Дэн так и этак поворачивал в уме слова Элизабет, пока стоял у боковой двери, глядя на людей, собравшихся оплакать безвременную кончину Джералда Джарвиса.

Он был хорошим полицейским. Может, прежняя слава и старые заслуги и помогли ему на выборах, но работу свою он делал на совесть и не был склонен отдыхать на за

Пыленных с юности лаврах, как, например, Рич Кэннон. Может, ему и не хватало честолюбия, но он работал добросовестно и самозабвенно. И, несмотря на мнение Элизабет, хотел раскрыть это убийство независимо от того, кто его совершил.

Его взгляд медленно скользил по толпе, останавливаясь на знакомых с детства лицах. Всех этих людей он хорошо знал и всегда чувствовал, что, если бы не это, он не был бы хорошим шерифом. Он знал, за кем приглядеть, на что обратить внимание; знал, что Тилл Амштутц буянит, когда напивается, потому что с ним вечно одно и то же. Он знал, что молодые Одегарды гоняют по Лоринг-роуд как ненормальные, потому что все Одегарды с тех пор, как появились автомобили, обожают быструю езду, и любовь к скорости у них в крови. Он точно знал, кто едва сводит концы с концами, в каких семьях подрастают трудные дети. Он знал округ Тайлер, знал Стилл-Крик и не хотел думать, что его опыт больше не помогает ему, а застит глаза.

Лютеранская церковь Спасителя была полна народу. Солнце сквозь витражи с изображением заломившего руки Христа в Гефсиманском саду бросало пучки цветных лучей на головы пришедших оплакать усопшего или просто поглазеть. Тут были и те, и другие, причем Дэну показалось, что зевак на порядок больше, чем искренних плакальщиков.

Хелен Джарвис устроила у церкви настоящий спектакль: в полуобмороке рухнула на закрытый гроб из полированного дуба, завывая, как одержимая злым духом. Этот взрыв эмоций был настолько нехарактерен для нее, да, в общем, и для любого из жителей штата Миннесота, что все смутились, не зная, как реагировать, и бросали друг на Друга растерянные, испуганные взгляды. В конце концов Арнетта Макбейн настроила на предельную громкость Древнюю фисгармонию и так оглушительно заиграла хо-рал, что люди, не решаясь зажать уши, втягивали головы в плечи и болезненно морщились.

Сюзи Джарвис Кэннон в маленьком черном платье и микроскопической шляпе-таблетке сидела в первом ряду. У нее были крохотные глазки Хелен, крючковатый нос и

Вялый подбородок Джералда, делавшие ее похожей на попугая, особенно в профиль. Рядом с нею, болтая ногами и щипая друг дружку, сидели двое ее отпрысков. Когда мать закатила истерику, Сюзи отвлеклась от детей, обернулась к мужу и буквально вытолкала его со скамьи. Рич встал с видом скорее обиженным, чем заботливым, одернул на себе черный пиджак, взял Хелен под руку и попытался отвести на место.

На Хелен была черная шляпка с откинутой назад траурной вуалью и такими необъятными полями, что, казалось, любой случайный ветерок мог унести ее. Вдова повернулась искаженным лицом к толпе, и Дэн на миг зажмурился от неожиданности. Грима она наложила столько, что могла сойти за гейшу: фарфорово-белое лицо с вишнево-красными кругами румян на щеках и пылающей раной рта, глаза с длинными накладными, от души намазанными тушью ресницами. Правда, почти вся тушь от слез потекла черными ручейками по щекам. Темные круги под глазами придавали Хелен сходство с одержимой из дикого индейского племени.

В общем, выглядела она как бесноватая, и никто не знал, как это понимать. Всем в городе было известно, что Хелен и Джералд оставались вместе только из жадности и назло друг другу. Дэну всегда казалось, что и он, и она вряд ли умеют любить кого-то, кроме себя самих, так что происходящее виделось ему одной из любимых Хелен мелодрам, которая, правда, приобретала все более причудливые формы.

— Голос был мужской или женский ?

— Мужской… кажется, мужской. Он очень странно звучал.

Дэн следил, как Хелен идет к скамье и тяжело плюхается на место, а ответ Элизабет шелестел у него в ушах, и он не мог не вспомнить, как выглядела вдова Джарвис, когда запустила в Элизабет тарелкой с желе, какой у нее тогда бьи голос. Если от переживаний у Хелен поехала крыша, она вполне могла решиться на такой звонок. Она была до глубины души возмущена, когда Элизабет первой наткнулась на труп ее мужа, тем самым породив волну сплетен и отняв у вдовы сладость незамутненной публичной скорби. Но разгром в редакции вряд ли был делом ее рук. У Хелен даже в припадке бешенства недостало бы сил сорвать замок с задней двери «Клэрион».

Оторвав взгляд от убитой горем вдовы, он посмотрел на Рича в новом строгом костюме и на Сюзи, которую явно больше занимали дети, чье озорство мешало семье выглядеть достойно, чем то, что ее родной отец вот-вот будет предан земле. На скамьях позади них сидело с полтора десятка тех, кто задолжал Джарвису деньги, и еще больше других, кого он так или иначе обманул. Дэн обвел глазами толпу знакомых ему с детства людей и понял, что его отношение к ним слегка изменилось. Впервые он смотрел на них как на возможных подозреваемых, и это ему не нравилось, как, впрочем, не нравилась и сама мысль о том, что в Стилл-Крик совершено преступление. Но, увы, времена меняются, нравится нам это или нет, и Дэн знал, что ему и всем остальным в Стилл-Крик придется меняться вместе с ними.

Он присел на краешек скамьи. Преподобный Линд-грен взошел на кафедру, все зашелестели страницами, открывая молитвенники на «Вере наших отцов», а Дэн ушел в мысли об убийстве.

Элизабет заглушила мотор «Эльдорадо» на стоянке перед «Шефер моторе». Мастерская находилась на юго-западной окраине города у самого шоссе, наверное, чтобы привлечь побольше клиентов, но Элизабет не заметила, чтобы в настоящее время дела предприятия шли успешно. Да и вообще сегодня город был почти пуст: пока она ехала по Мейн-стрит, навстречу не попалось ни машины, ни пешехода. Правда, у «Чашки кофе» стояли два экскурсионных автобуса, и стайка туристов, галдя, глазела на запряженную в фургон лошадь, медленно трусящую к «Лавке Хэнка», но почти все жители Стилл-Крик сейчас были на службе в лютеранской церкви, дабы проводить в последний путь Джералда Джарвиса, а затем спуститься в подвал, где помещалась трапезная, к салату с ветчиной и немецким шоколадным пирожным. Учитывая вчерашние события, Элизабет сочла за благо не появляться на похоронах, а послать туда Джолин.

Она вышла из «Кадиллака» и обвела долгим взглядом то, что выстроил для себя Гарт Шефер после того, как прекратились его деловые отношения с Джералдом Джарви-сом. Здание, где находилась контора по продаже автомобилей, не отличалось ни новизной, ни роскошью. Наоборот, унылая бетонная коробка остро нуждалась в покраске. Некогда зеленые стены покрывал тусклый налет накопившейся за много лет дорожной пыли. В окне демонстрационного зала виднелся новый серый «Тендерберд», но почти все остальные выставленные на продажу автомобили были подержанными.

На двери висела табличка «Открыто», и Элизабет тихонько вошла, надеясь немного осмотреться, пока кто-нибудь придет продать ей машину. Из ремонтного цеха доносился грохот кувалд и визг электродрелей, кабинет управляющего с открытой настежь дверью был пуст. Должно быть, Шефер вместе с остальными лицемерами ушел на похороны, подумала Элизабет, направляясь к кабинету. Но она оказалась не права.

Стоило ей сделать шаг за порог кабинета, как Шефер возник прямо у нее за спиной, ступая бесшумно, как большой кот. Его отражение вдруг появилось в зеркальном стекле. Элизабет подскочила на месте, схватилась за сердце от испуга и ринулась обратно к «Тендерберду». Шефер молча посторонился, пропуская ее.

— Господи, как вы меня напугали! — выдохнула она, пытаясь превратить все в шутку и принять приветливый и наивный вид.

Он не извинился, не сказал ни слова, только стоял и равнодушно смотрел на нее, вертя в руках внушительных размеров монтировку. Гарт Шефер оказался высоким мужчиной лет под пятьдесят или чуть за пятьдесят. Глядя на него, Элизабет вспомнила диалог из фильма «Городские мошенники»: «Ты сегодня уже замочил кого-нибудь, Керли?» В ответ бандит улыбается леденящей кровь улыбкой: «Еще не вечер».