Словесный водопад обрушился на Корнилова, едва он переступил порог просторного кабинета в Таврическом дворце, где разместился исполком Петроградского Совета, и уселся напротив бородатого черноволосого комиссара. Бородач являлся одним из авторов знаменитых приказов № 1 и 2, отменивших титулование в армии.

Тщетными были попытки командующего округом убедить своего собеседника, который, по всему видно, представления не имел о специфике военной службы, в том, что любая армия строится на дисциплине. Комиссар сводил все к генеральскому ярму. Разговор явно не получался.

Единственное, что все же удалось Корнилову, — это добиться принятия исполкомом Петроградского Совета постановления о недопустимости огульного подхода ко всему офицерскому корпусу демократической России. И то успех: теперь не каждого причисляли к «золотопогонникам». Многим постановление спасло жизнь, увело от расправ и унижений.

Но главное предложение Корнилова не прошло. Петроградский Совет в категорической форме отказал в отправке на фронт частей столичного гарнизона. Не получил командующий согласия Совета и на разоружение наиболее деморализованных и разнузданных батальонов, забывших, что такое дисциплина. Таврический дворец упорно стоял на своем: войска, принимавшие участие в революционном движении, разоружению и выводу из города не подлежат.

Корнилов тяжело переживал случившееся. Подумывал даже об отставке, хотя и понимал, что постановление Петросовета направлено не против него лично. Боевой генерал оказался между двумя дворцами, соперничающими за власть. В Зимнем заседало Временное правительство князя Львова, в Таврическом — Петроградский Совет. Обе стороны зорко следили за тем, чтобы ни у кого не было перевеса.

Корнилов, как человек военный, подчинялся правительству. Но оно не обладало полнотой власти. Совет набирал все большее влияние и, в основном, за счет лозунга прекращения войны. Части, расквартированные в Петрограде, идти на фронт не хотели и потому были на стороне Совета, который удерживал их в городе.

Наблюдая за перетягиванием каната, Корнилов решил занять нейтральную позицию. Пусть политики рвут чубы друг другу, сколько влезет! Его дело — обучение войск, поддержание в частях хоть какого порядка. Оказалось, что в условиях двоевластия это довольно трудная задача. Стоило иному командиру воззвать к забытому полковому самолюбию, напомнить о великом прошлом, как почти всегда находился бесшабашный голос:

— Товарищи, это что же, генерал-то нас к старому режиму гнет? Под офицерскую, значит, палку!..

Получая подобные сообщения из войск чуть ли не ежедневно, Корнилов скрещивал кисти своих маленьких коричневых рук с такой силой, что белели костяшки пальцев. Он молчал, подолгу думая о чем-то своем, потаенном.

В двадцатых числах марта в его кабинете в здании Главного штаба неожиданно появился Крымов. Командира Уссурийской дивизии вызвали с Румынского фронта в военное министерство, и он, выкроив свободную минутку, решил повидаться с давним другом.

Генерал Крымов имел запоминающуюся внешность. Огромного роста, тучный. Походка кавалерийская — враскачку. Голос громоподобный, речь — сочная, народная. Солдатам был люб тем, что ел с ними из одного котла, ночевал на земле, завернувшись в бурку.

Корнилов начинал с ним военную службу в Туркестане. Крымов помнился жизнерадостным, веселым. А тут словно подменили бравого служаку — мрачный, угрюмый. Возмущался тем, что увидел на петроградских улицах: митингующих солдат, курчавых комиссарчиков, на заплеванных, усыпанных семечковой шелухой тротуарах, на которых валялись сброшенные с правительственных учреждений державные двуглавые орлы. По-солдатски грубо отзывался о членах Временного правительства.

Лавр Георгиевич слушал, не перебивая, срабатывало чутье разведчика и навыки, приобретенные при выполнении секретных миссий в Китае и на юге России. А старый сослуживец все откровенничал, не скрывая своего негативного отношения к новым властям, ввергшим Россию в хаос и неразбериху.

Было ясно, что Крымов прощупывал позицию Корнилова. Сам пожаловал или кто-нибудь надоумил? Сам — вряд ли, всего лишь командир дивизии, да и та на далеком от столицы Румынском фронте. К тому же в Петрограде не был с начала февральской революции. Значит, кто-то прислал. Кто? Крымов ответил уклончиво — так, кое-какие люди, понявшие, что с царским отречением переборщили. Они правы, надо что-то предпринимать. Пока остановились на создании Союза офицеров. Армия — единственное, что может вывести Россию из кризиса, унижения и позора.

Из разговора с Крымовым Корнилов узнал, что в Петроград с фронта вызван генерал Деникин, с которым тоже ведутся консультации. О чем? Крымов многозначительно намекнул — о путях спасения России. Уходя, сослуживец дал понять, что на Корнилова тоже выйдут надежные люди, если, конечно, Лавру Георгиевичу не безразлична судьба его отечества. На вопрос Корнилова, что это за люди, Крымов с несвойственной ему загадочностью сказал: те, у кого прошел угар от революционной эйфории. Им нужен человек с сильной волей и твердым характером. Безусловно, это должен быть военный. Но не из старых генералов типа Алексеева и Рузского, заманивших царя в ловушку, и не из числа командующих фронтами, тоже приложивших руку к падению царского трона. Поиски идут среди командующих армиями, командиров корпусов и даже дивизий. Этот человек не должен принадлежать к высшему генералитету, давшему согласие на отречение царя.

Проводив старого друга, командующий задумался о людях, которые искали кандидата в военные диктаторы. Кто-то из образумившихся членов Временного правительства? Или здесь задействованы совсем другие силы? Скажем, крупные русские промышленники, банкиры, увидевшие, в какие никчемные руки попала Россия после февраля семнадцатого?

Сведения, полученные от Крымова, полной неожиданностью для Корнилова не стали. По долгу службы ему было известно о том, что в некоторых столичных кругах возникло разочарование, вызванное Временным правительством. Начальник контрразведки штаба округа докладывал командующему о возникновении организаций, ставящих целью пресечь хаос, с которым не мог справиться Зимний дворец. В квартиру на Невском проспекте, где собирались члены одной из таких групп, зачастил крупный промышленник Путилов, владелец заводов в Петрограде и в других городах страны. По этому адресу начали замечать и другого финансового туза — Пуришкевича, причастного к убийству Григория Распутина. Хаживали и другие известнейшие личности, образовавшие «Круг спасения России», включавшего, естественно, и военную организацию.

Много было споров о том, кому из генералов вручить скальпель для проведения хирургической операции по отсечению гнилой части государственного организма. Назывались разные имена. Одни отсеивались сразу, другие всесторонне взвешивались, прощупывались.

Этих людей под разными предлогами вызывали с фронта. «Просвечивали» Крымова, Врангеля, Колчака, Деникина, других боевых генералов. После тщательного обсуждения остановились на Корнилове. В пользу его кандидатуры было и то немаловажное обстоятельство, что Лавр Георгиевич находился в Петрограде и занимал ключевую должность командующего столичным гарнизоном. Перечисленные выше генералы тоже годились на отведенную им роль, были горячими русскими патриотами и глубоко переживали несчастье, свалившееся на родную землю, но, в отличие от Корнилова, находились далеко от столицы и командовали всего лишь дивизиями, что было явно недостаточно для приведения в исполнение задуманного плана. Другое дело — Корнилов. Возможностей у него куда больше.

Однако случилось непредвиденное. В услугах Корнилова как решительного военачальника ощутило острую нужду Временное правительство. В штаб округа, расположенный на Дворцовой площади, приехал на автомобиле военный министр Гучков:

— Генерал, срочно требуется ваша помощь. Солдаты взбунтовались, отказываются выполнять решение правительства… Надо применить силу…

Командующий округом знал о начавшихся беспорядках на петроградских улицах. Была известна ему и причина, побудившая солдатскую массу высыпать на площади и бульвары. В конце марта Временное правительство уступило настоятельным просьбам послов стран Антанты и объявило о решимости России вести войну до победного конца. Узнав о ноте министра иностранных дел Милюкова, заверившего Францию и Великобританию в верности союзническим обязательствам, возмущенные солдаты покинули казармы и устроили грандиозную акцию протеста.