Элизабет положила руку на сумку, где лежал «Пустынный орел», пытаясь обрести хотя бы некоторую уверенность в себе.
— Чем могу быть полезен?
— Ммм… вот чем, дорогой мой, — ослепительно, хотя и несколько натянуто улыбнулась Элизабет, — возможно, скоро мне придется покупать машину. — Или не придется. — Мне посоветовали приехать сюда и спросить Гарта. Правда, его, наверное, сегодня нет на месте, все ведь на этих похоронах.
Его лицо осталось таким же каменным.
— Я Гарт Шефер.
— Правда? — Элизабет постаралась сделать вид, что приятно удивлена, хотя на самом деле перспектива беседы с вооруженным мрачным типом ее мало прельщала. — Надо же, как мне повезло!
Гарт никак не отреагировал на ее слова. Он по-прежнему стоял, нависая над Элизабет, одетый в тускло-синий комбинезон, и вертел в своих жирных лапах проклятую монтировку.
— Я Элизабет Стюарт.
— Та, что из газеты?
Да.
Он кивнул и через открытую дверь глянул на сверкающую под солнцем вишнево-красную дверцу «Кадиллака».
— Хотите сменить?
— Может быть. — Она стала медленно обходить «Тендерберд» кругом, чтобы оказаться хоть на каком-то расстоянии от монтировки. — Могу я спросить: почему вы не на похоронах? Ведь вы с Джералдом, кажется, были партнерами?
— Мне надо дело делать, — отрезал он.
Да, этот Шефер, пожалуй, не оторвался бы от дел даже ради похорон родной матери, подумала Элизабет. Правда, выговаривать ему за это вряд ли разумно. Она провела пальцем по боку автомобиля и снова улыбнулась Гарту.
— Значит, вам нравится торговать машинами? Больше, чем строить дороги?
Видимо, Шефер счел ее вопрос риторическим, потому что не ответил.
Элизабет пожала плечами, засунула руки в карманы потертых джинсов.
— Что ж, вы сделали смелый выбор. Я хочу сказать, торговля автомобилями — это либо пан, либо пропал, она скачет вверх и вниз вместе с экономикой, а экономика наша, по-моему, почти всегда в упадке. А вот дороги — другое дело, дороги нужны в любое время. На строительстве дорог можно здорово разбогатеть.
— Вы к чему клоните, мисс Стюарт? — негромко спросил Гарт. Лицо его оставалось все таким же бесстрастным, но в глазах разгорался гнев. Он методично постукивал монтировкой по ладони левой руки.
Элизабет проглотила слюну. Да, она определенно клонила к тому, что Джарвис опозорил жену Гарта Шефера, надул его при дележе капиталов и оставил с делом, на котором невозможно разбогатеть, тогда как сам купался в деньгах, как свинья в грязи. Вот к этому она и вела, только никак не могла придумать тактический ход. У детективов в кино все выходит намного легче.
Осталось только передернуть плечиками и наивно хлопнуть ресницами.
— Ни к чему, а что? А управление автоматическое? — спросила она, погладив «Тендерберд» по крыше.
— Да. Переключение скоростей, тормоза, открывание окон, кондиционер, стереоприемник в двух диапазонах, — скороговоркой отбарабанил он. Ай да Гарт, умеет рекламировать товар. Удивительно, как все население города еще не перешло на гужевой транспорт.
— Хм… отлично. — Она прислонилась к машине, искоса взглянула на Шефера, не в силах оторвать глаз от монтировки в его руках. — Ужасно, как оборвалась жизнь Джералда. Вы, кажется, были знакомы с ним много лет. Что вы думаете об этом?
Шефер не двигался с места, но создавал вокруг себя такое напряжение, что Элизабет казалось, будто он притягивает ее к себе. Он вдруг стал ближе, больше, яростней,
Его ноздри трепетали, прокуренные зубы скалились, когда он со свистом выдыхал воздух.
— Убирайтесь вон, — процедил он, обеими руками сжимая монтировку и обходя капот «Тендерберда». — Мне нечего вам сказать.
Элизабет начала медленно отступать. Ее взгляд метался между лицом Шефера и инструментом в его руках. Она подумала о пистолете, оттягивающем ей плечо, но липкие от пота и холодные от страха пальцы сами собой вцепились в ремень сумки и никак не хотели его отпустить. Проглотив вставший в горле ком, она сказала:
— Мистер Шефер, не сердитесь. Я только…
— Искала, какую бы грязь тиснуть в своей газете, — с горечью договорил он. — Что произошло между мною и Джералдом, то похоронено двадцать лет назад. И я не позволю всякой швали вроде вас снова раскапывать это. Вас здесь не ждали — ни в моей мастерской, ни в этом городе. От вас одни неприятности.
Элизабет выставила перед собой руку, чтобы защитить себя по меньшей мере от его слов. И от монтировки тоже.
— Одну минуту. Не я же убила…
— Убирайтесь. Убирайтесь, — тесня ее к выходу, тупо твердил Гарт все громче и громче, пока наконец ярость не прорвалась сквозь внешнее равнодушие. — Убирайтесь! — взвизгнул он еще раз, как-то вдруг побагровев, и у него на шее надулись толстые, как веревки, жилы.
Он швырнул монтировку ей вдогонку, и она со звоном ударилась о бетонную стену. Элизабет забыла о гордости и достоинстве, повернулась спиной и побежала к «Кадиллаку», рванула дверцу, плюхнулась на сиденье, еле попала ключом зажигания в скважину. Шефер стоял на ступеньках и ждал. Элизабет безжалостно врубила сразу третью скорость и, только отъехав пару километров по шоссе, перестала ощущать этот холодный, темный взгляд у себя на затылке. Теперь можно было и подумать о силе чувства, взращенного двадцатью годами непрерывной ненависти и злобы.
…Пригнувшись к рулю своего двенадцатискоростного велосипеда, Трейс мчался по шоссе в сторону Стилл-Крик. Он жал на педали изо всех сил, сцепив зубы и опустив голову, но это не отвлекало от мрачных мыслей. В Атланте велосипед был для него дорогой игрушкой, сделанной на заказ в Италии, предметом зависти приятелей, а здесь всего лишь средством передвижения, что убивало всякое удовольствие от обладания им. Во-первых, ничего хорошего, когда мужчине не на чем ездить, кроме велосипеда. По гравийной дороге на велосипеде далеко не уедешь: Трейсу казалось, что почти все карманные деньги у него уходят на замену камер. А чего стоит так называемое шоссе — узкое, всего в две полосы, по которому ездят либо фермеры на тракторах, либо амманиты на своих повозках, либо старые пердуны на допотопных «Бьюиках», плетущиеся со скоростью улитки, потому что не видят дальше собственного носа.
А вот ему позарез нужна машина. С машиной все в его жизни пошло бы по-другому. Вместе с машиной он получил бы свободу и перестал бы одалживаться у Керни или кого-нибудь другого. Он не зависел бы от погоды, дороги, камер, восьмидесятилетнего старичья, которому водить машину уже не по глазам. Будь у него машина, он вихрем проносился бы мимо глупых богомольцев, и их клячи не дышали бы ему в затылок на каждом подъеме. С машиной он стал бы самостоятельным человеком. И, возможно, набрался бы смелости и пригласил погулять ту девушку, которую видел в пятницу в здании суда.
Господи, какая же она красивая. Синие глазищи, длинные густые волосы, улыбка, способная остановить часы. Она ему улыбнулась, ему, и он до сих пор балдел от этого. Посмотрела ему прямо в глаза и улыбнулась, как будто и не думала, что он паршивый выродок с Юга. От улыбки ее носик вздернулся, и веснушки на нем запрыгали.
Увидеть бы ее еще раз, но он не знал, как ее зовут, и потому не мог позвонить ей. Да, в общем, если б знал, все равно не решился бы. С девушкой трудно говорить даже тогда, когда видишь ее лицо и догадываешься, о чем она думает, а телефон, когда приходится звонить девушке, — просто орудие пытки. Ну, позвонит он ей, а она, наверно, уже знает, кто он такой, что делал в кабинете шерифа, и будет сидеть с трубкой в руках, молчать, чертить в розовом блокнотике глупые рожицы и колкие слова… Нет уж, он должен видеть ее, а иначе и заговаривать не стоит. Вот тут, чтобы произвести впечатление, и пригодилась бы тачка.
После долгого спуска шоссе пошло вверх. Трейс крутил педали стоя, велосипед под ним вихлялся из стороны в сторону, плечи и ноги ныли от напряжения, по лбу градом катился пот, а белая футболка прилипла к спине.
У него был бы сейчас автомобиль, если б они остались в Атланте, а мать не развелась с Броком, и не развалюха с вешалкой вместо антенны, как у Керни Фокса, а крутая спортивная машина, приземистая, быстрая, дорогая, сверкающая, как компакт-диск, со стереосистемой и антирадаром, чтобы полиция не цеплялась. Уж Брок расстарался бы — не потому, что его заботило, чего хотелось Трейсу. Просто чтобы потешить свою гордость: мол, у «его сына» тачка что надо.
