Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Лена: Это какой-то перегиб. Я же понимаю, что так не может быть.

Терапевт: Но может быть, вы могли остаться в этом пятом мире на средней грани, когда на одной стороне Зазеркалья вы делаете что-то не совсем так, а иногда даже очень так.

Лена: В этом случае мне бы захотелось убежать в шестой мир и там сидеть.

Терапевт: А чем плохо? Может быть, это и есть ваш настоящий мир?

Лена: Так не может быть.

Терапевт: Почему?

Лена: Я же не могу всегда все делать правильно. (Слегка улыбается.)

Терапевт: Вы рассуждаете как девочка-отличница, которая поставила кляксу на странице и говорит: «Как же я эту кляксу исправлю? Что бы я потом на этой странице ни написала, все равно это будет страница с кляксой. Я всегда делаю на странице хоть маленькую, но кляксу, потому что совершенства в мире нет». А вам в ответ ваша добрая фея: «Знаешь, ты поставила кляксу, а на другой странице ты для симметрии тоже поставь кляксу, а вокруг них будет узор и ты его нарисуешь, как на нотном листе. И вот ты напишешь прекрасное музыкальное произведение благодаря этой кляксе, которая стала для тебя стимулом». А вы ей возражаете: «Раз клякса – значит, это не совершенство, раз это не совершенство, то не хочу, чтобы это вообще существовало». А она вам: «Подумаешь, клякса. Неважно, зато ты целое полотно разворачиваешь, а клякса – как бы твоя подпись».

Лена: Мне хочется сопротивляться. Во-первых, за первую кляксу подзатыльник получишь, потом еще и за вторую, которая тебе как бы для симметрии нужна. А потом кляксы – это не поступок, это ошибка. Делать вторую ошибку, чтобы получить… (Пожимает плечами.)

Терапевт: Чем отличается поступок от ошибки?

Лена (затрудняется ответить): Это ошибочный поступок…

Терапевт: Вопрос о том, насколько вы гибки относительно среды, подкидывающей вам ошибки. Люди так устроены, что зачастую на кляксу внимания не обращают. Подумаешь, клякса. Вы сумеете любую кляксу использовать, если, конечно, будете двигаться быстрее и более плавно, чем заставляет вас окружающая среда. Если вы будете сидеть на стуле и вас любой шорох будет приковывать к месту, как будто вас на иголку, как бабочку, посадили, тогда, конечно, другое дело – тогда все будет плохо. Вас такой вариант больше устраивает?

Лена (все время сидит, глядя в одну точку): Нет, у меня такой вариант уже есть. Больше не надо.

Терапевт: Что мы будем делать? Чего мы хотим? (Лена очень долго молчит, слегка улыбаясь.) Вы, по-моему, уже где-то в седьмом мире находитесь. Как вам наш разговор?

Лена: У меня такое ощущение, что после такого разговора можно уже и наведение не делать. Подумать сначала.

Терапевт: Как вы сейчас себя чувствуете?

Лена (смотрит «в себя»): Как в том мире, куда ничего не доносится, только я и мои мысли. Но это пока, а когда я все это обдумаю…

Терапевт: А зачем это обдумывать?

Лена: Не знаю, я боюсь, что из меня это состояние вытечет. (Улыбается.)

Терапевт: Как вытечет, так и обратно втечет. Как песочные часы: высыпались, перевернули, опять потекли. Так и вы… Ну что, будем сейчас спать? Силы есть?

Лена: У меня силы есть.

Терапевт: Мы все возьмем обязательство быть такими стойкими, как вы. Закрывайте глаза, садитесь удобно. (Лена закрывает глаза, складывает руки на коленях.) Давайте мы сейчас прислушаемся к звукам вокруг… как будто это особый звуковой ковер… в котором вы иногда видите отдельные всплески цвета… очень спокойных оттенков… И вслушиваетесь в тишину… в паузы между звуками… И одновременно очень тонко слышите отдельные звуки, удаляющиеся голоса… какой-то далекий гул, шорохи… собственное дыхание… И кажется, что иногда… вы слышите совсем не существующие звуки, трепет собственных век… Веки трепещут, как трепещет от ветра белье, повешенное на веревке… И вам может нравиться свобода ваших век, прижатые глаза… Ветер дает упругость… и одновременно мягко гладит, напоминает об энергии… Если вы вспомните свой шарф… коричневые и зеленые оттенки… желтое, черное… Может быть, вы представите, что у вас появляется… как из детской сказки… ковер-самолет, большой и плотный, большой шарф, расстеленный во все стороны… на который можно сесть или лечь… которым можно обмотаться…

Она говорила о том, что ей хотелось бы видеть себя со стороны, и здесь начинается мотив полета, легкости, видения со стороны, покачивания, перехода… Шарф близок к телу, тесно прилегает, его можно теребить. Частичка себя. И вот из прозрачного шарфика получается нечто плотное, фактурное, то, на что можно опереться. На ковре есть узоры. Узоры рифмуются с бликами, крапинками при закрытых глазах. Реальные звуки мерцают, уходят, блекнут – это тоже ассоциация с узором ковра… Клиентка немножко черно-белая, субдепрессивная, построенная на контрастах. А ковер – это введение к теме цвета, к теме блеска.

Он становиться коконом со многими слоями, пещерой… Его можно разворачивать и сворачивать… Кажется, он сам трепетно разворачивается от вашего дыхания…

Мотив кокона, пещеры, убежища – это из ее словаря. Фактурные образы тепла, детства, уюта.

И даже мысли, когда вы сидите на этом ковре-самолете… Он может уносить вас в любые земли… И ощущение полета и легкости, и одновременно ощущение прикрепленности к нему… Как будто вы сами обретаете легкость… и ваше тело слегка вытягивается во всех суставах… Голени и бедра… Запястья и предплечья… начинают изящно вращаться в суставах, как вращается пропеллер, как вращаются колеса велосипеда… Надуваться, как паруса на этом ковре-самолете… Вы чувствуете себя то растворяющейся на его фоне… незаметно исчезающей… А то яркой и красивой птицей, которая по праву свила свое гнездо… в этом большом коконе… летящем, куда она захочет…

В ковер можно по-детски завернуться – так он превращается в гнездо. Гнездо имеет смысл убежища: спряталась, чур меня, в домик, в уют, в состояние защищенности, в кокон. Но если хочешь, можешь полететь, расправить крылья, лететь далеко, чувствовать себя свободно. Гнездо и свободный полет – одна контрастная пара. Другая, с ней связанная – нечто незаметное, распластанное, спрятанное, маленькое с одной стороны и расправленное, яркое, красивое, большое – с другой.

И этот большой ковер, на котором вы, как большой ребенок, можете шагать и двигаться, кувыркаться и бегать, подпрыгивать и упруго приземляться… И свобода движения на этой плоскости… свобода заворачиваться в него, как в гнездо… и бродить в нем, как в огромном дворце, открывая закоулки… Увеличивать и уменьшать эту свою оболочку… такую преданную… такую свою… И этот неожиданный и такой естественный подарок – собственный шарф… вторая кожа… оболочка, дом, присланный откуда-то из далекого прошлого… завещанный вам, ваша неотъемлемая ценность… несомненно, ощущается своим… Может быть, на этом ковре, на этом ковре-самолете вы можете почувствовать отдельные квадраты… и геометрические рисунки… и их рассматривать…

Я думаю, что она сама довольно геометрична. Есть люди-круги, люди-квадраты, и есть люди – проволочные фигурки. Она – такая проволочная фигурка. И я думаю, что ее визуальное мышление скорее геометрическое, чем цветовое. Фигурки – это еще и орнамент. Кроме того, смотреть на ковер и ощущать орнамент на нем значит одновременно смотреть на себя со стороны и чувствовать себя изнутри.

И эти геометрические рисунки… в разных углах, под разным освещением… меняясь, дают вам самые разные картинки… чувства, воспоминания… и особое удовольствие от этого ковра-самолета… который поднимает вас в воздух и куда-то переносит… Позволяет сквозь эти квадраты, как сквозь окна… смотреть на все, что вы хотите… как будто бы со стороны…

Не столько видеть себя со стороны, сколько иметь возможность находиться то ближе, то дальше, менять дистанцию. Свобода приближения и отдаления. Отсутствие нависания, чрезмерного отдаления, чрезмерной близости, которая, например знаменуется криком. Мотив движения наверх, ощущения воздуха вокруг. «Хочу быть ближе, хочу быть дальше. Сжалась в комочек, лежу в гнезде – хочу вылететь, расправить крылья».

69
{"b":"122036","o":1}