Тут подоспел и приятель. Едва оставив свет факела, грубые деревенские мужланы, не знавшие, с кем имеют дело, принялись обнимать Девиц. Леди Мирдат, не способная более терпеть подобное обхождение, вскрикнула от страха и отвращения и так сильно ударила по грубой руке, что мужлан на мгновение выпустил ее с непристойными словами. А потом подступил к ней снова, схватил, чтобы поцеловать, а она с предельным презрением, в отчаянии, но безуспешно принялась колотить по его лицу ладонями, — впрочем, я был уже рядом. Она громко выкрикнула мое имя. Я же поймал бедного дурня и ударил его, но не так, чтобы что-нибудь повредить, а просто чтобы он надолго запомнил меня, а потом отбросил его на обочину. Второй мужлан, едва услыхав мое имя, выпустил уже выбившуюся из сил служанку и бежал со всех ног. Воистину меня в нашем краю побаивались.
Тогда в гневе я схватил Мирдат Прекрасную за плечи и крепко встряхнул ее. А потом послал служанку вперед, и она, не получив иного распоряжения своей госпожи, зашагала перед нами. Мирдат молча шла рядом со мной, явно испытывая удовольствие от моего присутствия. Так мы добрались до бреши в изгороди. Я проводил ее до Холла, и мы распрощались у боковой двери, от которой у нее был ключ. Она пожелала мне доброй ночи самым спокойным тоном, хотя явно не торопилась расстаться со мной.
Когда на следующий день я встретил ее в парке, она вела себя ровно и приветливо. Потом, в сумерках, оставшись с ней в одиночестве, я спросил, почему она все время дразнит меня и, когда я хочу находиться в ее обществе, отвергает меня. С милой и обаятельной кротостью (она, конечно, поняла, что я готов к примирению) Дева вынесла свою арфу. Зазвучали чудесные старинные мелодии наших детских дней. Как окрепла и возвысилась моя любовь к ней! В ту ночь Мирдат проводила меня до бреши в изгороди. Ее спутники — три здоровых пса — должны были в свой черед проводить ее до дома. И все же я последовал за ними весьма бесшумно, пока не убедился в том, что она целой и невредимой вошла в Холл, ведь я не мог бросить ее одну вечером, хотя она и думала, что я нахожусь уже далеко на сельской дороге. Псы же время от времени поодиночке подбегали ко мне и дружелюбно тыкались в меня носом. Я тихо отсылал их назад, а она ничего не замечала, потому что, возвращаясь домой, пела любовную песню. Любит она меня или нет, тогда я сказать не мог, хотя Мирдат выказывала явную привязанность ко мне.
Вечером следующего дня я пораньше отправился к бреши. И вдруг — что я вижу: на моем пути хорошо одетый мужчина, несомненно королевский придворный. Когда я приблизился, он не позволил мне пройти, но оставался на месте и надменно смотрел на меня, поэтому я протянул руку и отстранил его.
О! Леди Мирдат обратилась ко мне с горькими словами, которые причинили мне предельную боль и вызвали удивление. Я сразу понял, что она не испытывает истинной любви ко мне, иначе она никогда бы не попыталась осрамить меня перед незнакомцем… назвать неловким и грубым, выставив в невыгодном свете перед невысоким мужчиной. Словом, вы отлично понимаете, что я чувствовал в то мгновение.
Пусть я и видел некую справедливость в словах леди Мирдат, но незнакомец мог бы вести себя повежливей, да и незачем было Мирдат Прекрасной выставлять своего истинного друга и кузена на посмешище. Однако я не стал возражать и, низко поклонившись леди Мирдат, слегка склонился перед мужчиной и принес извинения. Поскольку он не был силен или велик ростом, мне следовало с самого начала проявить снисходительность к нему.
Так, установив справедливость в своем собственном понимании, я повернулся и направился прочь, оставив их наслаждаться общением.
В тот день я отшагал, наверно, миль двадцать, прежде чем вернулся в свой дом, и не было мне покоя ни в ту ночь, ни в следующую. Еще бы — я успел смертельно влюбиться в Мирдат Прекрасную всей душой, сердцем и телом… жуткая потеря внезапно поразила меня.
Последующую неделю я обходил дом своей дамы стороной, но к концу седьмого дня не удержался. И воистину, увидел там все, что может причинить мужчине великую боль и ввести в ревность. Едва приблизившись к бреши, я увидел возле нее на опушке леса Мирдат, а сопровождал ее тот же самый хорошо одетый придворный. Она позволила обнять себя за талию. Как же тут было не понять, что они любовники, тем более что у леди Мирдат не было братьев и молодых родственников.
Увидев меня на дороге, леди Мирдат на мгновение устыдилась, сняла с себя руку любовника и поклонилась мне, чуточку переменившись лицом. Я ответил ей весьма низким поклоном, но — ведь я был тогда столь молод — прошел мимо них, и сердце омертвело в моей груди. Оглянувшись, я увидел, как любовник приблизился к ней и вновь обнял ее. Вместе, наверно, они смотрели мне вслед, и я отправился прочь, окаменев от отчаяния, но более не оглянулся.
После этого я целый месяц не ходил к изгороди, но сердце мое жгла любовь, и самолюбие мое было уязвлено: несправедливо обошлась со мной леди Мирдат. И все же весь тот месяц любовь цвела в моем сердце, неторопливо приобретая сладость, нежность и понимание, которых не было во мне прежде. Воистину, Любовь и Боль создают характер мужчины.
К концу этого срока я нашел в себе силы жить дальше, и с пониманием в сердце начал вновь совершать прогулки вдоль изгороди, но Мирдат Прекрасная более не встречалась мне. Впрочем, однажды вечером мне показалось, что она неподалеку, потому что один из ее огромных псов выскочил на дорогу из леса, чтобы обнюхать меня самым дружелюбным образом — собаки по-прежнему были милы со мной.
И когда пес оставил меня, я долго прождал возле изгороди, но так и не заметил Мирдат, а посему последовал дальше, — с тяжестью в сердце, но без горечи, потому что понимание начинало медленно созревать в моем сердце.
Миновали еще две томительных и одиноких недели, и я пожалел, что познакомился с прекрасной Девой. И воистину, когда завершились они, я решился приблизиться к дому, чтобы хотя бы издали увидеть ее. Словом, однажды вечером я оставил свои владения, подошел к бреши, вступил на земли поместья и вскоре уже шел по садам, окружавшим Холл. Истинно, когда я пришел к ее дому, то увидел множество фонарей и факелов. Собралось огромное общество нарядных людей, все танцевали, и я понял, что попал на какой-то праздник. И сразу ужас овладел моим сердцем, я решил, что вижу свадебный танец леди Мирдат. Впрочем, глупо было даже думать об этом, потому что я, конечно, заранее слыхал бы о предстоящем браке. И тут я немедленно вспомнил, что в тот день ей исполнился двадцать один год, и кончился срок опеки над ней, что и отмечалось столь пышно.
Глаз мой радовался яркому празднику, сердце же было отягощено томлением. Толпа веселилась, все вокруг сияло тысячами огней. Огромный стол с угощением на серебре и хрустале, большие фонари из бронзы и серебра выстроились вдоль лужайки, а на противоположной стороне ее танцевали. И вот из круга танца вышла леди Мирдат — в очаровательном платье, но, на мой взгляд, чуточку побледневшая за прошедшее время. И она направилась к месту отдыха, и буквально в мгновение ока дюжина юношей из знатных местных фамилий оказалась возле нее. Молодые люди занимали ее разговорами и шутками, стараясь добиться внимания. Она была очаровательна, но я видел, что ей кого-то не хватает. Мирдат действительно была бледна, как я уже сказал, она то и дело оглядывалась, словно бы разыскивая кого-то взглядом вне кружка собравшихся вокруг нее, тут я сразу понял: любовника нет рядом, и сердце леди Мирдат тоскует. Но почему его нет здесь? И я решил, что этого проходимца непременно отозвали ко двору.
Наблюдая за собравшимися вокруг нее молодыми людьми, я пылал жаром свирепой и ничтожной ревности и готов был уже шагнуть вперед, схватить за руки и увлечь ее за собой в те леса, где бродили мы в прежние дни, когда мне казалось, что она готова полюбить меня. Но что толку в том? Не эти юноши владели ее сердцем. Возлюбленным Мирдат был тот невысокий придворный.
И я вновь ушел и не подходил к бреши целых три месяца, потому что не мог более переносить боль потери. Наконец эта мука сама начала толкать меня в дорогу, ибо оставаться дома стало более горькой болью. Словом, однажды вечером я оказался возле бреши, мучительно вглядываясь в поляну, лежавшую между изгородью и лесами. Это место для меня было свято, ведь именно здесь я впервые увидел Мирдат Прекрасную и влюбился в нее — в тот же самый вечер.
