Лайам нахмурился, признавая резонность суждения.

«И что же мне делать?»

«Беги из Торквея», – посоветовал фамильяр.

Очевидно, мысль эту он лелеял давно, ибо аргументация его была очень весомой. Уорден наверняка полагает, что главная цель беглеца – передать флакон королю, и потому бросит все силы на то, чтобы помешать ему это сделать. Выходы же из столицы будут охраняться формально. За «Солнцем коммерции», безусловно, следят, однако леди-пацифик вряд ли сумеет взять под контроль все корабли Беллоу-сити.

«Там найдется по меньшей мере с десяток судов, что идут в Саузварк. Через неделю-другую мы окажемся дома».

«А что станется с королем? Он ведь умрет, пока я буду спасать свою шкуру?»

«Мастер, но ты же не знаешь, способна ли эта штука его исцелить».

«Это правда, однако шанс все-таки есть. Значит, следует попытаться».

Лайам стоял в узеньком переулке, растирая руки, чтобы согреться, и ждал. Пауза была долгой. Наконец пришел вопрос:

«Зачем тебе это?»

«Как зачем? Король есть король!»

«Трон пустым не останется. Его тут же займут. А вдруг это пойдет государству на пользу? Никанор немощен, у него нет детей. Ты сам говорил, что он – никудышный правитель».

– Да, говорил. – Лайам скривился.

«Это не значит, что его надо бросить в беде. А потом, если я, как побитый пес, вернусь в Южный Тир, что скажет по этому поводу герцог?»

«Герцог? Герцог, пожалуй, рассердится… Даже наверняка».

«Рассердится? Ха! Он просто мне голову с плеч снимет».

Дракончик примолк, пораженный мрачностью перспективы. Его хозяин внутренне усмехнулся. Герцог и впрямь промахов своим подданным не прощал, однако вовсе не страх перед ним являлся причиной нежелания Лайама покинуть столицу.

Что же тогда? Никанор IV действительно слабый властитель, плохо управляющий королевством. Страна приходит в упадок, торговать и путешествовать стало опасно. Дороги разбиты, в море хозяйничают пираты, леса оккупировали разбойники, мелкие землевладельцы грызутся между собой… «Так почему бы не дать ему умереть, в надежде, что его место займет кто-нибудь посильнее?» Лайам не знал почему, просто… Просто это было неправильно, вот и все.

«Нет не все! Тебе хочется переиграть Уорден. Ты можешь ее одолеть, обхитрить и оставить с носом! Вот истинная причина твоего нежелания отступить!»

Прилетел Фануил. Он приземлился на другом конце переулка и подбежал к хозяину легкой трусцой. Дракончик встряхнулся, как пес, вылезший из воды. Лайам наклонился, удостоверился, что склянка на месте, и почесал рептилии спинку.

«Ну что, ты готов?»

Дракончик кивнул.

«Вот и прекрасно. Вперед!»

Контролировать всю длину набережной миротворцы никак не могли. Лайам надеялся проскользнуть между ними. Прячась за зданиями, он старался идти параллельно Монаршей, что было довольно сложно, ибо извилистые проулки то и дело норовили сбежать к реке. Фануил парил в ночном небе, высматривая огоньки фонарей караульных и подыскивая бесхозную лодку.

На легкий успех рассчитывать не приходилось. Заводи, где стоят посудины богачей, наверняка охраняются, так же как и большие лодочные причалы. Охранников, конечно, можно бы усыпить, но действие заклятий дракончика весьма кратковременно, поднимется переполох, и миротворцы сообразят, что преступник пытается переправиться через реку.

Ударили колокола. Недолгая их перекличка сказала беглецу, что полночь уже миновала, ибо большинство городских звонарей от полуночи и до шести утра имело обыкновение спать. Лайам положил себе час на попытки отыскать что-либо подходящее для переправы. Если в течение часа ничего так и не подвернется, он велит Фануилу пустить в ход свою магию, а там будь что будет.

Но не успел он принять это решение, как фамильяр доложил ему о подарке судьбы. Обнаружилась маленькая лодчонка, причаленная к неосвещенной лесенке – точнехонько между двумя патрулями. Вознося молитвы неведомому, но опекающему его божеству, Лайам побежал по проулку, спускавшемуся к реке, и тенью скользнул к берегу. Справа и слева на достаточном удалении от него мигали фонарики миротворцев. Вдали над водой мотался еще один огонек, за ним – уже на том берегу – дрожали редкие пятнышки света, в остальном же город скрывала непроглядная тьма.

Деревянная лесенка оказалась довольно ветхой, но все-таки крепкой. Лайам ухватился за перекладины и принялся спускаться вслепую. Он нащупал лодку ногой, поморщился, когда та стукнулась о причал, и кое-как забрался в нее, едва не свалившись в воду. Усевшись, он отвязал носовую веревку, отпихнулся от лестницы и взялся за весла. И только тут подумал, что кому-то по его милости придется заночевать в южной части Торквея.

«Ну что ж, пусть лучше уж кто-то, чем я, – подумал Лайам. – В конце концов, существуют мосты». После нескольких боязливых попыток он нашел способ взмахивать веслами так, чтобы уключины не очень скрипели. Через какое-то время в темноте стукнули коготки, на кормовую скамейку плюхнулся Фануил. Лайам поднял голову, но разглядеть дракончика не представлялось возможным. Огоньки южного берега стремительно удалялись. Оглянувшись через плечо, Лайам увидел, что его несет вниз по течению к отмели, у которой Монаршая делала поворот, прежде чем обрушиться в море.

«Миротворцы вроде бы ничего не заметили, – сообщил наконец фамильяр. – А у нас теперь есть своя лодка».

Лайам работал веслами, торопясь выбраться из потока.

– Своя, – проворчал он и покрутил головой. – Надо же такое придумать!

Подгребая к северной набережной реки и выискивая, куда бы причалить, Лайам развлекал себя вычислениями. Тысяча миротворцев, из них столько-то отдыхает, столько-то дежурит на постоянных точках, столько-то патрулирует Беллоу-сити. Остаток брошен на поиски беглеца. Он разделил приблизительную длину городской части Монаршей на это число, потом удвоил полученный результат, ибо у реки две стороны, и еще раз удвоил, поскольку стражам велели караулить попарно. Конечно, расчет был весьма приблизительным, и все-таки выходило, что самое минимальное расстояние между постами должно было чуть превышать сотню ярдов.

«Проскользнуть сложновато, но можно… в такой темноте».

Фануил осмотрел берег и нашел несколько подходящих лесенок и неохраняемых спусков. Лайам, положась на удачу, пошел к одному из этих причалов. Нос посудины ткнулся в камень. Беглец, ухватившись за перекладину, нащупал конец веревки, крепко привязал лодку и поспешно выбрался на мостовую.

Там он закинул за спину сумку, взял в одну руку трость, а в другую – фонарь, обнаруженный в носовом ящичке лодки, потом пересек набережную и зашагал вглубь Ремесленного распадка.

Дом Кейда никем не охранялся. Фануил облетел вокруг него и доложил, что с тыльной стороны здания на первом этаже окон не наблюдается, зато на втором их целых три, и выходят они в узкий проулок.

Лайам прошел туда и выбрал окно, отделенное от других толстой печной трубой. Дом мэтра был каменным, как и большинство столичных домов, одетых плющом. Сумку и трость Лайам припрятал у подножия кладки, потом снял сапоги, запихал их под тунику и поморщился: чулки его сразу намокли. Взяв в зубы проволочную ручку рыбацкого фонаря, он полез вверх.

Это было нетрудно даже и в темноте: кухонная труба, выступавшая из стены, представляла собой неплохую опору, как и грубо отесанные камни старинной кладки. Лайаму было за что уцепиться и на что встать. Карабкался он медленно, чтобы плющ не очень шуршал, но тем не менее сумел подобраться к намеченному окну прежде, чем ноги успели замерзнуть. Втиснувшись в угол между трубой и рамой, взломщик зафиксировал свое положение и свободной рукой вытащил висящий на поясе нож.

«Фануил!»

Окно могло вести в спальню служанки.

«Будь готов усыпить тех, кто окажется там!»

«Да, мастер».

Лайам сжал зубы так, что заныла челюсть, и вставил кончик ножа между рамами, потом повел его вверх и, дойдя до задвижки, нажал. Рамы разошлись и открылись внутрь – по счастью, беззвучно.