Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В целом общество есть вопрос удобства — средства — практической целесообразности. Это создание человека, и то, что человек создаёт, он может подправить или разрушить.

Общество может быть определено как объединение плотоядных и травоядных животных, соответственно ищущих свою естественную жертву и ощипывающих всё, что можно съесть. Это не более, чем «стадо» двуногого скота, и в этом стаде нет никакой сверхъестественной богоподобности. Несомненно, слово «стадо» всегда предполагает Гадару.[338] Человеческие толпы интегрировались и дезинтегрировались десятки тысяч раз центростремительной и центробежной энергией индивидуумов.

Общества возносились и общества рушились, но человек, единица — зародышевая плазма — продолжает существовать с каждым восходом солнца, с каждым приливом и отливом. Человек не только «глина», но также и «гончар», главнейший фактор. Его судьба всецело в его руках, в длине его привязи.

«Для сильных все законы — паутины» (Солон), и когда общество становится утомительным для сильных, они должны разрушить его, в противном случае оно становится их хозяином и, следовательно, их врагом и угнетателем. «Общество в опасности», следовательно, обычная истерия больных манией величия.

Общество (в какой-либо форме) должно существовать до тех пор, пока остаются хотя бы два человеческих существа, потому что объединение так же естественно для человека, как роение — для пчёл. Когда, однако, слово «общество» превращается в синоним социального ограничения, тогда оно становится угрозой для эволюции личности и должно быть незамедлительно разрушено — без особых церемоний. Дружба необходима, она облагораживает, но безличный деспотизм разрушителен для всякого величия и мужественных добродетелей.

Истинная опасность заключается в том, что безвредные и естественные объединения, созданные ради взаимного удовольствия, дружбы, выгоды и защиты, могут постепенно трансформироваться в организованную тиранию избирательной урны — порабощающие институционализмы самого что ни на есть диктаторского и предосудительного характера. Когда общество превращается таким образом в огромные корпорации шантажа, жизни и собственность составляющих его единиц оказываются абсолютно в его власти, и, следовательно, оно должно быть раздроблено — осмысленно, намеренно, безжалостно, и любой ценой. Свобода не может быть куплена слишком дорого, ибо жизнь без свободы есть ад.

Правительство и общество есть две различные сущности, и следует заботиться о том, чтобы они не смешивались. Общество есть плод взаимной толерантности, дружбы и долга, но «правительство» возникает из физической силы, применённой сильными для управления и эксплуатации побеждённых врагов. Санкция правительства та же самая, что во все времена должным образом удерживает все зоологические и гелиоцентрические иерархии — санкция материальной силы. Эта «санкция» должна постоянно подвергаться испытанию, потому что даже самое презренное ничтожество может угрожающе размахивать мечом, но мы не узнаем, что оно ничтожество, пока другой меч, зажатый в руке мужчины, не направится к его горлу.

Беовульф,[339] саксонский бард, обращаясь к «мечу», провозглашает первичную систему познания, которое инстинктивно осознавалось нашими предками.

«Вещь для войны! Друг! Отец чести и даритель королевского сана! Слава кузнеца! Певец! Прозрачно поющий! Чисто режущий! Сладко говорящий! Мягко завершающий! Делающий смерть прекрасной — жизнь не стоит гроша, чтобы быть пронзённым во время потехи! Тот, чья игра больше, чем перемещение бытия. Архивождь! Главный строитель! Князь и евангелист! Я есть воля Бога! Я — Меч!»[340]

Лишь в века, пропитанные атмосферой разрушающей мозг искусственности — в презренных сообществах, погрязших по самое горло в элементарных ошибках — эти дряхлые, деградировавшие, антропоморфные мифы и мании заменили собой тяжёлый, горький здравый смысл. (Все великие истины «тяжелы» и «горьки», но ложь ради болезненных отклонений слаще, чем дикий мёд).

Один за другим мы отвергает реализм — чтобы следовать fata morgana.[341] Мы закладываем наши судьбы ростовщикам упадка. Узрите! — мошенничество Востока, обесценивающее мужественность Запада!

Мы сражаемся, как женщины, и чувствуем так же,
Помыслы наших сердец мы защищаем —
Которые едва ли презрение бога может достать,
Насмешка глупца бьёт больно,
Коварный язык и трусливое перо,
Оружие ничтожеств решает —
Они встречались друг с другом и боролись, как люди,
В те дни, когда мир был велик.[342]

Но всё же мир прекрасен, как смущённая девушка, мечтающая о своём первом возлюбленном. «Красавица смеётся, словно дует утренний нежный бриз», а мужчины ждут лишь того, чтобы главенствовать, чтобы — пленять и обладать.

Мужественность обесценена

Этот маленький памфлет был издан не ради личной выгоды, но для того, чтобы способствовать искоренению чуждых пагубных идеалов, которые долгие века гноили кровь и разъедали мозг[343] Европы и Америки.[344] Общепринятые моральные догмы и политические стандарты ценностей, как и деревянные идолы, есть работа человеческих рук. У них нет никакой реальной основы в природе, и нет никакого сверхъестественного одобрения. Каждый из них был вырезан из поеденной червями лжи, из бесстыдного притворства и из мечтаний безумца. Они обманывают необычайно нагло. Почему мы обязаны склоняться даже в формальном подобострастии перед имбецильными и неестественными принципами, выдуманными тысячи лет назад для порабощения опустившихся людей Востока? Разве не достаточно мы выражали лицемерную преданность фальшивому героизму и глупым евангелиям? Зачем притворяться в обладании рабскими добродетелями? Почему следует продолжать прославлять неправду, зная, что это неправда? Почему люди подлинного достоинства должны подчиняться любым «делай так» других? Позвольте нам вернуться к природе и нашим моральным стандартам!

Позвольте нам искать нашими собственными сердцами и разумами истинное значение правильного и неправильного.

Мы живём и умираем (в основном умираем) в отравленной среде глубоко укоренившегося морального помешательства, социальной болезни и политических иллюзий.

«Праведные и справедливые»! — лицемеры! обманщики! Враги всего, что благородно, отважно и мужественно!

Разрушители самоутверждения! Истребители героизма! Ах, если бы был у меня легион демонов, чтобы свернуть вам шеи.

Распятый еврейский раб (погубленный властью) принят за бога, за стандарт для оценки всего человечества. Вот почему личная доблесть и благородство мыслей в таком ужасном упадке.

Христианские государства в рабстве! Мужественность обесценена! Наша раса предана!

вернуться

338

Гадара — главный укреплённый город Гадаринской области за Иорданом на юго-востоке от Тивериады, знаменит своими известняковыми пещерами, в которых хоронили умерших, в Гадаре Иисус Христос исцелил бесноватого (Мр. V: 1-21; Лк. VIII: 26–40).

вернуться

339

«Беовульф» — поэма из древнего англо-саксонского эпоса, повествует о подвигах Беовульфа, короля геатов (скандинавского племени на юге Швеции), в основе поэмы лежат народные героические сказания VI века, в VIII–IX она подверглась обработке книжника, внёсшего в неё христианский элемент.

вернуться

340

«Вещь для войны!..» — в тексте «Беовульфа» цитируемый отрывок отсутствует.

вернуться

341

Fata morgana — мираж (ит.), редко встречающаяся форма миража, при которой на горизонте появляются сложные и быстро меняющиеся изображения предметов, находящихся за горизонтом.

вернуться

342

Генри Лоусон, издательство «Ангус и Робертсон», Мельбурн, Австралия (прим. автора). Генри Лоусон (1867–1922) — австралийский поэт и новелист.

вернуться

343

«Гноили кровь и разъедали мозг» — в оригинале игра слов: «corrupting the blood and corroding the brain».

вернуться

344

«Европы и Америки» — достаточно очевидно, что если бы автор был гражданином или по крайней мере выходцем из Австралии, он не преминул бы упомянуть и её в этой фразе.

вернуться

345

Шестая глава «Силы есть Право» является своего рода развёрнутым толкованием речи Заратустры «О старых и молодых бабёнках» из «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше.

47
{"b":"122416","o":1}