Выйдя в свет, альбом произвел сильное впечатление на публику, хотя большинство критиков сосредоточили внимание на «The End» — песне, в сжатом виде выразившей всю мрачную привлекательность группы. Впоследствии Лестер Бэнгс скажет: «Если „The Stones“ были непристойны, то „The Doors“ были ужасны». И в самом деле, они были резче, безумнее, мрачнее, чем все их современники из «поколения любви». Кроме того, до появления Хендрикса Моррисон с его очевидным секс-эпилом не имел аналогов среди молодых рок-музыкантов. И сотрудники звукозаписывающей компании прекрасно понимали это: хотя фотография на обратной стороне конверта пластинки уделила равное внимание всем четырем участникам группы, на лицевой стороне изображение Джима доминирует над остальными, занимая половину всего пространства. Так устанавливался стереотип восприятия группы.
Strange Days
В январе 1967 г., с выходом в свет дебютного сингла и альбома The Doors, они сыграли свой первый концерт в Сан-Франциско, в зале «Филмор», поддерживая группы «Sopwith Camel» и «The Young Rascals». Через несколько недель The Doors вновь выступили в этом городе, в этот раз «на разогреве» у «Local Heroes» и «The Grateful Dead». Как всегда, музыканты сделали все, чтобы смести «хэдлайнеров» со сцены, и, похоже, это им удалось, потому что в марте, во время третьего концерта в Сан-Франциско в зале «Авалон Болрум», выступление The Doors было главным номером программы.
В течение этих месяцев группа постоянно выступала в Лос-Анджелесе, a «Break On Through» попала в местную десятку хитов (хотя в других хит-парадах она практически не имела успеха). К тому времени Джим почти постоянно, то есть когда мог вспомнить дорогу домой, жил с Пэм, которая втайне от него уже пристрастилась к героину. В течение последней недели марта группа выступала в Нью-Йорке в клубе «Ондинс», после чего вернулась в Лос-Анджелес, чтобы записать сингловую версию песни «Light My Fire».
Судя по реакции публики на концертах, именно эта песня годилась для очередного сингла из альбома The Doors. Однако альбомная версия не соответствовала стандартам радиоэфира — она казалась слишком длинной (7 минут 8 секунд), поэтому группа согласилась записать более короткий вариант. Тем не менее результат получился слишком вялым, и Пол Ротшильд просто отредактировал альбомную версию, вырезав большой фрагмент инструментального проигрыша. В апреле песня вышла на сингле, поначалу эффект был тот же, что и в случае с «Break On Through». Но, как оказалось, у сингла все было впереди: в начале июня он вошел в национальную сотню хитов, а к последней неделе июля взобрался-таки на первую строчку. Сингл все чаще передавали по радио, и вслед за ним сам альбом поднялся до второй позиции (наверняка он мог подняться и выше, если бы битловский «Sergeant Pepper» не преградил ему путь). В целом дебютная пластинка The Doors продержалась в списках лучших альбомов более двух лет.
Вскоре песню «Light My Fire» записал Джоз Фелициано, а после него это сделали сотни других исполнителей (в их числе Эклсфилдский школьный хор, Тед Хит и Джонатан Кинг). Сейчас песню можно смело считать классикой. В 1981 г. Кригер заявил: «Честно говоря, меня не волнует, когда авторство всех песен приписывают Джиму, но если кто-то считает, что их написал Джоз Фелициано, это просто бесит меня». Моррисона же взбесил другой факт — когда однажды, пару лет спустя после выхода в свет «Light My Fire», он узнал, что его коллеги разрешили компании «Бьюик» использовать песню для рекламы автомобилей. Хуже всего было то, что они не потрудились посоветоваться с Джимом (в тот момент он был в Лондоне). И хотя ему удалось отменить это решение, надавив как следует на Джека Хольцмана, он был очень зол на группу. Моррисон с горечью признавался одному из друзей: «Теперь у меня больше нет партнеров, остались только компаньоны». Одна из легенд гласит, что дело с рекламой автомобилей настолько испортило настроение Джиму, что по дороге домой он на своем «порше» протаранил шестнадцать «бьюиков», после чего раздолбил собственную машину о каменный забор. Учитывая тот факт, что у Моррисона в то время не было водительских прав, мы можем отнести эту историю к разряду апокрифов. Однако вряд ли такой пустяк, как отсутствие прав, мог остановить Джима, поэтому однозначно судить о происшедшем мы не беремся.
Вернемся в 1967 г. Уже тогда The Doors поняли, что группе нужен менеджер. Нельзя сказать, что их дела были очень уж запутанными: они просто делили все (в том числе и авторские права) на четыре части. И тем не менее потребовался человек, который ограждал бы музыкантов от фанов, рассматривал деловые предложения, подыскал подходящее агентство по продаже билетов и издательскую фирму. Не менее важно было найти кого-то, кто следил бы за Моррисоном, который все больше «отрывался от коллектива». Рассмотрев несколько вариантов, группа подписала контракт (на стандартных условиях: пятнадцать процентов плюс издержки) с Эшером Данном и его партнером Сэлом Бонафидом. Новые менеджеры быстро нашли группе агентство по распространению билетов и издателя, концертные гонорары музыкантов сразу же стали на порядок выше.
В июне они дали концерт в зале «Филмор Уэст». Затем отправились в Нью-Йорк и выступили в театре «Вилидж», после чего играли в клубе «Сцена» в течение трех недель, из которых три дня клуб не работал в связи с проведением поп-фестиваля «Монтерей», где были представлены практически все известные группы с Западного побережья… кроме The Doors. По словам организатора фестиваля Джона Саймона, о группе вспомнили в тот момент, когда было уже слишком поздно менять программу.
Джим явно обиделся на это, сильно запил и вообще как-то помрачнел. Но как раз в это время дебютный альбом группы начал свое восхождение в национальном хит-параде, и настроение у всех поднялось. Джим пустился в загул с певичкой по имени Нико, но очень скоро вернулся к Памеле.
Окрыленные успехом пластинки, музыканты были полны оптимизма, когда в августе вернулись в студию «Сансет Саунд» для записи нового альбома. За пультом по-прежнему были Ротшильд и Ботник, но за эти месяцы в студии произошли существенные изменения.
Манзарек вспоминал: «Работая над „Strange Days“, мы впервые стали экспериментировать с самой студией как с музыкальным инструментом. Теперь она была восьмиканальной, и мы подумали: „Бог мой, до чего здорово! Мы можем все: можем делать наложение, можем то, можем это… у нас целых восемь каналов!“ Этим трудно удивить в наши дни, когда повсеместно используется 32-или даже 48-канальная аппаратура. Но тогда эти восемь каналов позволили нам ощутить новую степень свободы. И вот мы начали играть… и теперь нас стало пятеро: клавишные, барабаны, гитара, вокалист и студия».
В альбом вошла одна по-настоящему экспериментальная вещь: версия стихотворения, написанного Джимом еще в школе, «Horse Latitudes» («Широты лошадей»). Ботник с Ротшильдом создали фоновую дорожку «белого шума» [9], поверх нее были наложены беспорядочные отрывистые звуки, которые музыканты извлекали из своих инструментов (кроме того, они стучали половинками кокосовых орехов, роняли бутылки из-под кока-колы в железные ведра и т.д.), Моррисон же тем временем декламировал свои крайне необычные стихи. «Они — об экваториальных штильных полосах, в которых застревали испанские корабли. Чтобы облегчить судно, морякам приходилось выбрасывать за борт разные вещи. Основным грузом, который они везли в Новый Свет, были рабочие лошади. Эта песня описывает момент, когда лошадь находится в воздухе. Представляю, как трудно было перебросить животных через борт, ведь когда их подводили к краю, они начинали метаться из стороны в сторону и лягаться… Да и для людей было настоящей пыткой наблюдать за этим, потому что лошадь может некоторое время плыть, а затем теряет силы и просто идет ко дну… медленно тонет».
Альбом в целом пропитан странным психоделическим настроением. Оно ощущается и в таинственном звучании заглавной песни (где музыканты одними из первых применили синтезатор «Муг» — их опередили только «The Beach Boys» и «The Monkeys»), и в пущенных задом-наперед тарелках в «I Can't See Your Face In My Mind» («He могу представить себе твое лицо»). По аналогии с дебютным альбомом в конце пластинки поместили самую длинную песню, «When The Music's Over» («Когда музыка кончится»). В ее тексте прозвучали слова, которые станут лозунгом «новых левых», да и всей молодежи вообще: «We want the world and we want it now» («Нам нужен весь мир, и нужен прямо сейчас»). Если альбом и не производил такого впечатления, как его предшественник, то в этом нет ничего удивительного: публика уже знала, чего можно ожидать от группы. Но все равно, это был первоклассный альбом.
