Друзья в один голос отмечали в Гольбахе мягкость, душевное спокойствие, необычайную простоту и обходительность, непринужденную веселость, омрачавшуюся всякий раз, когда речь заходила о тирании и церкви. "Никто,- писал Нежон в некрологе о Гольбахе,- не был столь общительным, как барон Гольбах; никто не проявлял более живого и искреннего интереса к прогрессу разума, не трудился так усердно и деятельно над способами его ускорения". Его эрудиция и память поражали всех.
"Какую бы систему ни придумало мое воображение, - шутливо говорил Дидро, - я уверен, что мой друг Гольбах подыщет мне факты и авторитетные мнения для ее обоснования". В том же духе высказывался о Гольбахе соредактор гриммовских "Корреспонденции" Мейстер, который писал: "Никогда не встречал человека, более ученого и разносторонне образованного" и к тому же "никогда не видел, чтобы он выказывал хоть немного гордости или желания обратить на себя внимание".
Гольбаху, не напечатавшему ни одного сочинения под собственным именем, было чуждо авторское честолюбие. Он на идейной почве сталкивался со многими противниками, в том числе и из лагеря просветителей, но не имел среди них ни одного личного врага. Несогласие с атеистическими воззрениями Гольбаха не мешало Руссо признавать его моральное превосходство над многими защитниками идеи бога. Отсутствие тесных отношений и полного единомыслия в вопросах философии и религии не помешало Гольбаху и Вольтеру отнестись с высоким уважением друг к другу при свидании в 1778 г., когда "фернейский патриарх" вернулся в Париж и Гольбах, как передает Нежон, пожелал "увидеть этого замечательного человека, создавшего столько шедевров всякого рода". "Как только Вольтеру доложили о нем,- продолжает Нежон,- он поспешил к нему навстречу и сказал с той живостью, какую вкладывал во все, что интересовало его: "Я рад вас видеть, сударь, я давно знаю вас по вашей репутации; вы один из тех людей, чьей дружбы и уважения я очень желал"" (1).
Гуманизм был отличительной чертой Гольбаха-человека и Гольбаха-философа, видевшего в религии величайший бич человечества, главную преграду на пути к человеческому счастью, и страстно желавшего освобождения людей от религиозных предрассудков.
Произведения Гольбаха, как и других виднейших французских просветителей XVIII века, получили мировую известность и переведены на многие языки. Его "Систему природы" и атеистические памфлеты высоко ценили и брали на вооружение многие позднейшие прогрессивные мыслители. Еще при жизни Гольбаха его сочинения проникли в Россию, читались и изучались передовыми русскими людьми. Отдельные главы "Системы природы" - правда, в искаженном цензурою виде - были напечатаны просветителем И. П. Пниным в его "Санкт-петербургском журнале" (1798). Есть сведения и о подпольном распространении в рукописных переводах гольбаховской атеистической публицистики, например "Разоблаченного христианства"; наряду с антихристианскими памфлетами Вольтера оно фигурирует в одном из процессов о "богохульстве", которые вершила Тайная экспедиция. Сюда относится дело С. Б. Струговщикова и Е. В. Разнотовского 1771 г. (Центральный государственный архив древних актов, разряд VII, дело 2320). Гольбахом живо интересовались декабристы, его изучали в кружках петрашевцев.
Весьма высокую оценку Гольбаху давали русские революционные демократы. "Лично для меня, - писал Н. Г. Чернышевский, - важно лишь то, что прав Левкипп, или - чтобы говорить о современной Лапласу науке, что прав Гольбах". В ярких словах охарактеризовал вождей французскою просвещения и их роль в борьбе за торжество передовых идей Д. И. Писарев: "В мыслях, в чувствах, желаниях Вольтера, Дидро, Гольбаха не было ничего похожего на раздвоенность и нерешительность. Эти люди не знали никаких колебаний и не чувствовали ни малейшей жалости или нежности к тому, что они отрицали и разрушали".
Но самую широкую известность приобрел Гольбах в нашей стране только после Октябрьской революции, когда во исполнение ленинских указаний впервые были изданы на русском языке его "Система природы" и главные атеистические памфлеты.
3.
Атеистические памфлеты Гольбаха имели, как мы видели, свою идейную предысторию. Они были бы немыслимы без той предварительной работы, которую шаг за шагом совершили в области критики религии и церкви целые поколения вольнодумцев во Франции и вне ее пределов. Но вместе с тем гольбаховские памфлеты резко отличались от всех до того увидевших свет произведений атеистической мысли. Атеизм уже не выступал в них ни под оболочкой пантеизма, ни под прикрытием скептицизма, ни в каком-либо ином завуалированном виде. В них атеизм впервые предстал в поистине воинствующей и поистине бескомпромиссной форме. Критика идеи бога велась здесь последовательно и открыто. И что весьма примечательно - свое убежденное слово атеиста Гольбах впервые обращал не к узкому кругу посвященных, не к тем, кто постиг все тонкости философской науки, но к возможно более широкой аудитории, к верующим людям, переубедить которых было самой страстной его мечтой. Все это вместе взятое определяет и историческое значение антирелигиозных произведений Гольбаха и глубокое уважение воинствующих атеистов наших дней к этому человеку, отдавшему свое перо ученого и публициста делу освобождения человеческого сознания от религии.
В своих атеистических произведениях Гольбах особенно сосредоточил внимание на доказательствах несостоятельности идеи бога, на рационалистической критике религиозной догматики и культа. Здесь талант Гольбаха выступает перед нами в полном блеске. Вероятно, в первую очередь именно Гольбаха имел в виду Г. В. Плеханов, когда писал, что французские материалисты XVIII века "задолго еще до изобретения доброго доктора Гильотена... гильотинировали бога". (Г. В. Плеханов, "Очерки по истории материализма"). Более того, можно даже сказать, что Гольбах заставил бога гильотинировать самого себя, ибо, как остроумно рассуждал этот философ, если бог наделил людей разумом и руководит всеми без исключения их поступками, то его, Гольбаха, опровержение идеи бога - тоже дело божье.
Нет никакой необходимости подробно прослеживать здесь весь ход рассуждений, все аргументы, приводящие Гольбаха к отрицанию бога и показывающие полную несостоятельность богословских стараний доказать обратное. В произведениях замечательного богоборца легко увидеть всю силу его рассуждений, его находчивость и остроумие в полемике, шаг за шагом приводящие и читателя к атеистическим выводам. Читатель заметит, что Гольбах предельно строг к себе, что он не приписывает богословам ничего такого, чего нет в их писаниях, что он отлично умеет бить теологию ее же оружием, раскрывая свойственные ей бесчисленные противоречия. Не внять доводам атеистических памфлетов Гольбаха могут только упорно не желающие мыслить и уныло твердящие спасительную формулу: "Тайна сия велика есть" формулу, которою защитники идеи бога обычно прикрывают свое отступление перед аргументами атеистов.
Здесь же необходимо подчеркнуть, что Гольбах отвергал не только человекоподобного бога христиан, но и вообще всякую идею бога, в том числе бога "естественной религии", безличного бога деистов, якобы давшего материи "первый толчок", а затем ушедшего на покой, чтобы более уже не вмешиваться в дела мира.
Доказывая несостоятельность идеи бога, Гольбах опирался на положения философского материализма, особенно развитые им в "Системе природы". Он не только отстаивал основы материалистического понимания природы, но прямо формулировал атеистические выводы, в этом и видя главную цель.
Материалистически решая основной вопрос философии - об отношении бытия и мышления, Гольбах учил, что материя - это извечная, единственная, объективно существующая субстанция и что сознание есть свойство особым образом организованной материи. Реально существует лишь то, что может прямо или косвенно воздействовать на наши чувства и восприниматься сознанием. Это и есть природа во всем ее многообразии - природа, не имеющая начала ни в пространстве, ни во времени, постоянно находящаяся в движении и не знающая абсолютного покоя ни в малейшей своей частице.
