Им не нужна птица счастья завтрашнего дня, им давай все сегодня, при жизни. Движение хиппи – это от пресыщенности богатством, это от поиска новых ощущений, это экскурсия в бедность и нищету.

Есть русская пословица: что имеем – не храним, потерявши – плачем. Идущие в хиппи сознательно на время освобождаются от богатства, чтобы оценить вес его преимущества, теряют, чтобы найти.

Закончив путешествие в НИЧТО, они начинают еще больше ценить временную потерю, становятся преуспевающими дельцами, зачастую очень и очень прижимистыми.

Испробовав вкус нищеты, они становятся цепными псами богатства. И самыми ревностными защитниками и апологетами капитализма, ведут респектабельный образ жизни, И – не имеют ничего против, если их детей потянет в... хиппи. Все возвращается на круги своя – к достатку, к богатству, которое было модно во все времена, и мода на которое – непреходяща.

В фильме С. Говорухина «Так жить нельзя» примечательные слова: «Вероятно, в биографии будущего политического деятеля никого уж не удивит такая строчка: «В молодости занимался фарцовкой».

Нам представляется, эти слова будут ему лучшей рекомендацией: сызмальства начал заниматься делом. Коммерция малолетних для нас все еще в диковинку, экзотична. Мы смирились с тем, что она процветает ТАМ, а к себе примерить опасаемся. ТАМ коммерция понятие вневозрастное, ТАМ и живут богаче, вероятно, потому, что очень рано приучаются тратить свои заработанные. ТАМ старшекласснику стыдно просить у родителей доллар, два, три на мелкие расходы.

Наша контрпропаганда усердствовала в стремлении заклеймить, пригвоздить, разоблачить американский образ жизни, как деляческий, прагматический. Подумать только, американский подросток, хоть и не жил в плановом государстве победившего социализма, планировал свои расходы: из заработанного икс долларов на любовь (цветы, кино, мороженое), игрек на запчасти, зет на телеграмму бабушке. Где же души высокое стремленье, где же романтика? Они же юные, расчетливые старцы, эти так называемые юные американцы, центами и долларами прокладывают себе каждый шаг, один холодный расчет и практицизм, как их терпят их девушки? И не странно ли: девушки воспринимали как должное, знали, сколько у возлюбленного ассигновано на любовь, и с этой суммой соразмеряли свои желания, все о'кей! Просто в их монастыре свой устав. В одной из московских школ провели эксперимент. Ученикам был задан вопрос:

– Какие три способа удовлетворения потребностей вы знаете?

После минутного замешательства, вызванного необычностью задания, посыпались ответы:

– Взять в долг.

– Взять в кредит.

– Вступить в кооператив.

– Завести дело.

– Ограбить миллионера.

Школьники не знали, что и их наставники, которым был задан тот же вопрос, заработали жирную единицу.

У американской школьницы – цветной! – ответ был готов сразу:

– Три способа удовлетворения потребностей – произвести, купить или вырастить.

Говорят, эта история оказала решающее значение на судьбу одной учительницы, которая собиралась эмигрировать в Штаты и заняться там преподавательской же работой. Она испугалась, что там ей придется не учить, а переучиваться, и отказалась от оформления выездных документов.

На одном из съездов Союза писателей, когда было модно глаголить на тему «прежде и теперь», прозвучала цифра впечатляющих успехов: если при царе на тульской земле был всего один писатель, то теперь на учете областной писательской организации аж тридцать прозаиков, поэтов, публицистов и критиков, рост творческого потенциала – слава великой партии! – аж на две тысячи девятьсот процентов.

Все было правильно, все. Одно разъяснение: до революции на тульской земле работал Лев Толстой. Тридцать его воспреемников канули в Лету безвестными, а цифра, такая впечатляющая, осталась, переходила из доклада в доклад.

То же самое относилось и к педагогике. По числу остепененных педагогов мы оставили далеко позади весь цивилизованный мир: у нас больше сорока тысяч кандидатов и пяти тысяч докторов от педагогики. У нас единственная в мире Академия педагогических наук, академики и члены-корреспонденты по педагогике, специальные институты, педагогические общества – есть все, кроме Педагогики. Отсутствие Педагогики опустошительным образом повлияло на нашу экономику, привело к бедам и бедности, способствовало нищете как духа, так и тела.

Что было в основе? Прежде всего, воспитание в духе преданности тем, кто по красным дням календаря поднимался на трибуну Мавзолея, ибо они были олицетворением и цветом Системы. Каждый шаг ребенка был заклиширован: октябрята – внучата Ильича, пионер – всем пример, комсомол – передовой отряд молодежи.

Шла роботизация подрастающего поколения. Вот и твердили в ответ на призыв: «Юные ленинцы! К борьбе за дело Коммунистической партии будьте готовы!» – «Всегда готовы!». Это девятилетние-то? Худо, видимо, шли дела у партии, если она призывала в помощники играющих в крестики-нолики и в кукол. Детей приучали произносить слова, не вдумываясь в их смысл, ибо никто не мог сказать, как направить детские усилия на защиту ленинского дела; дежурная отговорка об учебе без троек ничего не говорила ни уму, ни сердцу.

Форма, галстуки, сборы отрядов и дружин, слеты, рапорты, стенгазеты, отчеты, старшие пионервожатые, районные, областные, республиканские и Всесоюзная пионерская организации – найдется ли экономист, что прикинет, во что обошлась красно-галстучная говорильня, какую прореху сделала в бюджете? Сюда надо добавить еще и стоимость выпечки диссертаций по истории и теории пионерского движения, да и кошт «теоретиков».

Хлеб вся эта братия ела недаром. Роботизированные, приложив руку к козырьку, конец рапорта об очередном свершении заканчивали страшной, если вдуматься, фразой:

– Готовы выполнить ЛЮБОЕ задание партии и правительства!

Берлин-53, Венгрия-56, Прага-68, Новочеркасск-61, ГУЛАГ, Афганистан показали: исполнители для ЛЮБОГО задания, исходящего со Старой площади, всегда находились. Все вносилось в летопись славных дел пионерии и комсомола.

Сюда надо добавить еще и подготовку кадров для Системы – в духе беспредельной преданности, настолько беспредельной, что учили предавать отца и мать, брата и сестру, отнимали все самое святое, зато – какая открывалась карьера! Поощрялось одно: исполнительность. Роботы плодили себе подобных, способность самостоятельно думать отправлялась в бессрочный отпуск. Лишь бы не было сомнений в Системе. Поощрялось превыше всего: – Слушаюсь! Будет исполнено!

Целые поколения выкашивались как творцы. Мы пожинаем горькие плоды роботизации: дефицит на умеющих думать, самостоятельно мыслить, принимать решения, брать на себя ответственность. И когда МЕНАТЕП по телевидению заявил, что делает ставку на тридцатилетних, а на сорокалетних только за редким исключением, то вызвал на себя шквал критики: не поспешили ли списать с корабля тех, кому до пенсии еще жить и жить? Увы, большинство сорокалетних уже не в состоянии перестроиться.

Вот вам и Педагогика, вот вам и плоды ее неустанного труда, плоды разорительные. Они усугублялись и еще одним: пестованием трутней. Заниматься трудом до достижения паспортного возраста – ни-ни! Знаем, что скажут нам в ответ на это утверждение генералы и фельдфебели от педагогики: неправда, воспитание зиждилось на общественно-полезном труде.