– А как насчет контракта и тому подобного? – спросил Даг.

– Я еще ни разу не готовила контракт на книгу, так что сначала поговорю с адвокатом, – сказала Эрика, сосредоточенно сморщив лоб. – Но я предлагаю оформить вас на четырехмесячный проект с февраля по май. Повышенных ставок у нас нет.

– Ладно, я согласен. Мне нужна стабильная зарплата, чтобы я мог сконцентрироваться на работе над текстом, не отвлекаясь, – отозвался Даг Свенссон.

– Что касается гонорара, то наше основное правило – делить прибыль, оставшуюся после вычета всех расходов на публикацию, пополам. Вам это подходит? – спросила Эрика.

– Да это просто потрясающе! – согласился Даг.

– Теперь переходим к распределению обязанностей, – продолжила Эрика Бергер. – Малин, я предлагаю тебе быть редактором тематического выпуска. Это будет твоей главной работой начиная со следующего месяца. Ты будешь работать с Дагом Свенссоном и редактировать его статью. Лотта, для тебя это будет означать, что с марта по май ты станешь исполнять обязанности секретаря редакции. Ты сможешь работать на полную ставку, а Малин или Микаэль, если надо, окажут тебе помощь.

Малин Эрикссон согласно кивнула.

– Микаэль, я хочу, чтобы ты был редактором книги, – начала Эрика и взглянула на Дага Свенссона. – Микаэль – классный редактор и, как никто, умеет анализировать информацию, хотя и не любит выставлять свои способности напоказ. Он посмотрит под микроскопом каждый слог в вашей книге, в каждую деталь вцепится, как ястреб. Мне льстит ваше намерение издать книгу у нас, но у «Миллениума» есть специфические проблемы: враги, которые спят и видят, как сжить нас со свету. Уж если мы высунемся с публикацией, она должна быть стопроцентно безошибочной. Погрешности недопустимы.

– Да и я не хочу ничего другого, – согласился Даг.

– Хорошо. Но сможете ли вы продержаться всю весну, когда у вас все время будут стоять над душой и постоянно критиковать ваш текст?

Даг ухмыльнулся и взглянул на Микаэля:

– Заметано.

Тот кивнул.

– Раз уж мы планируем тематический номер, нам нужно больше статей. Тебе, Микаэль, я хочу поручить заметку об экономической стороне секс-торговли. Каков их ежегодный оборот в кронах? Кто главным образом зарабатывает на секс-торговле и где оседают деньги? Возможно ли, что часть денег попадает в государственную казну? Моника, тебя я прошу заняться обзором по сексуальному насилию в целом. Обратись в дежурные кризисные женские центры, пообщайся с учеными, врачами и представителями власти. Вы двое и Даг даете основные тексты. Хенри, я хочу, чтобы ты взял интервью у подруги Дага Миа Бергман, самому Дагу этого не следует делать. Подготовь ее портрет: кто она, какова область ее исследований, каковы их выводы. Кроме того, ознакомься с полицейскими расследованиями и изучи конкретные случаи. Кристер, фотографии за тобой. Не знаю, как это все проиллюстрировать. Подумай сам.

– Ну, для иллюстраций это простая тема. Без проблем.

– Я вот что еще хотел добавить, – вмешался Даг Свенссон. – Среди полицейских есть исключительно добросовестные. Можно получить интересный материал, если взять интервью у кого-нибудь из них.

– А у вас есть фамилии? – спросил Хенри Кортес.

– И номера телефонов, – подтвердил Даг, кивнув.

– Отлично, – подытожила Эрика Бергер. – Тема майского номера – торговля сексуальными услугами. Основной лейтмотив в том, что поставка секс-услуг – преступление против прав человека, а значит, организаторов и исполнителей надо вывести на чистую воду и установить с них спрос как с военных преступников, как с участников эскадронов смерти, как с палачей. За дело!

Среда, 12 января – пятница, 14 января

Эппельвикен казался чужим и незнакомым, когда Лисбет впервые за восемнадцать месяцев подъезжала к нему на взятой в прокате «Ниссан Микра». С пятнадцати лет она не меньше двух раз в год приезжала в приют, куда поместили ее мать, после того как случилась «Вся Та Жуть». Хотя она редко там бывала, Эппельвикен занимал особое место в жизни Лисбет. Именно здесь ее мать прожила последние десять лет и, наконец, скончалась от кровоизлияния в мозг всего лишь в сорок три года.

Ее звали Агнета София Саландер. Все последние четырнадцать лет жизни она страдала от многократных слабых кровоизлияний, которые привели ее к неспособности заботиться о себе в повседневной жизни. Временами мать становилась некоммуникабельной и с трудом узнавала Лисбет.

Мысли о матери порождали ощущение беспомощности и беспросветного мрака. В юности Лисбет часто мечтала, что мать выздоровеет и у них наладятся какие-то отношения. Но разумом она понимала, что этому не бывать.

Мать была маленького роста, худенькой, но отнюдь не такой щуплой, как Лисбет. Можно сказать, что она была по-настоящему красивой и хорошо сложенной, прямо-таки как сестра Лисбет.

Камилла…

Думать о сестре Лисбет не хотелось. Есть в этом какая-то ирония судьбы, что она и ее сестра так поразительно непохожи, при том что они двойняшки, появившиеся на свет с интервалом двадцать минут.

Лисбет была первой, а Камилла – красивой.

Из-за полного несходства казалось невероятным, что они зародились в одном и том же чреве. Если бы не какой-то дефект в генетическом коде Лисбет, она могла бы стать такой же потрясающей красавицей, как сестра.

И, возможно, такой же глупенькой.

С раннего детства Камилла была общительной, всеми любимой отличницей в школе. Лисбет же оказалась тихой, замкнутой и неохотно отвечающей на вопросы учителей, что не замедлило отразиться на ее оценках самым неблагоприятным образом. Уже в младших классах Камилла старалась отделаться от Лисбет; дошло до того, что девочки ходили в школу разными дорогами. Как учителя, так и одноклассники обратили внимание на то, что сестры не общаются и рядом никогда не садятся. Начиная с третьего учебного года они учились в параллельных классах. С двенадцати лет, когда случилась «Вся Та Жуть», они воспитывались в разных приемных семьях. С тех пор как им исполнилось по семнадцать лет и их встреча закончилась синяком под глазом у Лисбет и разбитой губой у Камиллы, Лисбет понятия не имела, где сейчас находится сестра, и даже не пыталась это выяснить.

Любви между близняшками Саландер не было.

Лисбет считала Камиллу лживой, испорченной девчонкой, склонной манипулировать людьми. Впрочем, судебное решение о психическом отклонении от нормы относилось именно к Лисбет.

…Она поставила машину на парковке для посетителей и застегнула на все пуговицы потрепанную кожаную куртку – шел дождь. Направляясь к главному входу, остановилась у той самой садовой скамейки, где в последний раз сидела с матерью восемнадцать месяцев назад. В тот раз поездка в Эппельвикен была незапланированной; они заехали по пути на север, собираясь помочь Микаэлю Блумквисту в преследовании расчетливого, но параноидального серийного убийцы. Тогда мать была в беспокойном состоянии и словно не узнавала дочь, но все же не хотела ее отпускать. Она крепко держала Лисбет за руку и недоуменно смотрела на нее. Время уже поджимало. Лисбет вырвала руку, обняла мать, и они с Микаэлем унеслись прочь на мотоцикле.

Похоже, директриса Агнес Микаэльссон была рада видеть Лисбет. Она приветливо поздоровалась и проводила девушку в кладовку, где они нашли картонную коробку. Лисбет подняла ее и почувствовала, что там веса не больше двух килограммов.

Не слишком много скопила мать за всю свою жизнь.

– Я не знала, что делать с вещами твоей мамы, – сказала директриса, – но я всегда интуитивно чувствовала, что ты когда-нибудь сюда заедешь.

– Я уезжала далеко отсюда, – пояснила Лисбет.

Она поблагодарила за то, что коробку сохранили, отнесла ее в машину и покинула Эппельвикен навсегда.

В начале первого Лисбет вернулась к себе в квартиру на Мосебакке и внесла коробку с вещами. Оставив ее в кладовке в прихожей, снова вышла.

Открывая дверь подъезда, она увидела полицейскую машину, медленно проехавшую мимо. Лисбет остановилась и опасливо взглянула на представителей власти, появившихся рядом с ее местом жительства. Но полиция не проявила подозрительных намерений, и Лисбет решила про себя: «Пусть катятся колбаской…»