Прежде всего Харари связался с бывшим продюсером The Doors Полом Ротшильдом и предложил ему продюсировать музыку к будущему фильму. Он понимал, что участие в работе Ротшильда, а также трех членов группы имело решающее значение для успеха фильма. Однако сами The Doors не были уверены, что Харари способен справиться с темой. Ротшильд вспоминал: «Однажды мне позвонил Рей Манзарек и сказал: „К тебе должен прийти один парень с деловым предложением. Не давай ему ни одного шанса. Укажи ему на дверь“. Так я и сделал. Но Саша все ходил и ходил ко мне, и вот через несколько месяцев я позвонил Рею и сказал: „Слушай, этот парень искренне увлечен своей идеей. Он страстно верит в нее. Давай дадим ему возможность реализовать свой проект и посмотрим, что из этого получится“. Так мы и сделали».
Манзарек и Джерри Хопкинс занялись сценарием, но тут возникли трудности юридического характера. Имущество Джима, включая права на использование его произведений, находилось в распоряжении семейств Моррисонов и Корсонов. (Джим оставил все Памеле, но она умерла, не написав завещания. В 1979 г. Моррисоны через суд оспаривали права на имущество Джима, и суд пришел к компромиссному решению. Джерри Хопкинс иронизировал по поводу смехотворности создавшегося положения: правами на использование произведений Джима обладали бывший директор школы и отставной адмирал.) Обе семьи отказались от сотрудничества с любой студией, но это вряд ли могло остановить проект — голливудских продюсеров трудно запугать судебными разбирательствами.
Были и другие проблемы. Два варианта сценария были отвергнуты, а работа над третьим затянулась вследствие шестимесячной забастовки сценаристов. В течение этого времени сотрудничество с музыкантами The Doors тоже неоднократно ставилось под вопрос.
Несмотря на все эти трудности, Харари со своим помощником Брайаном Глейзером все-таки смогли обеспечить участие в проекте Оливера Стоуна в качестве режиссера-постановщика. Он входил в тройку самых желанных для авторов проекта кандидатур на этот пост (двумя другими были Мартин Скорсезе и Стэнли Кубрик). Стоун вел переговоры относительно своего участия в работе еще с 1986 г., и вот в 1989 г. он подключился к проекту (вначале как соавтор сценария). Стоун был режиссером таких фильмов, как «Уолл-стрит» и «Сальвадор», и получил два «Оскара» за изображение войны во Вьетнаме в картинах «Взвод» и «Рожденный четвертого июля». Он сам был ветераном этой войны. Кроме того, в молодости Стоун баловался наркотиками. В общем, кто из режиссеров мог передать дух того времени, в котором жил и творил Моррисон, если не он?
К 1989г. наследники Джима наконец согласились на использование его музыки и стихов в фильме — в обмен на оставшуюся в тайне сумму денег и обязательство не упоминать в сценарии других членов семьи Моррисона. Корсоны, в свою очередь, предъявили два требования: не выставлять Памелу в невыгодном свете в связи с обстоятельствами смерти Джима, а также не брать в основу сценария книгу «Никто не выйдет отсюда живым», которую родственники Пэм охарактеризовали словами «отвратительная, ничтожная спекуляция».
Внимание, которое Стоун уделял каждой мелочи, появлявшейся в кадре, было почти патологическим. Мало того что ради нескольких секунд экранного времени домам на бульваре Сансет вернули облик, который был у них в 1967 г., но даже на конвертах, попадавших в кадр в различных сценах, были написаны правильные адреса! В поисках материала агенты Стоуна перевернули вверх дном Лос-Анджелес и Париж, а многие участники тех событий согласились сняться в массовке и эпизодах. Так, Патриция Кеннеди появляется в фильме в роли служительницы черной магии, осуществляя церемонию «собственного» бракосочетания. (Похоже, книга, написанная Кеннеди, была главным источником, которым пользовался Стоун, хотя в титрах указаны только книга Джона Денсмора и «Иллюстрированная история» Денни Шугермана). И вот наконец в марте 1990 г. начались съемки фильма.
К этому моменту Стоун уже нашел «своего» Джима Моррисона. Им стал Вэл Килмер, актер с классическим образованием из Калифорнии. Наиболее заметными ролями, сыгранными Килмером на тот момент, были Айсмен, соперник Тома Круза из фильма «Тор Сип», и проказливый фигляр Мэд-мартиган из сказочно-приключенческой драмы «Ива» режиссера Рона Ховарда, на съемках которой Вэл познакомился со своей будущей женой, актрисой Джоан Уэлли.
Пускай фильм Стоуна имеет свои недостатки (и их немало), совесть Вэла Килмера чиста — он достиг сверхъестественного эффекта перевоплощения.
Килмер настоял на том, чтобы на протяжении всего периода съемок его называли Джимом. Пытаясь уловить нюансы голоса своего героя, он изучил километры концертных пленок «Тhе Doors» и столько записей интервью с Моррисоном, сколько смог найти. В результате всей этой деятельности Килмер, ко всеобщему удивлению, смог исполнить все вокальные партии в фильме — мы слышим голос самого Моррисона, только когда музыка «Тhе Doors» звучит в качестве закадрового фона. Во время съемок концертных эпизодов Килмер надевал наушники. Ротшильд вспоминал: «Вэл слушал свой вокал, записанный ранее, и иногда он говорил: „Сейчас я бы хотел слышать голос Джима“. Или в другой раз: „Дай мне Джима в левом ухе, а меня самого — в правом“. В фильме Вэл поет живьем перед камерой. Это чудо. Он великолепен».
Вокальное перевоплощение Килмера украсило фильм, хотя вовсе не входило в первоначальные планы Стоуна. «Я уверен, что, когда Оливер размышлял над замыслом фильма, он даже не думал о такой возможности, — пояснял Килмер позднее. — Но мне удалось подойти довольно близко к оригиналу. Я горжусь тем, что нас на самом деле трудно различить. Я даже разыграл дорожного менеджера „Тhе Doors“. Я спросил его: „Слушай, где это записывалось-в Новом Орлеане, Чикаго или Рочестере? Не могу вспомнить“. А пел в тот момент не Моррисон». По поводу «живого» материала в титрах фильма указано, что он исполнен «Тhе Doors» «с дополнительным вокалом Вэла Килмера». Однако следует заметить, что ни одна из этих вещей не вошла в альбом с саундтреком.
Если вокальное сходство было сверхъестественным, то эффект физического присутствия, достигнутый Килмером, порой был просто пугающим. Ротшильд рассказывал Джейн Гарсиа: «Иногда я оборачивался, и передо мной стоял Джим. Несколько месяцев мы с Взлом делали предварительные записи. Время шло, он вживался в роль, и порой я ловил себя на том, что совершенно запросто называю его „Джимом“. Вот до чего Вэл напоминал мне его. Иногда он записывал песню, находясь в звуконепроницаемой кабине вокалиста, стоял в позе Джима, определенным образом держал тот или иной предмет и пел. А я поднимал голову и видел перед собой Джима». Проведя вечер в компании Килмера и Стоуна, Джерри Хопкинс испытывал сходные впечатления, а Бобби Кригер почти не сомневался, что Вал знал Моррисона лучше, чем Джим знал самого себя.
Однако сам Килмер не питал никаких иллюзий по поводу персонажа, которого он изображал: «Быть Джимом не доставляло особого удовольствия, потому что его жизнь была полна боли — то ли он сам причинял ее себе, то ли уже родился с нею… Но он был еще и большим проказником, и это я постарался передать. В нем жил дух актерства, хотя можно сказать и по-другому: он был шизофреником. Окончательно „стукнутый“. Кроме того, он избрал, по сути, негодное средство для самовыражения — поэзию и отчаянно стремился к признанию. Вещи такого рода меня всегда интересовали, и я без труда мог передать разочарование, охватывающее поэта, написавшего плохие стихи». Сам Килмер когда-то опубликовал сборник собственных стихов и мог понять ощущения Джима. «Я знаю, каково это — написать плохие стихи, но по-прежнему быть влюбленным в саму идею, не находя возможности ее выразить. Надо сказать, что он любил разрушать и причинять вред. У него был очень сильный характер, который я действительно уважаю. Но мне не нравится в нем то, что он ощущал потребность делать людям больно. Непросто быть самим собой и при этом уважать других. Не думаю, что это было в его стиле». Несмотря на глубокое погружение в образ, Килмер не боялся, что станет жертвой демонов, терзавших Моррисона: «Внутри меня нет его борьбы, и я не собираюсь идти в бар и провоцировать ее. Я абсолютно уверен, что это не моя судьба».
