Затем Лисбет дошла до главы про Пьера Ферма, чья загадочная теорема озадачила ее на целых семь недель. Вообще-то это был довольно скромный отрезок времени, если учесть, что теорема Ферма сводила математиков с ума почти четыреста лет, пока, наконец, англичанин Эндрю Уайлс не решил ее в 1993 году.

Теорема Ферма формулируется на редкость просто.

Пьер Ферма родился в 1601 году в Бомон-де-Ломань на юго-западе Франции. Как это ни странно, математиком он не был, служил чиновником и предавался математике в свободное время, в качестве необычного хобби. И, тем не менее, он считается одним из самых талантливых математиков-самоучек всех времен и народов. Как и Лисбет Саландер, Ферма любил решать головоломки и загадки. Еще он обожал подшучивать над другими математиками, формулируя проблемы, но не снабжая их решениями. Философ и математик Рене Декарт удостоил его весьма нелестным эпитетом, а английский математик Джон Уоллс и вовсе обозвал «чертовым французом».

В 1630 году вышел французский перевод Диофантовой «Арифметики», содержащий наиболее полную экспозицию теории чисел, сформулированный Пифагором, Евклидом и другими античными математиками. Именно изучение теоремы Пифагора спровоцировало вспышку гениальности у Ферма и привело к формулировке его бессмертной проблемы. Он сформулировал вариант теоремы Пифагора, заменив в формуле x² + y² = z² квадраты на кубы: x³ + y³ = z³.

Проблема была в том, что новое уравнение, похоже, не имело целочисленных решений x, y, z. Тем самым Ферма с помощью незначительных изменений в равенстве перешел от соотношения с бесчисленным множеством решений к соотношению, не имеющему вообще никаких решений. В этом и состояла его теорема: Ферма утверждал, что в безграничной вселенной чисел не существует таких целых чисел, что куб одного может быть представлен как сумма кубов двух других и что это верно вообще для всех степеней выше двух, то есть случая теоремы Пифагора.

Вскоре другие математики согласились, что дело обстоит именно так. Метод проб и ошибок подсказывал невозможность опровержения теоремы Ферма. Проблема в том, что, даже производя вычисления до окончания века, невозможно перепроверить все числа, ведь их бесконечно много, и потому невозможно быть на сто процентов уверенным, что среди очень больших чисел нет таких, что опровергали бы теорему Ферма. В математике все утверждения должны быть доказаны строго математически, с применением безусловно верных и доказанных формул. Математик должен быть готовым заявить с трибуны: «Это так-то и так-то, потому что…»

По обыкновению, Ферма показал коллегам что-то вроде фиги в кармане. На полях своего экземпляра «Арифметики» Диофанта этот гений написал формулировку задачи и закончил строками на латыни, ставшими бессмертными в истории математики: «Я нашел поистине чудесное доказательство, но эти поля слишком узки, чтобы его вместить».

Если он хотел тем самым привести своих коллег в негодование, то, надо сказать, у него это отлично получилось. Начиная с 1637 года чуть ли не каждый уважающий себя математик уделял время – иногда изрядное – попыткам найти доказательство теоремы Ферма. Несколько поколений ученых потерпели неудачу, пока не появился Эндрю Уайлс со своим эпохальным доказательством в 1993 году.

Лисбет Саландер была поставлена в тупик.

Ответ ее вообще-то не интересовал. Главным было само решение проблемы. Если ей задавали загадку, она ее отгадывала. До того как Лисбет поняла основные принципы рассуждений, разгадка таинства чисел отнимала много времени, но девушка всегда получала правильный результат прежде, чем сверялась с ответом.

Прочитав теорему Ферма, она взяла лист бумаги и начала проверять ее на цифрах, но найти доказательство не удалось.

Подглядывать в ответы ей не хотелось, поэтому Лисбет пропустила ту часть текста, где излагалось доказательство Эндрю Уайлса. Поэтому она дочитала «Границы» до конца и удостоверилась, что ни одна из прочих проблем, сформулированных в книге, не вызвала у нее серьезных затруднений. Впоследствии она все с большим раздражением возвращалась к загадке Ферма, плутая из одного тупика в другой и ломая голову над тем, какое именно «чудесное доказательство» имел в виду математик.

Сосед из тридцать второго номера вдруг встал и пошел к выходу. Покосившись на наручные часы, Лисбет отметила, что он неподвижно просидел здесь два часа и десять минут.

Элла Кармайкл поставила бокал перед Лисбет Саландер, отметив, что девушка не интересуется всякой туфтой типа напитков ярко-розового цвета с бумажными зонтиками в бокале. Она всегда заказывала одно и то же – ром с колой. Только однажды вечером Саландер была в каком-то странном настроении и так напилась, что Элле пришлось просить о помощи отнести ее в номер.

Как правило, Лисбет заказывала кофе с молоком, иногда коктейль или местное пиво «Кариб». Обычно она усаживалась за дальним правым концом стойки и открывала книгу с непонятными математическими формулами, что, по мнению Эллы Кармайкл, было странным чтением для девушки ее возраста.

К тому же Лисбет Саландер не проявляла ни малейшего интереса к тем, кто пытался за ней приударить. Те немногие одинокие мужчины, что пытались к ней подъехать, получали вежливый, но решительный отпор, а с одним она обошлась и вовсе не деликатничая. Отшитый ею парень, Крис Мак-Ален, был местным бездельником и давно заслуживал нагоняй. Поэтому Элла не слишком огорчилась, когда он, весь вечер приставая к Лисбет, вдруг как-то странно споткнулся и свалился в бассейн. К чести Мак-Алена следует отметить, что он не отличался злопамятностью. Уже на следующий вечер Крис появился совершенно трезвым и спросил Лисбет, может ли он угостить ее пивом. Поколебавшись секунду, она согласилась, и с тех пор, случайно столкнувшись в баре, они вежливо здоровались.

– Ну, как, все в порядке? – спросила Элла.

Лисбет кивнула и взяла бокал.

– А что слышно нового про «Матильду»? – поинтересовалась она.

– Движется в нашу сторону. Гадости от нее можно ожидать в выходные.

– А когда будет точно известно?

– Вообще-то, не раньше, чем когда она пройдет мимо. Она может держать курс прямо на Гренаду, а затем, в последний момент, передумать и свернуть на север.

– А часто у вас бывают ураганы?

– Иногда. Обычно они проходят стороной, иначе от острова уже ничего бы не осталось. Но ты не волнуйся.

– Я не волнуюсь.

Внезапно послышался громкий взрыв смеха, и они, повернувшись на звук, увидели даму из тридцать второго номера, похоже развеселившуюся от рассказа мужа.

– Кто это такие?

– Доктор Форбс и его жена, американцы из Остина, штат Техас.

Слово «американцы» Элла произнесла чуть неприязненно.

– Я знаю, что американцы. Но что они здесь делают? Он работает врачом?

– Нет, он доктор наук, а не врач, работает в фонде Девы Марии.

– А что это за фонд?

– Они финансируют обучение способных детей. Он приличный человек – ведет переговоры с Министерством образования о постройке новой школы для старшеклассников в Сент-Джорджесе.

– Этот приличный человек бьет свою жену, – заметила Лисбет Саландер.

Элла Кармайкл промолчала и, бросив на Лисбет резкий взгляд, ушла к другому концу стойки подать пиво «Кариб» местным посетителям.

Лисбет посидела в баре еще минут десять, уткнувшись в «Границы». Еще не войдя в подростковый возраст, она поняла, что у нее, в отличие от одноклассников, фотографическая память. Она никому не открывала эту свою особенность, только Микаэлю Блумквисту, да и то в минуту слабости. Текст в «Границах» она знала уже наизусть и носила с собой книгу как вещественное звено, связующее ее с Ферма, как будто книга стала талисманом.

Но в тот вечер ей не удавалось сосредоточиться ни на самом Ферма, ни на его теореме. Вместо этого в голове у нее засел образ доктора Форбса, неподвижно сидящего у залива Каренаж, вперив взгляд в одну точку. Лисбет не могла объяснить, почему она вдруг почувствовала, что с ним что-то не так.