Почти не удивительно… Почти не удивительно беспечному цветку, что холод шалой бритвой махнет по стебельку. Убийца светлоокий уходит, чинно-строг, а солнце мерит сроки, какие скажет Бог. Apparennty with no surprise To any happy flower, The frost beheads it at its play In accidental power. The blond assasin passed on, The sun proceeds unmoved To measure off another day For an approving God. Все двери загодя раскрыв… Все двери загодя раскрыв, рассвета жду одна, гадая: птицей он влетит иль хлынет, как волна? Not knowing when the dawn will come I open every door; Or it has feathers like a bird, Or billows like a shore? Как тяжек путь земной… ** Как краток путь земной, как безысходна боль, и сколько бед нас ждет – я знаю. Ну, и что? Смерть ожидает всех, и никакой расцвет не вечен: всё сгниет. – Я знаю. Ну, и что? Однажды в небесах всё взвесят на весах, получит всяк – свое. – Я знаю. Ну, и что? I reason, earth is short, And anguish absolute, And many hurt; But what of that? I reason, we could die: The best vitality Cannot excel decay; But what of that? I reason that in heaven Somehow, it will be even, Some new equation given; But what of that? Здесь лето кончилось моё… Всё, лето кончилось мое. Когда, какой душе цвести столь щедро суждено? А мне велят уже явиться в зимний дом, делить с морозом кров. Ну что же, скуй полярным льдом невесты южной кровь! "Twas here my summer paused, What ripeness after then To other scene or other soul? My sentence had begun, To winter to remove, With winter to abide. Go manacle your icicle Against your tropic bride! Сначала сердце просит…
Сначала сердце просит блаженств, потом – покоя, чуть позже – легких зелий для притупленья боли. А там – уйти бы в дрёму, и наконец – как милость – чтоб волей Инквизитора скорее смерть явилась. The heart asks pleasure first, And then, excuse from pain; And then, those little anodynes That deaden suffering; And then, to go to sleep; And then, if it should be The will of its Inquisitor, The liberty to die. Есть некая пора… Есть некая пора, когда ход времени спрямлен, и вечно ясен горизонт, и тих любой сезон. За летом лето настает, и слит июньский век с эпохой августа весь год, и счастлив человек… There is a zone whose even years No solstice interrupt, Whose sun constructs perpetual noon, Whose perfect seasons wait; Whose summer set in summer till The centuries of June And centuries of August fuse And consciousness is noon. Вскрой птичье тельце… Вскрой птичье тельце – увидишь песню, трель за трелью – нитью витой. Музыка – спутница летних рассветов, струны умрут – она будет с тобой. Высуши русло – отыщешь источник, – капля за каплей – с водой ключевой. О вивисектор, Фома маловерный! Видишь: та птица была – живой? Split the lark and you"ll find the music, Bulb after bulb, in silver rolled, Scantily dealt to the summer morning, Saved for your ear when lutes be old. Loose the flood, you shall find it patent, Gush after gush, reserved for you; Scarlet experiment! sceptic Thomas, Now, do you doubt that your bird was true? |
