Незримая дуэль между Штейнбрюком и Нидермайером началась.

Аппарат «Ц—МО» составляли лишь несколько сотрудников. Официально возглавлял всю работу полковник Лит-Томсен. Он взял на себя в основном военно-экономические вопросы. Его адъютант капитан Рат, летчик по специальности, курировал сотрудничество по авиационной проблематике. Имелся еще офицер по финансовым операциям, одновременно отвечавший за доставку в СССР образцов немецкой военной техники и оружия, перебрасываемых из Штеттина в Ленинградский порт.

Нидермайер же сосредоточился на создании и обеспечении функционирования на территории СССР офицерских школ.

Хозяйство, порученное Нидермайеру, как видим, было довольно большое и хлопотное. Для решения текущих вопросов, устранения помех в деятельности военных школ он регулярно контактировал с ответственными работниками Красной Армии — начальником ВВС Кармовым, его заместителем Алкснисом, начальником военно-химического управления Фишманом, командующий морскими силами Муклевичем. Неоднократно беседовал он и с Тухачевским, Уборевичем, Якиром, Корком, Блюхером. Регулярно, раз в неделю, встречался с начальником Разведывательного управления штаба РККА Ринком и его преемником на этом посту Берзиным.

Благодаря столь важным контактам можно было информировать немецкий генштаб о развитии и укреплении Красной Армии. Составление информационных сводок всецело лежало на Нидермайере. Говоря современным языком, он активно занимался так называемой легальной разведкой.

Направляя его в Москву, главнокомандующий рейхсвером фон Сект рекомендовал ему не вести тайную разведку с использованием агентуры из советских граждан. Генерал прекрасно понимал, что рано или поздно на этом можно «погореть», попасть «под колпак» ОГПУ и скомпрометировать всю работу «Ц—МО».

Но об этом предупреждении фон Секта сотрудникам советской контрразведки стало известно только в 1945 году из показаний плененного Нидермайера. А тогда, в 1925-м и в последующие годы, чекисты исходили из весьма вероятной шпионской деятельности неофициального военного представителя, поскольку все, даже официально находящиеся при иностранных миссиях сотрудники военных атташатов ведущих стран, вели разведработу в СССР.

И в определенной степени сотрудники ОГПУ оказались правы. Оскар Нидермайер не смог удержаться в рамках легальной разведки, не внял совету своего шефа.

В 1926 году аппарат Штейнбрюка получил фотокопию одного из информационных докладов Нидермайера, адресованного не только в специальное бюро «Ц—Б» при генштабе, но и в разведывательный отдел «Т-3» (иностранные армии). В донесении, наряду с отдельными данными по военным школам, указывалось, что от советского военнослужащего, немца по национальности, некоего Готфрида получены сведения о внутрипартийных разногласиях на XIV съезде ВКП(б), взаимоотношениях среди высокопоставленных офицеров РККА, дислокации некоторых кадровых и территориальных частей Красной Армии.

То, что в данном случае интересовало Нидермайера, никак не вписывалось в его служебные обязанности по линии «Ц—МО» и, естественно, усилило сомнения чекистов в лояльности и дружелюбии негласного военного атташе.

Готфрида, сотрудника Штейнбрюка, ставшего агентом Нидермайера, установили быстро. В сентябре 1926 года он был арестован и допрошен. Выяснилось, что с Оскаром они познакомились еще в 1925 году на маневрах Западного военного округа, наблюдать за которыми были приглашены четыре немецких офицера генштаба. Среди них лишь один, по фамилии Штраус, владел русским языком. На самом деле Штраус оказался Нидермайером. Контакты с ним продолжились в Москве, в доме № 4 по Успенскому переулку, где жил Нидермайер. Каких-то подписок о согласии сотрудничать с немецкой разведкой от Готфрида не требовалось, достаточно было продолжительных, довольно откровенных бесед за рюмкой коньяка и чашкой кофе. Мало-помалу Готфрид втягивался в шпионскую работу, выяснял отдельные интересовавшие Нидермайера вопросы, так или иначе связанные с Красной Армией.

Надо полагать, контрразведчики ОГПУ не хотели обострять ситуацию и поэтому лишь аккуратно довели до соответствующих германских властей информацию о нежелательных действиях со стороны Нидермайера.

Как утверждает в своих показаниях сам Нидермайер, в 1927 году он получил из генштаба категорическое указание прекратить разведывательную работу в СССР. Начальник 3-го отдела (отдел иностранных армий) полковник Фишер требовал не заниматься разведкой, чтобы не компрометировать деятельность «Ц—МО».

Нидермайер не мог не подчиниться приказу, тем более что уже решался вопрос о посылке в Советский Союз, помимо «Ц—МО», другого военного представителя. На эту должность генштаб Германии назначил генерал-майора Хольма, который и прибыл в нашу страну летом 1928 года. Нидермайеру запрещалось даже бывать вместе с Хольмом. Значительно сдержаннее он стал и при официальных контактах с представителями РККА.

Но ОГПУ не спускало с него глаз. Думается, контрразведчиков уже интересовало не только возможное возобновление им разведработы. Чекисты смотрели далеко вперед. Такой человек, как Оскар, с его связями в германском генштабе и среди промышленников, представлял большой интерес для коллег Штейнбрюка из иностранного отдела ОГПУ.

Возможно, когда откроются архивы, мы узнаем точно, чего хотели чекисты. Сейчас же, судя по отдельным сведениям, можно предположить, что с Нидермайером лично встречался начальник восьмого отделения КРО ОГПУ Штейнбрюк. Кроме того, с ним контактировал управляющий делами акционерного общества «Метахим», а с 1926 года помощник Штейнбрюка в немецком отделении КРО Карл Силли.

Чем закончились эти встречи, неизвестно. В 1931 году Нидермайер был отозван из СССР, а год спустя неофициальное представительство германского Генштаба «Ц—МО» прекратило свое существование. Ликвидировались также военные школы на территории Советского Союза. Наступала коричневая чума — фашизм.

В заключение стоит, наверное, познакомить читателя с дальнейшей судьбой некоторых героев этого очерка.

Нидермайер после возвращения в Германию перешел на преподавательскую работу при кафедре военных наук Берлинского университета. С мая 1941 года служил в вермахте, готовил командные кадры, командовал дивизией, а в 1944 году являлся командующим добровольческими (набранными в основном из советских военнопленных) соединениями при штабе Западного фронта. В сентябре того же года по доносу провокатора был арестован гестапо и до апреля 1945 года сидел в тюрьме Торгау. При эвакуации тюрьмы бежал, задержан и передан англо-американскими войсками представителям Красной Армии. Через три года после окончания войны осужден особым совещанием при МГБ СССР на 25 лет и, вероятно, скончался в заключении, поскольку страдал открытой формой туберкулеза.

По обвинению в шпионаже и антисоветской деятельности были осуждены и безвинно погибли Ян Карлович Берзин, Артур Христианович Артузов, Отто Оттович Штейнбрюк и Карл Иванович Силли. Характерно, что каждому из них в числе других обвинений предъявлялось и такое: «был завербован немецким разведчиком Нидермайером и передавал ему секретную информацию».

О контактах с Нидермайером найдем мы упоминание также в уголовных делах на М. Н. Тухачевского и других известных командиров РККА, в той или иной мере участвовавших в реализации программы советско-германского военного сотрудничества в 20-е годы.