— Конечно, она была чудачкой, — задумчиво рассказывал Симонов. — Хоть случай с поросенком Чокало.
Год был тяжелый, недород. И Ренате подарили в день ее рождения поросенка, чтоб она его выкормила и заколола на мясо и сало. А Реночка полюбила этого поросенка. И самое удивительное, что и поросенок очень привязался к ней. Бегал за ней, как собачонка, откликался на кличку Чокало.
О том, чтоб его зарезать, не было и речи. Все село потешалось от души. Когда Чокало подрос и прокормить его становилось все труднее и труднее, Рената увезла его в Саратов, где как раз проходили гастроли Дурова, пришла к нему в цирк и подарила поросенка. Чокало оказался очень способным цирковым артистом.
Кроме кошки Золушки и пса Тиля, у нее животных и не было, а на выделенном ей приусадебном участке она вместо картошки да капусты выводила цветы редкостной красоты, которые у нее воровали и продавали в городе по рублю штука. Но если кто останавливался, чтоб полюбоваться бескорыстно, Рената сейчас же предлагала семена или отводки. Некоторые брали, чтоб посадить в палисаднике под окнами. А теперь все Рождественское тонет в цветах. Если бы только она видела! Ты посмотри, хоть теперь!
Приходя поздно вечером с разнарядки, измотанная до крайности, Рената писала в своем дневнике: «…и все-таки я чего-то добилась! Когда я приехала, люди ничего не знали. Не знали даже, как вносить удобрение, даже лущение стерни не применяли. Махнули рукой на сорняки. Поля — настоящий живой гербарий.
Как было страшно, когда осот созревал. Словно метелица мела над зелеными полями — миллиарды белых пушинок с семенами, несущими запустение. А теперь и осота нет, и на полях хлеба, а не сорняки. Курсы полеводов, что я веду каждую зиму, сослужили свою службу».
«…Опять вызывали в райком: все анонимные письма. Кому-то я мешаю жить. Опять приехала комиссия.
Новый секретарь райкома Лосев относится ко мне очень добро. Удивляется, почему я редко обращаюсь к нему за помощью.
Я только улыбалась.
— Привыкли?! — ужаснулся он.
— Гневаюсь по другому поводу, к чему привыкнуть не имею права. Ведь я воспитанник Тимирязевской академии.
— Понимаю, — кивнул он рано поседевшей головой. — Это ваша гордость и источник сил.
Лосев проводил меня до лестницы.
— Будем делать, что можем, — серьезно сказал он, пожимая мне руку. — А ведь я знал вашего покойного мужа… Мы были в одном подразделении. Он действительно погиб как герой».
В дневнике о муже было совсем мало. Ведь это не был дневник событий — Рената была слишком занята и заносила в дневник главным образом мысли. В апреле 1945 года была скупая запись: «Сегодня ровно месяц, как я получила похоронную. Думала, не переживу. Глубоко виноватой я чувствую себя перед ним. Не могла любить его, как он того заслуживал.
И кого любила — образ, созданный моим воображением. Ведь и видела его и говорила с ним всего-то четыре раза, но для меня было достаточно, что он где-то живет, работает, путешествует, что его ценят и любят в России.
Но он погиб трагически, еще раньше мужа».
Рената покраснела и отодвинула дневник. «Я его видела только раз… Его давно нет».
О ребенке записей было больше. И как он впервые улыбнулся, и впервые стал на ножки, первый раз упал и горько плакал от боли. Дитя человеческое!!!
А потом скорбная и короткая запись: «Мой сын умер. От дифтерита…
Когда Мишеньке сделали прививку, глаза у него прояснились, он схватил меня за руку: мама, пойдем гулять?
И умер. Слишком поздно. Врач встала передо мной на колени и не могла вымолвить ни слова. Она сама мать».
«…Какое беспросветное одиночество! Сначала ушел отец, потом муж, а теперь и сын… Я так устала от всего, что порой хочется умереть. Но когда я подумаю, что пришлют на мое место кого-нибудь вроде нашего зоотехника…
Даже если и не вроде него, не алкоголика. Рождественскому нужны такие, как я. Это я знаю твердо. И не только потому, что земле нужен научный подход, а я агроном высокой квалификации. Дело в другом… более важном».
«…Интеллигент на селе — это боец. Горький называл интеллигенцию ломовой лошадью истории. До чего верно!»
В дневнике было много вырванных и уничтоженных страниц. О чем там писала Рената? А потом шло раздумье о Времени. К этому Рената возвращается неоднократно. На полях тетради почему-то начертана формула Эйнштейна Е = тс2. Формулу эту Рената нашла и на полях многих книг, как будто хозяйка их чертила машинально.
С чем она ее связывала?
«…Что же такое — Время? Что такое Человек? Зависит ли он от времени или сам создает его?
Английский историк Вальтер Ман писал: «Всегда презирают свое собственное время, каждый век предпочитает предшествующий». Неправда! Ведь прогрессивно мыслящие люди никогда не смотрят назад, только вперед.
Как жаль, что я пришла так рано…
«Конечно, лучше и легче прийти на готовенькое. А кто-то бы за тебя все делал?»
«…Будущее создается тобой, но не для тебя, потому что в этом будущем тебе уже не жить, — вот закономерность.
Надо делать то, что должно, творить
Завтра, пока хватит душевных сил».
«…О люди будущего, поймете ли вы нас?»
Рената медленно завернула дневник и положила его в дальний угол письменного стола. Откуда ей знать, может, придет еще одна Рената Петрова, пусть и та прочтет.
Потом она перечитала стихи. Одно стихотворение попадалось Ренате особенно часто. Оно было многократно переписано. Оно было во многих конвертах со штемпелем Москвы и Ленинграда, даже Киева. Видимо, Рената не раз посылала его в журналы, но его неуклонно возвращали автору. В одном так и не отправленном письме она писала: «Сегодня мне опять вернули стихи. Наверно, я графоман. Надо взять себя в руки и больше не писать стихов. Раз они никому не нужны. Только отнимать у себя время, а работы — край непочатый. Но моя беда в том, что я не могу не писать».
Рената недоверчиво отнеслась к этому стихотворению (непризнанному, ненапечатанному), но ее тронула искренность, сквозившая в каждой строке. Она переписала стихотворение в свою записную книжку.
НА ОБЛАЧНОМ БЕРЕГУ
Забытый городок. Весь в зарослях ореха.
Бегущие холмы и старый тихий дом,
Здесь каждый вздох повторит смутно эхо,
И листья осенью шуршали под окном.
Одна гравюра в комнате пустынной
— Портрет Эдгара По,
И яркий лунный свет.
Здесь умирал в печали неизбывной
мечтатель, нищий и поэт.
Жизнь, полная невзгод, обид и муки.
Одна мечта ему безмерно дорога.
Никем не слышимые впитывал он звуки,
Незримые он видел берега.
И расцвели невиданные склоны.
К ним алые скользили паруса.
Могучие соленые циклоны.
Тропические яркие леса.
Там чистая Ассоль, как он, мечтать умела
И чуда ждать, Как завтрашний ждут день.
И песнь о счастии навстречу ей гремела,
И звали паруса под радостную тень…
Странно, но это стихотворение почему-то вернуло ей мужество. Рената надела новое платье, сшитое по моде начала века, и, путаясь в длинной юбке, впервые без страха вышла одна на улицу.
Она хотела узнать новое Рождественское, прежде чем покинуть его навсегда.
Что ж, теперь в Рождественском было все, чего хотела Рената для родного села: культура, наука, красота. А люди отличались интеллигентностью, были простодушны в общении, приветливы и добры.
Рената познакомилась с очень славной пожилой парой — супругами Яковлевыми.