В последний раз он наелся досыта пару ночей назад, когда заломил надоедливое двуногое существо, которое все пыталось ткнуть в его, Космача, морду длинной заостренной палкой.

Да куда там недомерку против медвежьей силы. Пару ударов лапой, и он затих. Не трепыхался даже тогда, когда Космач добрался до его внутренностей.

Эх, жаль, что не прикопал тогда двуногого. Оставил на поляне как есть. Думал, что никто не позарится на ЕГО добычу. Знают же все вокруг, что тягаться с Космачом не стоит. Все равно он выйдет победителем.

Просчитался. Пришел на то место на следующий день, а добычи-то и след простыл.

Понюхал вокруг, порыскал. И понял, что были здесь сородичи двуногого нахала. Они и забрали с собой еду. Ладно. Он запомнил их запахи. Встретит, непременно постарается наказать обидчиков. Будут знать, как с ним тягаться…

Пернатый оппонент медведя тревожно завертелся на ветке. Со своего наблюдательного пункта он заметил, что к поляне с нескольких сторон подкрадываются новые действующие лица. А этим что надо? Мало на его бедную голову Космача, что ли.

Издал возмущенную трель и, взмахнув крыльями, полетел себе восвояси. Искать более спокойное местечко.

Медведь проводил его удивленным взглядом, и тут чуткий нос Космача учуял сперва один, затем другой и третий знакомый запах. К ним прибавились еще несколько, которые зверю еще не встречались, но, тем не менее, не понравились.

Так мог пахнуть только ВРАГ…

«Враг! Враг!» – бешено пульсировало в голове усаке Мичуа.

Вождь с ненавистью всматривался в огромного медведя, стоявшего у куста дикой малины и тревожно внюхивающегося в воздух. Наверное, учуял людей. Учуял свою смерть.

Долгонько пришлось за ним побегать. Хитрющий попался, гадина. Обходил все ловушки, словно кто его предупреждал об опасности.

Мичуа даже советовался по этому поводу с ехчки Кури. Попросил поговорить с богами, спросить, не прогневал ли кто из его людей владык всемогущих. Жрец обещал посредничество, а через несколько дней явился испуганным и смущенно развел руками.

Было-де ему видение. Говорила с Кури женщина-змея Фуратена, но речи её были до того невнятными и запутанными, что ехчки так ничего и не понял. Однако богиня показалась в алом сиянии. Это, по всей видимости, означало кровь. Так что можно надеяться, что исход противостояния людей и зверя сложится в пользу первых.

Сегодня перед охотой верховный жрец совершил жертвоприношение в честь повелительницы озера Гуатавита. Принес ей в жертву десять попугаев, пару морских свинок, воскурил благовонный моке. По одному ему понятным приметам сообщил, что подношение принято Фуратеной благосклонно.

Усаке со своей стороны посулил, что в случае благополучного завершения охоты всё медвежье мясо будет отдано богине, а, кроме того, она получит пять драгоценных расписных плащей, несколько золотых фигурок чунсо и три больших куска чуекуты – «зеленого льда».

Жрец потупил глаза, чтобы скрыть алчный блеск, загоревшийся в них. Обещанного вождем было более чем достаточно…

Медведь оказался именно в том месте, которое указал, посоветовавшись с Фуратеной, ехчки. Молодец старик. Сколько уже лет верой и правдой служит своему племени.

Ну и зверюга. Вождь еще никогда не встречал такого огромного медведя.

Правду сказать, в последнее время они почти перевелись в этих местах. Проклятые суачиос! Все беды от них. А ведь Кури рассказывал, что в старых преданиях говорится о том, что земли муисков раньше изобиловали всевозможными животными.

– Не пора ли начинать? – почтительно обратился к усаке один из дюжих телохранителей-гуеча.

Возлежавший на позолоченных носилках Мичуа нахмурился.

Совсем распустились. Обратиться к вождю в то время, когда он предается раздумьям. Надо будет наказать нахала, чтобы другим неповадно было. Строгость в отношении черни всегда полезна.

Впрочем, и впрямь пора начинать.

Мичуа взмахнул рукой.

На поляну со всех сторон посыпались его воины.

Завидев людей, медведь злобно оскалился и встал на задние лапы. Стало видно, что он на добрых три, а то и четыре головы выше самого высокого из гуеча. Зверь замахал в воздухе передними лапами и издал угрожающий рык.

Лучники выпустили в него тучу стрел, но те практически не нанесли медведю урона. Лишь одна из них расцарапала ему нос, и Космач обиженно завизжал.

Вновь опустившись на четыре лапы, он попытался вырваться из кольца, но был встречен новым градом стрел. На этот раз несколько оперенных палочек застряли в его шкуре. Вреда они, конечно, не причинили – слишком уж толстой была шкура у Космача. Однако медведь разозлился не на шутку.

Он стал вертеться на одном месте, угрюмо рассматривая неприятелей. Кому из них первому пустить кровь?

Больше всего Космачу не приглянулся двуногий, почему-то не стоявший, а лежавший на чем-то блестящем, которое держали за толстые ветки четверо его сородичей. Но путь к этому двуногому преграждали еще несколько врагов, державших в лапах длинные острые палки.

Вот одна из таких палок, свистнув в воздухе, впилась в правую заднюю лапу медведя. Еще одна угодила ему в бок, но отскочила.

Зверь бросился на обидчиков, но те оказались более проворными и сумели улизнуть от острых когтей. Зато живая стена между Космачом и лежебокой заметно прохудилась. Можно попытаться атаковать.

Животное проворно затрусило в сторону носилок.

Мичуа презрительно поглядел на медведя. Сейчас ему покажут.

С трех сторон к зверю подскочили гуеча с сетками. Метнули их в Космача.

Попали.

Запутавшийся медведь свалился наземь и принялся кататься по траве, пытаясь освободиться от прочных уз.

«Как бы не так!» – злорадно ухмыльнулся усаке.

По его знаку несколько воинов принялись колоть зверя копьями. Тот пронзительно визжал, точно дикая свинья пекари. Кровавая пена выступила на оскаленных зубах Космача. Он рванулся изо всех сил, и путы ослабли. Еще один мощный рывок.

Свобода.

И всего несколько шагов до того, лежащего.

Медведь в один миг преодолел это расстояние.

Усаке ничего не понял.

Вот только что его носилки держали четверо верных гуеча.

Всего миг назад.

И… их уже нет.

Они… бросили своего вождя. Своего повелителя.

Данная мысль настолько не укладывалась в сознание Мичуа, была настолько невероятной, абсурдной, что усаке забыл обо всем на свете. О том, где он, собственно, находится. Об охоте. О медведе.

Забыл.

И зря.

Потому что через мгновение, вспомнив обо всем и подняв взор, он увидел перед собой два желтых, горящих ненавистью глаза и оскаленную окровавленную пасть.

Странно, но Мичуа показалось, что медведь… смеялся.

И это было последним, о чем успел подумать усаке перед тем, как зверь размозжил его череп своей тяжелой лапой…

Совет племени заседал уже второй день.

Предстояло решить сложную задачу – выбрать нового усаке.

Мичуа умер бездетным. Не было у него и ближайших родственников. Да и вообще, в племени он был чужим. Пять лет назад пришел откуда-то с гор во главе отряда верных гуеча и власть захватил силой. Правил жестко, почти не собирая совет. Военачальники и жрецы были унижены.

Так что никто особенно и не горевал из-за безвременной кончины правителя. Однако члены совета единогласно постановили предать четверых телохранителей, которые бросили усаке, мучительной и позорной смерти.

Негодяев повесили. И снова никто не опечалился. Казненные были из пришлецов, явившихся с гор вместе с Мичуа.

Через несколько дней состоятся похороны усопшего владыки. По традиции, до этого должен быть избран новый вождь, чтобы не прерывалась преемственность власти.

– Братья мои и дети, – обратился ко всем присутствующим ехчки Кури. – Предлагаю вам вновь хорошенько подумать над моими словами. Я считаю, что у нас нет иного пути.

Он встал.

Члены совета почтительно склонили головы перед верховным жрецом. Не он ли помог избавиться от жестокого тирана, не открыв тому истинный смысл своих видений. Ведь Фуратена явно давала понять, что усаке ожидает смерть. Это любому ребенку понятно, не то, что взрослому. Каждый муиск, уроженец здешних мест хорошо знал, что появление хозяйки озера Гуатавита в алом сиянии было грозным предзнаменованием для правителей.