— Тебе чего, Кирилл? — спросил он неприязненно. И оглянулся вокруг. На широком тяжелом лице его отразилось недоумение.

— Черт побери, если я что-нибудь понимаю…

— Поймешь. Как ты себя чувствуешь?

— Как с перепоя. Башка разламывается. Где это мы?

— На планете Харис.

— Все шуточки… У американцев, что ли? Что со мной стряслось? Авария? Я ничего такого не помню…

— Можно назвать и аварией.

— Может, ты мне объяснишь подробнее?

— Непременно. Хоть сейчас…

… Уилки видел очень мучительный сон, будто он прощался с Джен навсегда. Он лихорадочно целовал ее губы, щеки, волосы, руки. Его трясло от тяжелых мужских рыданий.

— Как же я буду без тебя, Джен? — твердил он. — А ты?

— Но ведь ты будешь со мной всю жизнь, Уилки. Когда я умру, ты закроешь мне глаза, только ты.

Но Уилки Уолт знал, что он никогда не увидит жену и детей. Ни жены, ни детей.

— Как же я буду без вас? — твердил он в отчаянии.

Он так стонал и метался, что Кирилл стал его будить, не дожидаясь, когда тот проснется сам.

Уилки узнал Кирилла и с облегчением вздохнул. Лицо его было мокро от слез.

Просыпаясь по утрам он вспоминает: Вика! Первая мысль — и ничего не поделаешь. Когда-нибудь пройдет, может быть. Когда уже будет своя семья… Жена, дети.

Если Вика… полюбит его. Он никогда не женился бы даже на Вике без ответной большой любви.

Яша открыл глаза, Кирилл крепко обнял его.

— Яшка, дружище! Дорогой мой! Я думал, уж не увижу тебя больше! Ох, Яшка, попали мы в переплет!

…Вот и все, что я знаю сам, — закончил Кирилл свой рассказ.

— Просто невероятно, — мрачно проговорил Харитон, — никогда бы не поверил!

— Значит, ни жены, ни детей… никогда… — уронил Уилки. Кирилл протянул ему папиросы. Они сидели в кают-компании дома — большая, бревенчатая комната, и пятеро людей с Земли за круглым столом.

Яша был бледен, но уже овладел собой.

— Если решил стать космонавтом, надо быть готовым ко всему, — стоически заметил он.

Рената обвела всех потемневшим взглядом. Зрачки ее расширились, губы пересохли. Она закинула упавшую на лоб прядь волос — рука ее дрожала.

— Какие страшные существа! — протяжно выговорила она. — Лишить себя. Убить душу живую. Тысячелетиями убивать поэзию! Вы знаете, я поняла, почему они это метут. Когда они были маленькие, им не рассказывали сказок, не пели песен. У них даже музыки нет! И они — не знают любви. Просто размножение, когда наступает для этого время. Как страшно!

— Кирилл! Этот харисянин… Познавший Землю, он говорил, что есть Всеобщая Мать. А об отце он что-нибудь говорил? У них есть отцы?

— Об этом… он… ничего не рассказывал, — неохотно отозвался Кирилл.

— Может, они их… побивают, как трутней? Или…

— Не будем фантазировать, — укоризненно прервал девушку Кирилл. — Я при случае спрошу об этом у Семена Семеновича.

— «Семен Семенович»! — фыркнул Харитон.

— Не знаешь, кто будет завтра воссоздан? — спросил Яша. Кирилл пожал плечами.

— Не знаю. Я поражен, друзья, как я не заметил, что эта планета вращается в обратную сторону, а я ведь здесь уже третьи сутки. А Харитон уже через час заметил. Насчет воссоздания… Пока это приостанавливается… Будет продолжено в другом месте.

— Планета… где солнце встает с запада, — удивленно проронила Рената. — Что-то нас ждет?

Харитон чуть виновато смотрел на Кирилла.

«А ведь он не знает, что было на Луне после его возвращения, — думал Харитон. — Не знает даже, что один из Кириллов убит осколком метеорита. И пусть не знает, неприятно об этом узнать. И я не верил… Пожалуй, я всегда недолюбливал Кирилла… За что? Может, за то, что у него есть все, что мать ценит в людях, — богатые и щедрые чувства. А вот теперь… Я рад, что именно он здесь, со мной, с нами.

Бедняга Уилки совсем скис. А эта девушка… Держится молодцом. А ведь она испугана, очень испугана. И хорошо еще, что с нами Яков Шалый. На него можно положиться.

Неужели где-то в немыслимой дали существую я — еще один я? Черт побери!»

Вошел Семен Семенович и, пожелав доброго вечера, устало опустился в кресло.

— Утром отправимся в город, — сообщил он. — Победивший Смерть хочет вас видеть, всех пятерых.

Семен Семенович обвел нас взглядом, чуточку дольше задержавшись на Харитоне.

— Кирилл рассказал вам все, — проговорил он, не спрашивая, а утверждая. — На вас лежит большая миссия. Вы полномочные представители своей планеты.

— Разве нас кто-нибудь уполномочивал? — холодно спросил Харитон.

— Тем не менее вам придется действовать и принимать решения от имени всего человечества, — возразил Семен Семенович. — Решать от лица вашей цивилизации, не имея возможности посоветоваться. Иметь смелость решить, что взять для людей, потому что наши ученые предложат вам за вашу помощь знания. Приняли бы вы, например, бессмертие?

— Никогда! Разве можно! — вскричала испуганно Рената. Все посмотрели на нее.

— Так сразу… не подумав? — мягко обратился к Ренате Харитон. И так непривычна была в нем эта мягкость, что Кирилл и Яша с удивлением взглянули на него.

— Что ж здесь думать, это ведь так очевидно, — взволнованно возразила Рената, — представьте себе уставших от жизни стариков. А молодость… не нуждается в бессмертии! Разве я не права? — закончила она упавшим голосом. Кирилл кивнул ей, чуть улыбнувшись.

— Почему мы пятеро предстали первыми? — обратился Яша к Семену Семеновичу. — Это случайность или… какие-то соображения, что вы именно нас выбрали?

— Это не случайность, — спокойно ответил харисянин. — Мы надеемся на помощь человека… Мне поручили подобрать наиболее человечного. Остальные находятся в том или ином отношении к нему.

«Почему тогда я, — подумал Харитон, — я никогда не был ему другом».

. — Перед лицом чуждой цивилизации все земляне — друзья, — заметил Семен Семенович, бегло взглянув на Харитона. — Вы все четверо работали вместе, в одной обсерватории на Луне. Космонавты. Друзья.

— А я… ведь я даже не знаю Кирилла, — волнуясь, сказала Рената. — Правда, мы земляки — оба из села Рождественского…

— Зато Кирилл вас очень хорошо знает, — дружески разъяснил Семен Семенович. — Он вырос на бесконечных рассказах деда о вас. Вот непостижимая связь людей между собою. Кирилл может рассказать вам об этом лучше. Попросите его. А я пойду. Мое тело начинает стареть — какое блаженство, — и мне отнюдь не хочется менять его на молодое. Может, мне разрешат умереть, когда все кончится. Спокойной ночи!

Семен Семенович вышел, едва заметно волоча ноги. Плечи его согнулись.

— Как он похож на Уэллса, — сказала Рената.

— Он действительно устал, — заметил Кирилл сочувственно. — Четыреста лет на Земле, в разных обличьях. И еще раньше несколько сот лет на планете Харис. Он очень устал, бедняга.

— Расскажи о Ренате, — попросил Харитон.

— Да, пожалуйста, расскажите о ней, о той Ренате, — присоединилась к его просьбе девушка.

Кирилл рассказал все, что он знал о Ренате сам от деда.

— Дед всегда говорил, что она была чудачкой по призванию, — задумчиво заключил Кирилл. — Она погибла в метель тридцати девяти лет от роду — маленькая, пылкая, нетерпимая ко злу, агроном из глухого села, и сразу стало очевидно, что она светила всем, как яркая звездочка, и люди ужаснулись, как они могли смеяться над ней, злословить о ней, мешать ей работать, мешать ей быть самой собой. На могиле ее надпись: «Мир стал лучше от того, что она в нем жила». А один из учителей сказал на похоронах: «Если бы ее не было, Мир стал бы хуже. Маленький Дон Кихот из Рождественского». И расплакался при всех. И дети о ней очень плакали.

Вот тогда мой дед, Николай Симонов, ушел от семьи, потому что его жена — моя бабка — тоже не любила Ренату, сама не зная за что.

Бабушка всегда говорила: «Как все, так и я». Рената лишь тогда шла за всеми, если эти все поступали добро и честно. Она могла одна пойти против всех, если видела, что большинство собираются поступить не по-доброму, несправедливо.