В конце года, в 12-м номере «Юности», как и планировалось, вышла повесть Л. Петрова и А. Стругацкого «Пепел Бикини». Книга Кобаяси Такидзи «Избранное» (М.: Гослитиздат, 1957) украсилась предисловием АНа. Еще появились переводы АНа стихотворений с японского в 4-м номере журнала «Молодая гвардия» и 5-м — «Литературной Грузии».

И с фантастикой дело обстояло неплохо: АБС начали обживать редакции как журналов, так и книжных издательств. В Детгизе началась работа над изданием СБТ, в «Техника — молодежи» уже готовился к выпуску журнал с «Извне». Планов — громадье, идей — тоже. Братья переходят на новый уровень творчества — не просто сочинять потому что хочется, а писать с прицелом на издание. Это уже была заявка на профессионализм.

В начале этого года БН работал над будущим рассказом «Шесть спичек».

Все началось еще в школьные годы БНа, когда от своей приятельницы (в которую влюблен он был безнадежно и безответно и у которой родители были сотрудниками Института мозга имени Бехтерева) услышал он совершенно фантастическую историю об исследованиях воздействия на человеческое сознание препарата мексиканского кактуса пейотля. Психика испытуемого под действием таинственного препарата получала, якобы, совершенно необыкновенные свойства — в частности, у испытуемого, вроде бы, появлялась способность видеть с закрытыми глазами и вообще — сквозь непрозрачные преграды. Это было — НЕЧТО! С помощью той же приятельницы (она тоже была девочка увлекающаяся и очаровательнейшим образом напоминала Катьку из «Двух капитанов»[238]) БН раздобыл XVIII том «Трудов института Мозга» и там на странице 55 (ссылка сохранилась) обнаружил статью «К вопросу о психофизиологическом действии „пейотля“».[239]

О «видении сквозь стены» в статье не было ни слова, но и то, что там было, поражало воображение не хуже беляевского романа. «Калейдоскопическая смена образов…», «Во много раз повышается интенсивность зрительных и слуховых ощущений…», «Долгое сохранение в сознании зрительных образов при закрытых уже глазах…» (Я цитирую сохранившийся чудом конспекты статьи.) «Аккорды на рояле вызывают ощущение вспышек света разных цветов…», «Впечатление полета времени…», «Перемещение магнита у затылка вызывало впечатление полета метеорита. Поворачивание его на 180 градусов вызывало поворачивание на 180 градусов зрительного образа…» Это, конечно же, было прикосновение к Невероятному! Невероятное, оказывается, и на самом деле существовало в этом суконно-скучном мире, и оно было рядом, рукой подать — тут же, через Неву, простым глазом видно было здание Бехтеревского института.

С тех пор БН надолго заболел проблемами сознания, фантастическими свойствами человеческой психики и прочей парапсихологией — хотя и не знал в те поры этого термина (а может быть, его тогда, в конце 40-х, и не существовало вовсе). Преобразования сознания. Пересадки сознания. Возникновение «несуществующего» сознания… В августе 1955 БН написал рассказ «Затерянный в толпе», но тут же оказалось, что это попытка с негодными средствами. Через год-два очередная попытка, рассказ с претенциозным названием «Кто скажет нам, Эвидаттэ?». Здесь уже появляется фамилия Комлин и эксперименты по облучению мозга быстрыми частицами. Однако реакция АН оказалась совершенно недвусмысленной и — увы! — совершенно справедливой.

О реакции АНа — в его ближайшем письме, но сначала еще чуть-чуть воспоминаний (автор статьи в «Трудах Института мозга», столь поразившей БНа, — Л. Л. Васильев):

Достоверные случаи телепатии, ясновидения и т. д. и т. п. известны уже давно <… > Возможности человека и их использование в практике очень активно изучал Бехтерев (за что и поплатился жизнью — был убит по прямому приказу Сталина). То, что сейчас называется «Телепатия», а ранее «Биологическая радиосвязь», изучали также Б. Б. Кажинский и В. Л. Дуров (основатель династии).

Быть может, беда человеческой цивилизации в том, что она сошла с пути биологической эволюции и в ущерб себе пошла по пути машинного развития?

Виктор. Одесса, Украина

Странных — правильнее сказать, РЕДКИХ — событий в человеческой истории можно насчитать много. Ни одно из них, по-моему, не свидетельствует в пользу «сверхвозможностей». В том числе и те, которые Вы здесь привели. Кажинского я, конечно, читал и более того — был лично знаком с Леонидом Леонидовичем Васильевым, продолжателем (в том числе) идей Кажинского, и вообще самым знаменитым в свое время (конец 50-х, начало 60-х) специалистом в области парапсихологии. Это был очень симпатичный и интеллигентный пожилой человек, который, однако, так и не смог меня ни в чем убедить. А ведь это было время, когда я страстно хотел, просто мечтал, чтобы меня убедили!

В следующем письме АН критикует раннюю версию ШС — «Затерянный в толпе» (опубликован в 11-м томе собрания сочинений «Сталкера»).

Здравствуй, Бэби-друг.

Получил твой вариант и, надо сказать, испытал вовсе не восторг. Знаю и ценю в тебе отвращение к «тривиальности», но здесь ты хватил через край. Собственно, нетривиальность сюжета — единственное достоинство твоей вещи, причем загнутено так смачно, что несмотря на явную непригодность вещи я все же некоторое время колебался и раздумывал над тем, как и что в ней можно исправить. Но по зрелом размышлении решил, что такого горбатого не исправит даже наш советский колумбарий.[240] Думается, истоком основного недостатка явилось некоторое неправильное понимание основного принципа (или даже принципов) нашей научной фантастики. Надо раз и навсегда уточнить этот вопрос.

Я всегда утверждал и буду утверждать — и ты, если как следует подумаешь, несомненно согласишься со мной, — что главной, если не единственной, темой научной фантастики, ее целью является прославление могущества человеческого разума, сам человек в совокупности с его научными и техническими достижениями. Если оставить в стороне «Борьбу миров»[241] и еще пару очень хороших произведений на тему о ничтожестве человека, во всей литературе не найдешь ты ни одной упаднической вещи, которую стоило бы читать. Но даже «Борьба миров» — ведь сей роман целиком посвящен теме отношения человека к неизведанному. Ну скажи, кому интересно читать рассказ о судьбах науки в каком-то выдуманном человечестве? Марсиане, жители морских глубин, открытия диковинных тайн природы — всё это в литературе имеет смысл лишь постольку, поскольку они, марсиане, жители, тайны, соприкасаются с человеком и определяют его жизнь. Так неужели опять мы будем спорить о том, что основной темой фантастики является обыкновенный человек в таких-то условиях, или необыкновенный человек в таких-то условиях? Ты можешь возразить (если такому упрямому ослу как ты попадет вожжа под хвост), что выведенные тобой Атты, Эвитуатты и как их еще там — просто замаскированные люди, что здесь подразумеваемся мы, как Франс подразумевал французов под пингвинами или Акутагава — японцев под каппами. И всё только для того, чтобы создать нетривиальный сюжет? Дорогая цена за нетривиальность. Итак, договоримся: впредь героями нашими будут только люди безо всяких иносказаний.

Вторая принципиальная ошибка — «вероятность мала, но вовсе не равна нулю». Вдумчивый читатель (а на такого и следует ориентироваться) сразу заметит в твоей вещи эту слабину: ученый производит какой-то опыт и в результате сразу же попадает на что-то, полностью соответствующее объективной реальности. Беспорядочное и на удачу посланное излучение создает случайно целый мир. Такой галиматьи тебе ни в жисть не простят. Интересно, что бы ты сказал о произведении с таким вот сюжетом: на Земле получены радиосигналы из космоса. Откуда — неизвестно. Собирается экспедиция, летят на туманность в Треугольнике, садятся на одну из планет одной из звезд одной из ветвей туманности и оказываются прямо во дворе таинственной радиостанции. То-то ты бы взвился!