Может быть, мой правдивый рассказ коснется сердец неверующих, и они, будучи искушаемы, прибегнут к Господу с молитвою и намерением все терпеть в жизни, чтобы получить блаженную вечную жизнь, где нет ни плача, ни печали, ни воздыхания. Помоги им, Господи!» («Колокол», № 1568).
Дивная кончина христианского отрока
В городе Твери отцем диаконом Николаем Орловым рассказан следующий случай: в сентябре 1860 года были тяжело больны скарлатиной дети тверского мещанина Сергея Павловича Блинова. 15-го числа умер от этого маленький сын его Арсений, одного года; потом, через неделю, умерла дочь Мария, трех лет; наконец, дня через три, 25 сентября, стал умирать и двенадцатилетний сын его Николай.
Нужно заметить, что этот сын был старший в семействе и очень полезный помощник отцу в его торговых занятиях, а главное – с быстрым умом не по летам он соединял доброту сердца, искреннюю любовь и нежность к родителям, сестрам и братьям и привлекательную сладкоречивость и почтительность в обращении со всеми посторонними, особенно старшими по возрасту. За это особенно любили его все: и родители, и родные, и знакомые.
Очень горько было отцу и матери видеть своего дорогого сына при последних минутах жизни; но они, сколько возможно, скрывали от умирающего горькие свои слезы и усердно молили Господа за жизнь его.
По его желанию поскорее исповедаться и приобщиться Святых Тайн призван был священник. При его приходе больной встал с постели и, стоя на ногах, со всем чистосердечием и умилением исповедался и потом внимательно слушал краткие молитвы перед приобщением и усердно молился. Когда священник велел ему повторять за собой: «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистинну Христос, Сын Бога живаго…» и «Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими…», тогда больной, осенив себя крестным знамением и воодушевившись, произнес эти молитвы с таким жаром любви и веры в Сына Божия Иисуса Христа, с таким сильным желанием вечной жизни и единения с Богом, что удивил священника. По принятии Святых Тайн, он с глубоким чувством благодарности обратился к иконе Спасителя и сказал: «Слава Тебе, Боже. Слава Тебе!».
После благодарственной причастной молитвы священник пожелал ему здравия души и тела и сказал: «Многие больные, принимающие Святые Тайны с верою, скоро выздоравливают от своей болезни. И ты теперь по своей вере получишь здоровье. Дай Бог тебе выздороветь. Тебе надобно жить. Ты еще молод». Но юный избранник Божий, поблагодарив духовного отца за пожелание, сказал ему:
– Нет батюшка, я уж не буду жить в здешнем мире; я умру, непременно умру.
– Как же ты говоришь: умру! Почем тебе знать? Только один Бог знает это и определяет каждому время жизни и смерти.
– Так, батюшка. Да я от Бога-то и узнал, что я умру. Он зовет меня к Себе, и я пойду к Нему. После этого священник, заметив в нем слабость сил, оставил его в покое, простился с ним и его родителями. А больной лег в свою постель. Это было в шесть с половиною часов вечера.
Не прошло потом и полчаса, как отрок, лежа на своей постели, с какою-то поспешностью и старанием стал тихо читать молитвы, какие знал – Спасителю и Богоматери и святым угодникам – и, осеняя себя крестным знамением, начал постепенно ослабевать, и, мало-помалу забываясь, перестал дышать и скончался.
Родители умершего, до сего времени едва-едва удерживавшиеся от громкого плача, дали теперь полную свободу своим слезам и рыданиям. То отец, то мать, то сестра матери и брат, то другие бывшие тут родственники, друг перед другом громко высказывали жалобы о потере навсегда дорогого, ненаглядного сына и племянника. А тот, кого оплакивали, лежал бездыханным и безчувственным к плачущим и рыдающим.
В этих рыданиях прошло около часа. Наконец, мать несколько успокоилась и стала смотреть со вниманием на черты лица умершего сына, как бы желая при последней разлуке с ним запечатлеть эти черты в своем сердце. Отец же вышел в другую комнату посмотреть на других двух больных детей своих, чтобы дать им нужное лекарство по совету врача.
Остановив глаза свои на бездыханном сыне, мать вдруг заметила как будто какое-то легкое колебание груди его. Принимая это за обман зрения от слез и мерцания свечей и лампадок пред иконами, она продолжала внимательно смотреть на него. И грудь покойника опять едва заметно заколебалась. Тогда она пошла к мужу и тихо сказала ему об этом. Оба, затаив дыхание, внимательно стали следить за остатками жизни сына. Еще полминуты, и настоящий вздох вышел из груди его и показал, что отрок жив. Спустя несколько секунд, он уже открыл тихо глаза свои.
Не желая безпокоить его своим расстроенным видом, они незаметно отошли потихоньку и несколько в сторону от него. Но он стал искать их глазами, и потом, с усилием поднявшись, сел на постели и, увидев отца, сказал ему: «Батюшка! Подойдите ко мне ближе! Мне нужно сказать вам несколько слов».
Когда отец подошел к нему, отрок сказал: «Я воротился сюда, чтобы с вами проститься. Я видел Машу, и Ар-синьку, и Сашу (сестру семилетнюю, умершую десять лет назад), и отца моего крестного (умершего двенадцать лет назад) и говорил со всеми ними. Вы думаете, что они умерли? Нет! Они все живы! И как прекрасно место, где они живут!
Какой у них там свет блестящий, яркие прекрасные цветы и деревья, а звезды какие большие! Что наш дом? Втрое больше дома каждая звезда там, и какое от них радостное сияние! Вот я и увидел там сестриц и братца, и крестного, и когда подошел к ним, крестный сказал мне:
– Здравствуй, Николя! Зачем ты здесь?
– Побывать к вам пришел, увидеться с вами, – отвечал я.
– Хорошо, – промолвил крестный, – побудь здесь и погуляй с сестрами и братом, а не то -- совсем оставайся у нас.
– Останься с нами! – сказали мне сестры и брат. – Видишь, как тут хорошо!
– И вправду я останусь с вами, – прибавил я, -у вас так прекрасно!
В это время сестра Маша взяла меня за руку и сказала: «Ах, как хорошо, и Николя с нами остается!» – и радостно повела меня по цветистому лугу мимо высоких, зеленых прекрасных деревьев, каких я нигде не видал. С нами вместе шли и Арсинька, и Саша.
Прогуливаясь с ними, вдруг я вспомнил о вас, батюшка и маменька, и сказал:
– Ах! Я ведь не простился с отцем и матерью. Погодите, я пойду к ним и попрошу у них благословения жить здесь с вами и как раз ворочусь к вам опять.
– Ступай, простись! – сказали они. – Только скорее опять приходи к нам; мы ждем тебя.
Вот я и пришел к вам, мои любезные родители, проститься с вами и попросить вашего родительского благословения жить мне вместе с сестрицами и братцем. Отпустите меня, батюшка и маменька, благословите!».
В продолжение этого рассказа отец, мать и родные слушали его со вниманием, и когда он кончил, отец подумал про себя: не в бреду ли горячки говорил он все это, и спросил его:
– Николя! Да знаешь ли ты, кто я? – Он взглянул на отца, слегка улыбнулся и сказал:
– Неужели я вас-то, батюшка, не знаю! Вы Сергей Павлович Блинов, мой батюшка!
Отец указал на мать его и сказал:
– А это кто?
– Это моя маменька, Александра Михайловна Блинова, – сказал он. После сего поименовал бывших тут родных своих.
Потом отец сказал потихоньку жене, чтобы она велела сыну опять рассказать, что он видел и где был. Она так и сделала, и сын повторил ей свои слова и рассказал, к удивлению всех, точно так же, как сначала отцу.
Наконец, ребенок спросил: «Да неужели вы, батюшка, не верите мне? Ведь я в полном уме, и в памяти, и в сознании. Если так вы сомневаетесь, то вот вам знак моей правды: через день придет в наш дом Ксения, дочь прежней нашей прислужницы, которую вы много лет не видали. Она спросит о здоровье вашем и детей и удивится, что у вас все дети больны и трое уже умерли, о чем ничего не знала и не слыхала. (Эта женщина действительно пришла в их дом, в день погребения сына, и удивилась, что уже трое умерли). Вот тогда вы поверите всему, что я говорил вам. А теперь прошу, умоляю вас, мои родители, не держите меня здесь, – отпустите меня скорей с благословением».
