Наконец, когда миновало восемнадцать часов после внезапного моего пробуждения, вызванного нападением Серого Человека, я начал искать место для сна, потому что намеревался соблюдать свое правило и не испытывать недостатка во сне; следовало избегать крепкого сна, чтобы дух мой мог слушать, пока тело спит, тем самым обеспечивая безопасность. Этот очевидный факт не нуждается в повторении.
Словом, я вдруг оказался на склоне как бы развороченной внутренним огнем воронки. Поглядев вниз, я заметил карниз на противоположном краю, куда было трудно добраться, и направился в обход; убежище это сулило мне некоторую безопасность в том случае, если бы какое-либо чудовище решило подобраться ко мне; я мог заметить его и быстро удалиться.
Решившись, я не без трудов спустился к замеченному месту, ощущая радость оттого, что отыскал надежное укрытие. Там я съел три таблетки, выпил воды, которую получил из порошка, и предал свое тело сну. Тут меня осенила другая мысль, и, сделав новые расчеты, я посмеялся над своей собственной тупостью. Дело было в том, что я намеревался есть трижды за двадцать четыре часа, но по неразумию своему ел четыре раза. Мысль эта крепко поразила мою душу; куда сильнее, чем можно подумать; выходило, что я ем слишком много и не экономлю пищу, которой желудок мой не ощущал вовсе; так что можете посочувствовать моим неудобствам.
Подумав, я решил, что, находясь в путешествии, буду есть по две таблетки; мысль сия — весьма разумная — как и всякая мудрость утешения не сулила. Впрочем, все это я пишу лишь для того, чтобы вы могли понять мои обычаи в пути.
Размышляя, я завернулся в плащ и быстро отдался сну, поскольку ходьба утомила меня. Я лег на левый бок спиной к скале, которая нависала надо мной, ощущая при этом себя в какой-то мере защищенным от тварей, в ночи ходящих. Дискос был у меня на груди под плащом, а голова покоилась на ранце и кисете.
Так устроившись на время отдыха, я увидел перед собой склон Великой Пирамиды, сиявший над краем углубления, в котором я находился. И я уснул, глядя на самую верхнюю точку нашего Великого Дома, где Господин Монструваканов, возможно, в тот самый миг рассматривал через Великую Подзорную Трубу меня, в одиночестве засыпавшего на карнизе.
Мысль сия утешила мой сон, но дух бодрствовал, вслушиваясь в ночь и стараясь ощутить приближение любого злого создания, которое могло подобраться ко мне. А губы мои, засыпая, шептали — Наани.
Вы можете решить, что мной владела странная отвага, позволившая уснуть, не боясь чудовищ. Мне и в самом деле порой так казалось — если говорить честно. Но как было, так было, я ничего не придумываю, а посему могу сказать такое, что покажется вам невероятным. Действительно, людям нынешнего века, привыкшим к тонким словесным выдумкам, трудно поверить в то, что я всегда повествую Истину.
Потом дух мой пробудил меня в полутьме, я огляделся вокруг, но не заметил ничего страшного. Циферблат показал, что я провел в покое шесть часов; причина пробуждения была понятна, я хотел проснуться всем существом: и духом, и плотью. Всякий способен пробудиться в назначенное заранее время, — если захочет этого, прежде чем уснуть.
Я принялся собираться в путь, — дело нелегкое для только что пробудившегося человека, — съел две таблетки, но чрево мое алкало, и чтобы утолить здоровый голод, мне пришлось выпить воды. После я набросил плащ, надел кисет и ранец, прикрепил Дискос к поясу и оставил место отдыха. Тем не менее, прежде чем выбраться на открытое место, я хорошенько огляделся, чтобы убедиться в том, что ни одно злое Чудовище не захватит меня врасплох. Потом я встал на ноги и оглядел огромный склон Великого Редута, казавшегося весьма близким ко мне из-за своей громадной высоты.
Вспомнив о Мастере над Монструваканами, о том, что он, возможно, сейчас видит меня через Великую Подзорную Трубу, я отвернулся и торопливо зашагал в темноту. Вид нашего Великого Дома пробудил во мне непривычное чувство одиночества. Взяв с места быстрым и беззаботным шагом, я постепенно успокоился, и вернулся к прежней осторожной манере. Впрочем, я не был опрометчив и почти сразу снял Дискос с пояса.
Обращусь теперь к вопросу, который может показаться вам несущественным и естественным, однако же весьма занимал меня в то время; оставив Великую Пирамиду, я словно бы увидел Ночную Землю новыми глазами… Как если бы человек сего века отправился путешествовать среди звезд и вдруг обнаружил, что созвездия — и Большая Медведица, и все остальные — движутся, меняют очертания, принимают новый облик. Продвигаясь вперед, он должен обнаружить, что нет ничего неподвижного, как ему прежде казалось; что все меняется, и все зависит от места, с которого ты глядишь. Вы, конечно, согласитесь со мной без дальнейших раздумий в том, что мысль эта не нуждается в обосновании. Так представьте же себе меня, скитальца, посреди всех странных форм и чудес мрачного края, которых никак нельзя было увидеть из Великой Пирамиды. Словом, ландшафт предоставлял моим глазам новые и новые виды, о существовании которых я не мог даже подозревать.
Наконец — шел уже четырнадцатый час дневного перехода — я оказался вблизи от Колосса Северо-Запада; и настолько странным стал он для взгляда, что мне даже показалось, будто я вижу совершенно незнакомое чудовище. Проползая в какой-то миле от Стража среди невысоких моховых кустов, я поглядел на обращенный к Великому Редуту подбородок, глыбившийся на поверхности утеса выступом, под которым словно бы море выдолбило нишу; страшная челюсть нависала над Красным Жерлом, и все чудовище казалось высеченным из скалы — израненной непогодой, опаленной и оплавленной тусклым пламенем, бившим из недр Красного Жерла.
Таким видел я тогда Стража — сбоку и в самой близи — и еще более удивился странному зрелищу, такой Колосс был вовсе не знаком мне. Я долго лежал на животе, испытывая понятный страх перед Тварью, но тем не менее надеясь, что нахожусь в безопасности среди густых моховых кустов.
Увлекшись зрелищем и не замечая, что делаю, я подполз еще ближе, чтобы еще яснее увидеть великого монстра, и не сразу понял, что совершаю предельно глупый поступок, способный погубить меня. Но когда пришел первый страх, когда он прошел и оставил меня, я ощутил, насколько невелик и ничтожен в тенях этой земли. Набравшись отваги, я ощутил желание увидеть столь удивительное Чудо еще с большей близи. Словом, я стал подбираться к нему уже на руках и коленях, делая многочисленные остановки. Находясь уже совсем рядом, я теперь видел утопающую в ночи тушу Стража — черную, кроме ржавых пятен, озаренных свечением Жерла.
Я долго пролежал, с немым удивлением наблюдая сквозь маленькое отверстие в моховых кустах за сидевшей на корточках расплющенной тварью — словно бы привязанной корнями к земле. Шкуру ее покрывали чудовищные бородавки и вмятины, огромные гребни и шишки, выступавшие из поверхности, становились заметнее, когда на них падали исходившие от Жерла лучи — так в наше время луна перехватывает свет солнца, озаряя им безоблачную ночь.
Словом, я лежал и смотрел, и лежал уже долго, но наконец ощутил беспокойство миллионов жителей Пирамиды, взволновавших эфир своей тревогой; хитроумные устройства показывали им, где я прячусь среди моховых кустов.
Этот трепет в ночи обратил меня к мудрости, ибо поступок мой действительно был очень глупым. И я подумал, что Страж может ощутить тревогу множеств, — впрочем, как мне кажется, он прекрасно знал о моем путешествии, пусть мне и хотелось бы надеяться на другое; ведь Надежда приносит нам утешение там, где рассудок не в силах унять Сомнений.
Тут я решил отступить от Стража подальше и продолжить путь, если авантюра еще не навлекла на меня неисправимых последствий. Удалившись на некоторое расстояние, я вдруг заново ощутил, как пробудились мои чувства, только что буквально находившиеся под властью Чудовища.
Дух мой испытал страшное потрясение; я вдруг осознал, что слишком приблизился к Стражу, который, вне сомнения, знал обо мне, но не торопился убить меня, а выбирал самый подходящий способ и образ действия.
