — отнюдь не исключительно внешний лоск. В первую очередь они служат мерилом оказываемого уважения.

Овербери еще раз окинул глазами комнату и вновь остановил взгляд на Грэшеме. Сэр Генри стоял с таким видом, словно счел Овербери человеком, недостойным внимания, и потому смотрел сквозь него в поисках чего-то более важного. Помимо взгляда, устремленного куда-то вдаль, сэр Томас не мог не заметить и сардонической полуулыбки, игравшей на губах Грэшема, словно тот одновременно и игнорировал его присутствие, и издевался над ним.

— Грэшем!.. — На сей раз в голосе Овербери слышалась ярость. — Зачем нам в этих делах понадобился соглядатай?

Эти его слова были обращены к Коку; тон, которым они были произнесены, не допускал возражений.

Сэр Генри сделал нечто такое, чему Овербери оказался бессилен что-либо противопоставить. Грэшем просто не обращал на него внимания. Он отвел глаза от окна, в которое до этого смотрел, и устремил взгляд мимо Овербери на Кока.

— Как я уже говорил, не пора ли нам перейти к делу? — обратился к нему сэр Генри с нарочитым спокойствием.

Лицо Овербери вытянулось.

— Немедленно прекратите свои игры, Грэшем! — заорал он. — Или я проломлю вам череп, как только что сделал это со слугой!

Как же лучше поступить — продолжать в том же духе или все же смирить гордость перед этим грубияном? Впрочем, сэр Томас не оценит ни того ни другого. Так что лучше продолжать в подобном стиле.

Грэшем вежливо дождался, пока Овербери закончит свою тираду, после чего продолжил, как будто не слышал никаких оскорблений в свой адрес. Впечатление того, что в комнате находятся лишь двое, он и Кок, было столь сильным, что Овербери был вынужден тряхнуть головой, чтобы удостовериться, что происходящее ему не примерещилось.

— Лорд Солсбери придерживался того мнения, что эти в высшей степени позорные письма были украдены либо у Kappa, либо у Овербери. И если нам с вами предстоит заняться ими, то для начала нам следует прекратить играть друг с другом в словесные игры. Лично я считаю, что письма эти были украдены именно у сэра Томаса.

Грэшем произнес эти слова таким тоном, будто никакого сэра Томаса в комнате не было и в помине.

— Овербери, конечно, умен и отдает себе отчет в том, что может произойти, попади эти бумаги в руки к врагам короны. С другой стороны, такому, как он, хватит коварства хранить их у себя, дабы в дальнейшем использовать против Карра или даже против самого короля. Впрочем, ему хватит высокомерия и глупости, чтобы просто их потерять. Не удивлюсь также, если письма похитил кто-то из слуг, рассчитывая затем с их помощью навредить бывшему хозяину.

На мгновение в комнате повисла тишина, и этой секунды хватило, чтобы до Овербери дошел смысл сказанных сэром Генри слов. Он моментально взорвался и с ревом подскочил к Грэшему:

— Ах ты, скотина! Собака! Ты, сукин сын!..

Еще миг, и его шпага уже наполовину покинула ножны. Овербери был готов в любую секунду наброситься на сэра Генри.

В следующий миг Овербери почувствовал, что парит в воздухе. За этим ощущением последовало другое, менее приятное, — он с глухим стуком рухнул на пол, затем последовала острая боль, а дальше накатилось блаженное забытье.

Боль — первое, что осознал сэр Томас, когда пришел в себя. Резкая, острая боль, а еще бульканье — это воздух пытался прорваться сквозь рот и нос, наполненные кровью. Где-то рядом звучали невнятные голоса. Грэшем!..

— …Так что в целом вряд ли можно ожидать каких-либо значительных успехов, если мы станем обращать слишком большое внимание на место преступления. Кто бы ни украл письма, он наверняка постарался замести следы. Кроме того, вор попробует с помощью этих бумаг нажить себе политический или финансовый капитал. Но для этого ему нужно обнародовать письма. Теоретически подобное сумел бы сделать тот самый кембриджский книготорговец. Подосланные Сесилом шпионы могут гордиться, что вышли на след человека, который так или иначе замешан в этой истории. Подозреваю, сам вор приложил усилия к тому, чтобы им это стало известно. Думаю, в первую очередь необходимо разыскать пресловутого книготорговца. Через него мы сможем выйти на след украденных бумаг и в дальнейшем заполучить их. Другое дело — сделаем ли мы это на его условиях или же предложим ему свои собственные.

Сэр Эдвард замер в своем кресле, переводя взгляд то на Грэшема (кстати, тот как ни в чем не бывало продолжал четко и ясно излагать свои мысли), то на распластанное на полу бесчувственное тело Овербери. И дело было даже не в том, что нашелся человек, рискнувший дать отпор — и какой! — сэру Томасу. Кок поразился той стремительности, с какой этот отпор был дан. Это из-за нее сэр Эдвард утратил дар речи, не говоря уже о том, что впервые за многие годы в нем шевельнулся страх. А ведь, признаться честно, он уже почти забыл, что это такое. Все произошло столь быстро, что Кок не успел ничего толком рассмотреть. Овербери, обнажив шпагу, двинулся на Грэшема. Тот, казалось, даже не шелохнулся, лишь слегка отклонился в сторону. Сэр Томас бросился вперед, а сэр Генри ловко подставил ему подножку. В результате нападавший потерял равновесие, а потом рухнул на пол, крепко приложившись лицом. После этого Грэшем совершенно спокойно вновь поудобнее уселся в кресле и продолжил свои речи, словно ничего такого особенного и не произошло. В дверь вбежали слуги. Сэр Генри не удостоил их взглядом — даже того парня с перевязанной головой, который наверняка не удержался от злорадной ухмылки, увидев на полу поверженного Овербери. Кок знаком велел им выйти вон.