По словам Андрея Серафимовича, было очевидно, что Горбачев уже знал эти результаты, и чувствовалось, что в тот морозный воскресный вечер, отлученный у себя на даче от рабочего кабинета, батареи телефонов и помощников, с которыми можно было бы обсудить ситуацию и выработать линию поведения, он не находил себе места. Вот почему он хотел с помощью интервью немедленно ответить своим соперникам и верил, что, если передать его на час раньше, будет еще не поздно.

Когда и от кого Президент СССР узнал о том, что в Беловежской пуще подписано соглашение о создании Содружества Независимых Государств и роспуске СССР? И сам Михаил Сергеевич, и его ближайшие помощники рассказали об этом достаточно подробно. Суть рассказов одна: Горбачеву на дачу позвонил в воскресенье белорусский лидер Шушкевич и сообщил, что собравшиеся в Беловежской пуще три руководителя «вышли на соглашение», которое и зачитал. Шушкевич проинформировал также, что министр обороны маршал Шапошников поставлен в известность об их договоренности и что уже состоялся разговор Ельцина с Бушем. Буш согласен.

Горбачев при этом известии взорвался:

— Вы разговариваете с Президентом Соединенных Штатов Америки, а Президент СССР ничего не знает. Это позор, стыдобище!

Он попросил к телефону Ельцина и потребовал прибыть к нему в Кремль на следующий день:

— Объяснишь стране, миру и мне!

Тогда, в декабре 1991 года, многие еще не знали, что поездка Ельцина в Минск не была неожиданной для Горбачева. Более того, российский президент уведомил о ней Михаила Сергеевича, а перед отбытием Бориса Николаевича в Белоруссию у них состоялась довольно продолжительная встреча.

Многозначительные слова

В четверг, пятого декабря, Ельцин встретился с Горбачевым и проинформировал его о своем намерении съездить в Минск к Шушкевичу:

— Надо бы нам, россиянам, обсудить с белорусами дела по двустороннему сотрудничеству.

Горбачев не возражал.

— Неплохо бы заодно и Кравчука прощупать, — осторожно произнес Борис Николаевич. — Что он, понимаешь, думает в отношении Союза, став президентом… Согласился прилететь в Минск.

Российский президент наступил на любимую мозоль союзного. Кравчук, Украина в последнее время были непрекращающейся головной болью Горбачева. В воскресенье, первого декабря, на Украине прошли президентские выборы, одновременно состоялся референдум о независимости. Перенервничали изрядно. В самый канун голосования, когда предвыборная агитация должна прекращаться, из-за океанского Белого дома поступила и тут же была растиражирована свободной московской и киевской прессой утечка информации: в случае, если Украина проголосует за независимость, США установят с ней дипломатические отношения.

Возмущенный Горбачев продиктовал сообщение пресс-службы Президента СССР, в котором выражалось недоумение по этому поводу. Буш позвонил советскому лидеру, неуклюже оправдывался: мол, признание независимости Украины международным сообществом еще не означает ее выхода из Союза. Наоборот, это может способствовать ее возвращению в процесс заключения Союзного договора, который остановился из-за неуступчивой позиции этой республики. Горбачев отвечал сухо, давая понять, что воспринял утечку информации из Белого дома негативно.

В телефонном разговоре с Бушем Горбачев сказал, что складывающуюся ситуацию на Украине он обсуждает с Ельциным, что они вместе ищут выход. После референдума планируют провести встречу президентов Союза, России и Украины, чтобы выяснить, какую линию займет теперь Кравчук.

Референдум состоялся. Триумф Кравчука был полный: даже Крым, юг и восток Украины, где традиционно были сильны прорусские настроения, проголосовали в пользу независимости, не говоря уже о западных областях республики. Угроза развала Союза стала реальной. И вот Борис Николаевич, пользуясь моментом, берется уточнить позицию украинского руководства, а может, даже и повлиять на поведение только что избранного президента авторитетом славянского саммита.

— Михаил Сергеевич, давайте согласуем тактику обсуждения этих вопросов с Кравчуком, — произнес Ельцин. — Надо уговорить его не порывать с Союзом.

Уговорить? Горбачев мастер по увещеваниям. Еще до референдума он обратился с эмоциональным обращением к парламентариям страны, призвал их со всей ответственностью отнестись к обсуждению Договора о Союзе Суверенных Государств, предостерегал от разрушения государственности, давал множество интервью, в которых говорил одно и то же. Это были правильные слова, но их обилие и повторяемость приводили к обратному эффекту. Неуемная говорливость президента раздражала, его пространные обращения, подготовленные спичрайтерами-профессорами и рассчитанные на старших научных сотрудников, были малопонятны большинству населения. Вся страна щелкала переключателями телевизионных каналов, ибо выдержать обрушивавшийся в таком количестве словесный поток могли немногие.

Вот и сейчас Михаил Сергеевич оседлал своего любимого конька, закатив перед Борисом Николаевичем очередную пространную филиппику:

— Если дело дойдет до такого вот грубого отделения от Союза, до ухода Украины, то тогда мы сможем столкнуться там с очень опасными событиями… И вообще почему независимость надо интерпретировать как обязательный выход из Союза? Есть республики, которые раньше всех заявили о своей независимости и тем не менее участвуют в строительстве нового Союза…

Противник велеречивости, человек конкретных действий, российский Президент молча слушал и, как после рассказывал, все больше убеждался, что союзный Президент неадекватен сложившейся обстановке, что он явно утратил ощущение реальности. ССГ — Союз Суверенных Государств, за который столь рьяно ратовал Михаил Сергеевич, уже давно расшифровывали как Союз Спасения Горбачева. Интервью, которое показали в полночь восьмого декабря, адресованное украинцам, воспринималось так, как будто они еще не проголосовали за Кравчука и свою независимость.

Однако сам Михаил Сергеевич и устно, и печатно неизменно придерживался высокого мнения о своей позиции в разговоре с Ельциным пятого декабря. В дневниковых записях его помощника Г. Х. Шахназарова это выглядит так.

«Я предъявил ему развернутую аргументацию в пользу Союза, — сказал Горбачев девятого декабря, собрав своих помощников и специалистов. — Он рассуждал: может, заключить договор на 3–5 лет, Украина ограничится участием в экономическом сообществе, а может быть, создать славянский союз?».

Как видим, с одной стороны, «развернутая аргументация в пользу Союза». С другой — конкретика, пускай компромиссные, половинчатые, временные меры, но ведь не риторика, а хоть что-то!

«Я ему объяснил, что такой вариант не следует выдвигать, — старательно записывал слова Горбачева его помощник. — Если уж он и выплывет, не афишировать. Кто первым признал независимость Прибалтики? И смотри, что они теперь делают с армией, какие решения принимают по гражданству. Борис Николаевич согласился, добавив, что особенно сволочную позицию заняла Латвия. Я ему сказал, что это понятно — там ведь население примерно 50 на 50, они и стараются выжить как можно больше русских.

Словом, вроде бы разговор был неплохой. Но он ушел, и не было уверенности, что будет держаться, как условились…».

И тут из-под пера президентского помощника появляется многозначительная фраза, вызывающая массу недоуменных, а то и негодующих вопросов. «Я уже тогда знал, что его окружение подготовило текст соглашения о славянском сообществе. И вот случилось», — сказал президент на совещании девятого декабря в 16.30.

Как это — знал? И не принял мер? А как же тогда понимать восклицание о том, что Президент СССР ничего не знает, произнесенное после звонка Шушкевича из пущи?

Хорош и Ельцин. После встречи с Горбачевым пятого декабря российский Президент сообщил прессе, что он с Михаилом Сергеевичем не мыслит Союза без Украины и что надо будет все сделать, чтобы убедить украинцев присоединиться к Союзному договору. Еще тот конспиратор Борис Николаевич!