Хотя нам грозила нешуточная опасность, в помощи не было особой нужды: я горел желанием продемонстрировать свою силу милой кузине. Резко шагнув вперед, я ударил концом посоха первого противника так, что он упал замертво. После этого я со всей силой обрушил свою дубинку на голову второго и безусловно разбил ее, потому что злодей немедленно свалился на землю. Третьего я встретил кулаком, и ему также не потребовалось второго удара, поскольку он мгновенно присоединился к сотоварищам. Словом, драка закончилась, еще даже не начавшись, и я не смог скрыть гордости, заметив восторг, промелькнувший в глазах леди Мирдат, прятавшейся в сумраке тихого вечера.
Но времени на разговоры у нас не осталось. На свист уже мчались три огромных, приученных к кабаньей охоте собаки. Дева едва успела отозвать этих чудищ от меня, а потом уже мне пришлось спасать распростертых на земле людей, иначе псы могли растерзать их в клочья. Тут послышались крики, вокруг замерцали огни фонарей в руках прибежавшей с дубинками челяди. Не зная, как отнестись ко мне, они — как и псы — сперва растерялись, но, услышав мое имя, посмотрели на меня иными глазами и стали проявлять всяческое уважение.
Заметив, что бандиты приходят в себя, слуги спросили меня, как следует поступить с ними… Я уладил дело, наделив слуг некоторым количеством серебра, и весьма крепкое воздаяние они воздали мерзавцам, чьи крики еще долгое время доносились до наших ушей после того, как мы направились к дому.
Кузина проводила меня к своему опекуну. Сэр Альфред Джарвис, мой старый знакомый и приятель, был человеком немолодым и достопочтенным.
Не смущаясь моим присутствием, но, соблюдая мудрую меру в словах, Дева похвалила меня, и старик опекун поблагодарил меня самым любезным образом и пригласил не забывать его дом.
Так я остался у них на весь вечер и отобедал, а после мы с леди Мирдат опять вышли в окружавшие дом земли, и она проявила ко мне больше дружелюбия, чем любая из знакомых мне женщин… мне казалось, что мы были знакомы всегда.
Чувство это гнездилось в сердце моем. Получалось, что каждый из нас знал все манеры и обороты речи другого. То и дело с непременным восторгом мы обнаруживали нечто общее между нами, — но без удивления, столь естественными сказывались наши открытия.
Весь тот милый вечер леди Мирдат с удовольствием вспоминала о том, как легко я расправился с тремя мерзавцами. Она спросила меня, действительно ли я настолько силен, и со смехом, столь естественным для юной гордости, вдруг прикоснулась к моей руке, чтобы самой ощутить мою силу. И, ощутив могучие мышцы, тут же опустила ладонь с легким вздохом удивления. А потом примолкла и как бы задумалась, но более не отходила от меня.
Но если леди Мирдат восхищалась моей силой, то я удивлялся и восторгался ее красой, которую лишь усугубили отблески свечей за вечерней трапезой. Но грядущие дни сулили мне новые восторги, и было мне радостно видеть ее веселье перед ликами Тайны Вечера, Величия Ночи и Ликованья Зари.
И вот однажды навсегда памятным мне вечером, когда мы бродили по саду, она начала было — почти не задумавшись — говорить, что нам выпала воистину волшебная ночь, и осеклась, опасаясь, что я не пойму ее. Однако, обратившись к знакомым краям душевных восторгов, я ответил ей — ровно и невозмутимо — что такими ночами из земли встают Башни Мечтаний, и сами кости мои говорят, что в эту ночь можно найти Могилу Великана или дерево, на коре которого нарисован огромный лик или… тут я остановился на месте, потому что она впилась в мою руку трепещущими пальцами. Однако когда я спросил, что тревожит ее, леди Мирдат еле слышным голосом попросила меня продолжать. Еще ничего не понимая, я сказал, что намеревался описать ей Лунный Сад, мою страну грез.
Когда я поведал о нем, леди Мирдат чуть вскрикнула, тем самым заставив меня повернуться лицом к себе, и принялась расспрашивать. Я отвечал откровенно, поняв, что и она знает о Саде. И Мирдат тоже предположить не могла, что кто-либо кроме ее самой знает об этих милых краях мечты и фантазии.
«Воистину это чудо, истинное чудо!» — повторяла она снова и снова, уже не удивляясь тому, что ощутила потребность заговорить со мной в тот вечер возле дороги. Хотя, конечно, и прежде знала о нашем родстве, нередко видела меня верхом и интересовалась мной, быть может, даже чуточку досадуя из-за того, что я так мало интересовался ею. Но я был занят иными делами. И все же было бы лучше, если бы мы встретились раньше.
Не думайте только, что я не был взволнован тем, что, как оказалось, мы оба знали о крае, который я считал известным лишь мне самому. Однако понемногу выяснилось, что в моих фантазиях было много такого, что не было ей известно. Находилось и знакомое только ей, и ничего не говорившее мне. И хотя это вселило в нас некоторые сожаления, время от времени кто-нибудь из нас начинал новый рассказ, а другой мог докончить его к общему счастью и удивлению. Так мы гуляли и говорили, покоряясь нежной дружбе. Шел час за часом, и время пролетало незаметно. Я позабыл обо всем, когда вдруг поднялся шум, послышались крики мужчин и лай псов, замелькал свет фонарей. Я не знал, что и думать. Наконец с милой и удивительной улыбкой леди Мирдат заметила, что мы провели много часов, углубившись в разговор, так что опекун ее, не забывший о трех разбойниках, приказал своим людям отыскать нас, все это время пребывавших в счастливом забвении.
Тут мы направились к дому, держа путь на огни, но псы нашли нас прежде, чем мы добрались до дома. Они уже привыкли ко мне и запрыгали вокруг нас с дружелюбным лаем. А через минуту примчались слуги. Им пришлось тут же повернуть назад, чтобы сообщить сэру Джарвису о том, что все в порядке. Таким было наше знакомство и начало моей любви к Мирдат Прекрасной. Вечер следовал за вечером. Я выходил на тихую сельскую дорогу, которая вела от моего поместья к поместью сэра Джарвиса, пролезал в парк через брешь в изгороди и находил леди Мирдат прогуливающейся в этой части леса. Но теперь ее всегда окружали огромные псы, потому что я умолял, дабы Мирдат не забывала о своей безопасности. Здесь она уступила мне, но во многих других вещах не могла удержаться от пререканий и старалась раздразнить меня, словно бы стремясь определить границы моего терпения.
Я хорошо помню, как однажды вечером, подходя к заветной бреши, увидел двух служанок сэра Джарвиса, только что появившихся из леса. Я бы не обратил на них внимания и прошел бы мимо, однако они почтили меня слишком изысканным для грубых девок поклоном. Рассмотрев их повнимательней, я обнаружил, что одна из них — ростом повыше — оказалась леди Мирдат. Впрочем, уверенности у меня поуменьшилось, когда вместо ответа на мой вопрос она лишь потупилась и ответила новым поклоном. Не без удивления, но, зная нрав леди Мирдат, я последовал за женщинами. Они бросились прочь, передвигая ногами быстро и уверенно, словно бы спасаясь от какого насильника. (И хорошо, что они опасались оставаться одни в лесу.) И вот мы оказались на деревенской лужайке, где вовсю шли танцы, горели факелы, бродячий волынщик вел мелодию, и изобиловал эль. Подруги вступили в круг. Танцевали они увлеченно, но только друг с другом, и старались держаться подальше от факелов. Убедившись в том, что передо мною леди Мирдат и ее служанка, я воспользовался случаем, и, когда вихрь танца принес пару ко мне, подошел, чтобы пригласить на танец высокую. Однако она отказала под тем предлогом, что уже обещала танец рослому Фермеру — и немедленно подала ему свою руку. Она тут же была наказана за свой каприз: ей пришлось старательно прятать свои изящные ноги от его грубых башмаков. Представляю, как она обрадовалась концу танца.
Не осталось никаких сомнений — передо мной действительно Мирдат Прекрасная — в деревенской одежде и неуклюжей обуви. Я окликнул ее по имени и назвался, а потом простыми словами велел ей оставить глупую выходку и позволить проводить себя домой. Однако она топнула ногой и отвернулась от меня и вновь отправилась танцевать с увальнем, ну а вытерпев еще одну пляску, попросила его проводить себя через лес, против чего он вовсе не возражал.
