Поднимаясь, Себастиан проворчал:

— Ладно.

— Мыло тоже доставай, — прислонившись плечом к стене и скрестив руки, распорядился Курц. — И нитку с иголкой. Отдай Диане её одёжку. И приступай к готовке. Сковородку я тебе дал. Надеюсь, куда её ставить- поймешь. Плошку с маслом найдешь в ящике. Тарелки и приборы тоже.

Копавшийся в своей сумке священник бросил через плечо яростный взгляд, но протестовать против таких распределений обязанностей не стал. Достав все вещи и еду, Себастиан занялся готовкой, а Курц, перенеся ведро в угол, стиркой своей куртки.

Чтобы не мешать, Тимур перебрался обратно на кровать к Диане и за неимением занятия получше продолжил осушать бутыль вина. Когда он наливал себе уже третью кружку, Диана, сидящая рядом и жадно разглядывающая лежащие на другой кровати вещи- вязаные чёрные чулки, короткое зелёное платьице с рукавами длиной по локоть и мешковатую шерстяную кофту такого же цвета, встрепенулась и протянула к Тимуру пустую кружку.

— Размечталась, — сказал тот. Поставил почти пустую бутылку в ногах, сердитым тоном произнёс: — Курц, а кто это тебе разрешал наливать ребёнку?

Курц прекратил тереть мылом пятно на своей куртке, обернулся. С невинным видом спросил:

— А что не так? Подумаешь, всего пол кружки. Не воду же речную ей пить.

— Всё равно нельзя ей ещё вина. Это вредно.

В глазах Курца блеснул хитрый огонёк.

— А тебя, я гляжу, это не очень-то останавливает.

— Мне можно, — делая очередной глоток, заявил Тимур.

— А почему ей нельзя?

— Нельзя. Потому что я так сказал.

Курц отвернулся к ведру, принялся перетирать намыленный кусок куртки между сжатыми кулаками. Ворчливо произнёс:

— Ну ты теперь прямо как настоящий папаша Диану опекаешь.

— Дурак, — покраснев, охарактеризовал его Тимур.

— Или как старший братик.

— Всё, заткнись.

Диана снова вытянула руку с кружкой, широко улыбнулась.

Тимур упрямо покачал головой.

— Ну уж нет. Лучше у Себастиана воды попроси. У него где-то фляга была заныкана.

Обиженно надув губы, Диана отвернулась.

— Ага. И не надо дуться.

Вываливая на разогретую сковородку картошку из бумажного свёртка, Себастиан серьёзным тоном заметил:

— Да, действительно, он теперь для тебя, дитё, — старший брат. Поэтому слушайся и уважай его.

— Вы сговорились что ли? — спросил смущённый донельзя Тимур. — Называйте меня как хотите, только не надо меня в родственники записывать.

Диана дёрнула Тимура за рукав. Игриво улыбаясь, сказала:

— Хорошо, старший братик.

— Это не смешно, — мрачно буркнул Тимур, тянясь к бутылке.

Впрочем, остальным так не показалось.

…Отужинав, Курц вскипятил второе ведро воды. Отстирал пятна крови со штанов и рубахи Тимура, великодушно позволили Себастиану проделать то же самое с его рубахой и жилетом. Попивая винцо и болтая ни о чём, заштопал одежду, заставив Диану переодеться, сменил заляпанные наполовину кровью штаны и кофту на новые.

Оставшиеся запасы воды позволили всем умыться. Кто-то один держал развёрнутое одеяло, тогда как второй человек в это время намыливался и экономично ополаскивался тепловатой водой. Конечно, до полноценного душа такая помывка не дотягивала, но, по крайней мере, она позволила избавиться от запаха пота, въевшейся в кожу дорожной пыли и вернуть волосам, ставших похожими на проволоку, их естественное состояние.

Спать ложились довольными, сытыми и умиротворёнными. Лишь Курц с Себастианом повздорили из-за спального места. Ложиться на пол, постеленный из круглых жердей, не хотелось никому- заснуть на нём не представлялось возможным. Снимать соломенный матрас с кровати не позволил Курц, мотивировав это тем, что тогда на кровати ему будет не намного удобнее, чем на неровном полу. На предложение лечь вместе Курц брезгливо поморщился, а священник заявил, что это богопротивное дело- ложиться рядом с мужиком, к тому же еще и еретиком.

Наконец, через полчаса споров, выход был найден. Курц с Себастианом всё-таки устроились на одной кровати, но каждый завернулся в своё одеяло. Повернувшись спиной к спине, они долго пинались и пихались локтями, пока священник не захрапел. Очень громко и раскатисто, словно бы нарочно притворяясь спящим. Через некоторое время ему вторил Курц.

Вскоре они затихли. Их храп сменился ровным сопением.

Тимур осторожно снял с себя руку спящей Дианы, выскользнул из-под одеяла. Подошёл к столу, приоткрыл фонарь, дунув, затушил его. Вернулся на своё место. Несмотря на адскую уста лось и лёгкое опьянение сон не приходил. В памяти ещё слишком свеж был разговор с Эзекилем и его попытка свести неугодного ему человека с ума. Повторение такой ночки пугало Тимура больше встречи с богом во плоти.

Но мучиться и беспокойно ворочаться в ожидании страшного сна пришлось не слишком долго. Диана прильнула к спине Тимура, закинула на него одну руку, что-то прошептала. И тут же пришла тьма, а на взбудораженный, перенапряженный разум снизошёл покой.

Этой ночью Тимуру не снилось ничего.

Что удивительно, но Себастиан с Курцем как-то умудрились не прирезать друг друга. Наверное, этому способствовало присутствие ребёнка, ибо поверить, что они пропитались взаимной симпатией и уважением, было довольно трудно. Они проснулись задолго до рассвета и сразу же начали собачиться по всяким мелочам, так что приготовление завтрака превратилось в какой-то балаган. Кончилось всё тем, что между ними снова установился обет молчания. Впрочем, он не затянулся.

Не дожидаясь пока взойдёт солнце, Курц приказал всем собираться. А сам протолкнул лестницу сквозь оставленную между люком и проёмом щель, поднялся на первую ступеньку и прислушался к доносящимся сверху звукам. Не услышав ничего подозрительного, отодвинул люк, высунул наружу голову. Полностью вылез из землянки в густую, почти осязаемую тьму предрассветного утра, едва-едва разгоняемую светом немногочисленных, спрятавшихся за облаками звёзд. Осмотрелся.

Из потолка в освещённую слабеньким огнём лампы землянку свесилась голова Курца и почему-то шепотом изрекла:

— Давайте сюда вещи, тушите свет и вылезайте. Быстро!

Пока Себастиан передавал наверх свою сумку, рюкзак и меч Курца, сонный и вялый Тимур сидел на лавочке за столом и старательно пытался проснуться. Этому в некоторой степени способствовало то, что его вещи всё ещё оставались влажными после вчерашней стирки. Не целиком, лишь в тех местах, где некогда были пятна крови- на животе, в паху и на бёдрах- но всё равно ощущения от прикосновения сырой ткани к коже бодрили.

Тимур с трудом подавил очередной зевок и спросил:

— И чего это вы в такую рань вскочили?

Вручив Курцу последний предмет- обёрнутый тряпкой меч, Себастиан взял с кровати свой плащ, перекинул его через плечо. Ответил:

— Важно добраться до озера пока ещё темно.

— Какого озера?

— Великого озера Рон. На берегу которого стоит Йонбен.

— А я думал, мы по реке поплывём… — поднимаясь и поправляя пояс с висящим на ним мечом, протянул Тимур.

Себастиан схватился за лестницу, поставил ногу на первую ступеньку. Обернувшись, произнёс:

— Ага, по реке… Неужто думаешь, я бы согласился целый день по одной реке плыть? Её ж постами обязательно прекроють.

— Ну… э… — замялся Тимур.

— Давайте, выползайте, — поторопил всех сверху властный голос Курца.

— Слушаюсь, капитан, — пробормотал Тимур.

Вслед за Себастианом по лесенке поднялась Диана, а за ней, предварительно обведя уютное убежище тоскливым взглядом и погасив фонарь, Тимур. И, едва он выбрался наружу, как тут же очутился словно бы в совсем ином мире. В мире тьмы и таинственных шорохов. Морозный ночной воздух сотнями иголок тут же впился в кожу, и сонливость сдуло, как ветром. Лёгкие обожгло свежестью, и этот первый глоток чистого, пьянящего кислорода взбодрил получше вредного кофеина. В уши ворвались звуки стрекотания, треска, щелчков, производимых насекомыми, где-то посреди бескрайнего поля пискнула полёвка.