Города по среднему Поднепровью с перемещением торговых путей стали глохнуть. Ярче всего это обстоятельство сказалось на большом торговом городе Киеве. Лишенный старого своего политического значения, он в то же время терял и свое значение экономическое.
К середине XII в. (а особенно ко второй его половине) процесс укрепления и обособления новых политических центров, с одной стороны, и ослабления Киева, с другой пошел настолько далеко, что Киев окончательно, навсегда не только перестал быть стольным городом большого, хотя и непрочного государства, но оказался далеко не первым среди новых политических образований».
Возникает законный вопрос, что собой представлял Киев к 1240 году, если уже столетием раньше он потерял свое политическое и, главное, экономическое значение? Сколько в Киеве к 1240 году проживало людей?
Доктор исторических наук Б. В. Сапунов отвечает в своей статье «Основные ориентиры внешней политики Александра Невского» на этот вопрос следующим образом:
«Население столичного града Древней Руси в середине XIII века современные демографы определяли в пределах 80–100 тысяч человек».
М. Н. Тихомиров в книге «Древнерусские города» (Ьир: //\У\У\У. гш81апс11у. ги) определяет численность Новгорода, крупнейшего торгового центра, в начале XIII века в 20–30 тыс. человек. Но ведь Новгород никоим образом не утерял своего значения и в течение очень долгого времени только увеличивал его.
Кто же такие эти таинственные «современные демографы», на которых Б. В. Сапунов ссылается, но конкретно не упоминает ни по фамилии, ни по названию научной работы?
Возможно, это таинственные бойцы невидимого исторического фронта.
Можно ли утверждать, что Батый в 1240 году штурмовал богатый и многолюдный город?
Нет.
Б. Д. Греков пишет:
«В 1169 г. Андрей Боголюбский организовал против Киева большой поход. 8 марта 1169 г. Киев был взят и предан разграблению. Во время этого разгрома „матери городов русских“ погибли не только материальные ценности: наша наука лишилась богатого письменного наследства. Вторично Киев подвергся разрушению приблизительно тридцать лет спустя, в 1203 году. Батыев погром в этом отношении закончил начатое феодальными войнами дело» («Киевская Русь»).
О событиях 1203 года, упомянутого Б. Д. Грековым, Лаврентьевская летопись сообщает следующее:
«И сотворися велико зло в Рустии земли якого же зла не было о крещенья над Кыевомъ напасти были и взятья не яко же ныне зло се сстася. Не токмо одино Подолье и пожегоша ино гору взяша и митрополью святую Софью разграбиша и Десятиньную святую Богородицю разграбиша и монастыри вси и иконы одраша а иные поимаша и кресты чтныя и ссуды священныя и книгы и порты блаженых персы князьи еже бяху повешали в церквях святых на памя собе то положиша все. Боже приидша языци в достояние твое положиша Иярусолима яко овощное хранилище положиша трупие рабъ твои брашно птица в небе плоть преподобны твои зверем земным пролиша кровь их яки воду то все стася на Киево за грехи наша. Черньци и черници старыя иссекоша и попы старые и слепыя и хромыя и слоукыя и трудоватыя та вся иссекоша а что черньцо ине и черниць ине и попов и попадей и Кияны и дщери их и сыны их то все ведоша иноплеменници в вежи к собе».
Современный историк С. Пивоваров по этому поводу размышляет:
«Рассмотрим историю Киева за короткий период с 1236 г. по 1240 г. В 1236 г. не поделили что-то киевский князь Владимир Рюрикович и черниговский князь Михаил Всеволодович. Владимир в союзе с Галицким князем Даниилом Романовичем подступил к Чернигову. Михаил за стенами укрываться не стал, а внезапно атаковал галичан. Разбитый Даниил бежал, а Владимир отступил в Киев, где был осаждён Михаилом и приведшим к нему на помощь половцев Изяславом Мстиславичем смоленским. Киев был взят штурмом, Владимира увели в плен половцы. Михаил отправился на запад добивать Даниила, а в Киеве остался Изяслав. Той же зимой на юге появился с новгородскими и суздальскими полками Ярослав. Он выбил из Киева Изяслава, но в том же году помирился с ним и ушёл на север, оставив город своему новому союзнику. Дальше летописи молчат. Известно лишь, что в 1238 г. вернулся из Галича Михаил, и что в 1239 г. он уже сидел в Киеве. Можно не сомневаться, что Изяслав ему престол просто так не отдал. Наконец в конце 1239 г. Киев захватил Даниил. В итоге, за четыре года, предшествовавшие осаде Киева татарами, город был взят штурмом четыре (!) раза. И как теперь определить при раскопках, кто именно пожёг вот этот дом и убил вот этого киевлянина: галичане Даниила в 1239 г., суздальцы Ярослава в 1236 г. смоляне, черниговцы и половцы в том же году, или татары в 1240 г.?» («„Батыев погром“ — нашествие или объединение?»).
Однако вернемся некоторым образом, назад, т. е. к половецкой угрозе, из-за которой, по мнению В. О. Ключевского, массы простого народа двинулись из Приднепровья в северо- восточные леса в поисках более спокойной жизни.
Л. Н. Гумилев считал, что В. О. Ключевский некритично принял концепцию С. М. Соловьева «о борьбе леса со степью». Между тем, если внимательно читать В. О. Ключевского, то приходишь к выводу, что колонизация северовосточной Руси могла происходить и естественным путем, где половецкая угроза была некоторым стимулирующим фактором, но не определяющим.
В. О. Ключевский, в частности, сообщает, что колонизация шла задолго до середины XII века и шла она со стороны Новгорода. До этого времени между северо-востоком и югом Руси не существовало прямой дороги. Наконец «около половины XII в. начинает понемногу прокладываться и прямоезжая дорога из Киева на отдаленный суздальский Север. Владимир Мономах, неутомимый ездок, на своем веку изъездивший Русскую землю вдоль и поперек, говорит в Поучении детям с некоторым оттенком похвальбы, что один раз он проехал из Киева в Ростов „сквозь вятичей“. Значит, нелегкое дело было проехать этим краем с Днепра к Ростову» («Курс русской истории»).
Возможным будет предполагать, что собственная история Северо-Восточной Руси развивалась достаточно независимо от Южной и является гораздо более древней нежели принято считать, соответственно и контакты с Востоком существовали у владимиро-суздальцев издревле. Это предположение разрывает общепринятую концепцию о преемственности Московской Руси и Киевской и выделяет великоросскую историю в отдельную ветвь, что не есть плохо или хорошо.
В конце концов, существует общая, славянская история, в рамках которой и существуют великоросский, малоросский, белорусский и другие народы.
Л. Н. Гумилев призывает отменить «приговор по делу половцев». Основания для этого есть:
«… кочевое хозяйство не может существовать вне связи с земледельческим, потому что обмен продуктами одинаково важен для обеих сторон. Поэтому мы наблюдаем наряду с военными столкновениями постоянные примеры симбиоза. Печенеги после разгрома при Лебурне осели в Добрудже и стали союзниками Византии; торки поселились на правобережье Днепра и поставляли пограничную стражу для киевских князей; куманы, сильный и воинственный народ, после первых столкновений с русичами сделались союзниками Черниговского княжества.
И это не случайно. Экономико-географическое единство региона, в котором сочетались зональные и азональные (речные долины) ландшафты, определяло необходимость создания целостной хозяйственной системы, где части не противостоят друг другу, а дополняют одна другую (Гумилев Л. Н. Разновозрастные почвы на степных песках Дона и передвижение народов за исторический период // Изв. АН СССР. Сер. геогр. 1966. № 1, ссылка на Гаель А. Г.). Разумеется, это не исключало столкновений, подчас кровавых, и это — то бросалось в глаза современникам событий» (Гумилев Л. Н. «Древняя Русь и Великая степь»).
О чем, практически, говорит Л. Н. Гумилев?
Там, где есть экономика-географическое единство, там, в конечном итоге, складывается единая хозяйственная система. Единая хозяйственная система, рано или поздно, будет обеспечена и политическим единством.
