«В год кончины моей матушки, – рассказывает ветеран, служивший в конной артиллерии в начале нынешнего столетия, – я получил от нее письмо, в котором она извещала меня, что собирается на все лето пожаловать ко мне. Это было в конце зимы. Я отвечал ей, что буду чрезвычайно рад и приготовлю все для ее полного спокойствия.

Зная, как она любит цветы и всякого рода роскошь, я отделал заново большую половину дома, обращенную к саду и прилегавшую к оранжерее, а себе оставил половину, выходившую окнами во двор. Вечера еще были довольно долги и я, по обычаю своему, каждый вечер после чая отдыхал на своей постели и что-нибудь читал. Однажды, лежа в спальне, вдруг вижу, дверь моей комнаты отворяется и входит матушка. Я мгновенно вскочил с постели и, запахнув халат, бросился к ней навстречу, говоря: «Матушка, как я рад, что вы пожаловали», совершенно забывая, что это еще зима и что в доме не было никакого предварительного движения, возвещавшего ее прибытие. Она сделала несколько шагов ко мне, пристально посмотрела на меня и исчезла. Я был поражен. В первую минуту даже не мог сообразить, что у нас только конец зимы, а когда пришел в себя, то готов был уверять, что это точно матушка была у меня, так было реально это видение.

Спустя недели две после этого случая, я получил письмо от сестры Прасковьи Ивановны, которая извещала, что матушка умерла как раз в тот день и час, когда она явилась мне в тульской деревне» («Ребус», 1887, № 1).

В Соединенных Штатах Америки, в городе Филадельфия, был дом, известный как «неспокойный», так что никто не решался жить в нем. Однажды, в этот город приехали две сестры с намерением остаться жить здесь. Они искали себе квартиру и кто-то указал им на этот дом. Хозяин неспокойного дома согласился пустить их без всякой платы, не скрывая, однако, причины, по которой он остается давно без жильцов. Сестры переехали на жительство в страшный дом.

В первые два-три дня ничего особенного не заметили. Но вот однажды ночью, когда они уже легли было спать, в доме поднялся какой-то непонятный шум, так что они поневоле перепугались. Встав с постели, одна из них спросила: «Кто здесь и что нужно?». Вдруг, как будто из земли, явился незнакомый мужчина и говорит: «Вот так давно бы спросили меня, поэтому я и давал о себе знать всякими способами. Я прошу вас помочь мне, а в чем именно, выслушайте меня. Несколько лет тому назад я был хозяином этого дома. Однажды, ко мне приехал мой племянник-сирота, которому я предложил жить у меня. Он был человек бедный. У меня было намерение оставить ему все состояние, так как кроме него у меня никого не было из родных. Я полюбил его и ничего от него не скрывал, так что он знал, что у меня были большие деньги. Однажды ночью он зарезал меня и труп мой скрыл в этой самой комнате под полом, а деньги, сто тысяч долларов, украл, и в ту же злосчастную ночь уехал из этого города по железной дороге и теперь живет под чужим именем вдали отсюда.

Прошу вас заявить об этом полиции, которая найдет мой труп под полом и предаст надлежащему погребению, и я тогда уже успокоюсь».

На другой день сестры заявили об этом кому нужно, и действительно был найден под полом скелет человека, который и предан был земле по христианскому обряду. С тех пор в доме стало спокойно (Сообщено устно одним интеллигентным лицом). Спустя два года после этого видения, он, коленопреклоненный на молитве, тихо и мирно скончался («Душеполезное Чтение», 1868).

* Он был тогда еще великим князем. – Сост.

*22 ноября по ст. ст. – Изд.

Одна благочестивая жена перед своей смертью рассказала своему другу следующее.

«В прошлую ночь явилась мне во сне покойная моя сестра.

– Любезная моя, ты слишком страшишься близкой твоей смерти, – сказала она, – хочешь ли узнать, что такое смерть?

– Да, хочу.

– Хорошо, сестра, я покажу тебе, что такое смерть. Смотри, вот она!

Тут явившаяся тихо склонилась на софу, и тотчас из ее тела вышел чрезвычайно тонкий светлый образ человеческий: то была смерть Тут я пробудилась» («Душеполезные размышления», 1882, № 5).

В «Могилевских епархиальных ведомостях» помещено описание следующего случая из жизни митрополита Платона.

«В моей жизни, – говорил преосвященный, – есть один случай, при котором я видел тень другого человека, да притом же так живо и отчетливо, как вот вас вижу теперь. Это было в тридцатых годах, когда я состоял инспектором Санкт-Петербургской духовной академии. У нас был в числе студентов Иван Крылов, из Орловской семинарии, известный мне, когда я был там наставником. Учился он недурно, был хорошего поведения и благообразного вида. Раз он приходит ко мне и просит, чтобы позволил ему отправиться в больницу. Я думаю себе: «Верно он истощал, пусть там покормят его получше и он поправится. А может быть и курсовое сочинение там напишет. Проходит несколько времени, я о нем ничего не слышу, доктор ничего не говорит. Но вот, однажды, лежу я на диване и читаю книгу, смотрю – стоит Крылов и прямо смотрит на меня. Лицо его вижу так ясно, вот как вас, но тело его было, как бы в тумане или облаке. Я взглянул на него. Он… Меня передернуло. Призрак точно понесся к окну и скрылся. Я еще раздумывал, что бы это значило, слышу стук в мою дверь, входит больничный сторож и говорит мне:

– Студент Крылов Богу душу отдал.

– Давно ли? – спросил я в изумлении.

– Да вот минут пять, я только собрался к вам.

Вот извольте разгадать эту тайну, – сказал архипастырь, обращаясь ко всем присутствовавшим при рассказе. Все молчали. – Все это, – заключил владыка, – несомненно доказывает нам какую-то таинственную связь между нами и душами умерших» («Могилевские Епархиальные Ведомости», 1883).

«Идя по скиту, – так рассказывает один из монашествующей братии Троице-Сергиевой лавры, – зашел я к умирающему Вуколу, послушнику покойного схимонаха Моисея. В тот день, когда я был у него, его соборовали маслом. Увидав его в благодушном состоянии, я спросил:

– Что, о. Вукол, видно, в путь собираешься?

– Да, батюшка, помолись, да пошлет мне, грешному, Господь Свою милость.

– Кланяйся от меня своему о. Моисею.

– Я ныне, – говорит больной, – виделся с ним, он был у меня и вот здесь читал акафист Богоматери, а меня, как и прежде бывало, заставил петь припевы, и так все правило совершил у меня. И сказал мне с радостью: «Мы с тобою и там вместе будем жить, мне позволено прийти проводить тебя туда». Помолились мы еще с ним, и я как бы совершенно был здоров, перекрестил он меня и отошел. Так я, батюшка, жду не дождусь, когда пошлет Господь перевести меня отсюда. Отец Моисей сказал, что там несказанно хорошо» (Монастырские письма, 35).