— Малькольму пора бы уже понять, что ему не удастся пробиться в Шотландию. Пусть остается на юге, куда его сослал мой муж.
— Приказ о ссылке остается на пергаменте, а границы — это всего лишь земля, вода и камни. Поэтому мы настораживаемся, когда видим ладьи. Так что сегодня матушке Эйтне придется принимать гостей.
— Она вас не впустит. Она никого к себе не пускает.
— Ничего, мы и за дверью постоим, — ответил Ангус. Вместе с Конном и Анселаном мы пересекли болотистую низменность, за которой находилась бухта, где жила ведьма Колбина. — Когда король Макбет вернется из Рима, мы не посмеем ему сказать, что позволили его королеве бродить в одиночестве. А я думаю, он уже скоро вернется, — добавил Ангус.
— Через две недели, если сообщения, полученные нами с торговых судов, соответствуют действительности. Говорят, он направляется к какому-то порту в Нидерландах, чтобы оттуда приплыть в Шотландию. — Я замедлила шаг, чтобы полюбоваться безбрежным серым морем и небом над ним, по которому бежали легкие облака, подгоняемые предосенним ветром. Мою накидку сдуло назад, и я прикрыла глаза рукой.
И тут я увидела ладьи — три, четыре… Прекрасная и смертельно опасная картина.
Однако ни Торфина, ни Макбета не было. За несколько месяцев до этого Макбет отправился в паломничество, чего до него не делал ни один шотландский король. И до сих пор он отсутствовал, так как недавно избранный папа Лев пригласил его с собой в путешествие.
У Макбета было много причин для того, чтобы принять в нем участие, как личных, так и государственных. Папа Лев франкского происхождения стремился к тому, чтобы организовать встречу всех королей и ведущих военачальников, поэтому он пригласил в Рим Макбета и других, включая Торфина с Оркнейских островов. Как мы слышали, он мечтал о создании союза между всеми главами западных стран. Хотя некоторые и утверждали, что на самом деле он преследует собственные цели и стремится к изгнанию сильной Восточной церкви с центром в Константинополе из-под римской защиты. А для этого ему нужны были деньги и поддержка.
— На сегодняшний день Шотландию это мало интересует, — промолвил Макбет, прочитав пергаментный свиток, доставленный гонцами из такой дали. — Однако я поеду, так как на то у меня есть свои причины.
В апреле король и его свита, состоявшая из пятидесяти вооруженных стражников и дюжины «вассалов Бога», среди которых были Дростан, отец Осгар и другие священники из монастырей Скона, Дира и с острова Ливен, которому король и королева отдавали предпочтение, отплыли на большом торговом судне с сотней гребцов. В сопровождении нескольких ладей они должны были обойти Британию и углубиться в материковые реки, чтобы поближе подойти к Риму.
Отправляясь в это святое паломничество, Макбет взял с собой одежду пилигрима, которую надевал, когда оказывался в святых местах, — грубую шерстяную рубаху, плащ с застежкой из обычной раковины, посох и простые башмаки. Уезжая, он захватил с собой мешочек с землей Шотландии, который положил в поясной кошель. Это было залогом его возвращения.
Нa время его отсутствия я стала единственным регентом. Я должна была следить за благоденствием людей и с помощью нескольких доверенных мормаеров и танов успешно занималась этим в течение нескольких месяцев. В мирной процветающей стране оставалось лишь разрешать незначительные споры и вопросы, связанные с торговлей. Я даже возглавляла судебные разбирательства в Морее и Лотиане, хотя мне и не нравилось выносить решения, но это надо было делать. В одном месте тан торжественно поклялся сразу двоим отдать за них свою дочь, и теперь оба претендовали на то, чтобы она стала их женой. Я предоставила право выбора самой девушке. Она выбрала более спокойного, и тогда я присудила ее отцу выплатить дюжину коров более крикливому.
Будь сильной — когда-то сказала мне мать, и я старалась придерживаться этого совета.
Кроме того, в отсутствие Макбета мне помогал Лулах. Мой сын в свои восемнадцать лет стал высоким и красивым юношей, который гордился тем, что состоит в отборной королевской страже. Его отчим настоял на том, чтобы Лулах овладел всеми навыками, которые могут потребоваться воину и военачальнику, и тот проявлял поистине королевскую ответственность, выполняя разные поручения. Я не могла нарадоваться на свое сокровище, на своего единственного сына.
Почти через год после нашей коронации у меня родился еще один сын. Роды были легкими, и их приняла моя спокойная и знающая подруга Биток. К этому времени она уже многому научилась у Катрионы. У мальчика были синие глаза, как у Макбета, и темные волосы, как у Боде. Мы назвали его Фаркухаром в честь моего брата, что означает в переводе с гэльского «дорогой». Однако на втором году жизни он простудился и умер и теперь лежит на склоне холма у Кинкардайна и Ланфинана.
Небеса и усилия Катрионы подарили нам после этого еще одного сына — Кормака. Он был хрупким и изысканным, как дитя феи. Он промучился шесть месяцев с самого момента своего трудного появления на свет, и я страдала вместе с ним, ни на минуту его не покидая. Это горе навсегда оставило шрамы на моем сердце. Он вместе с братом покоится на склоне зеленого холма, и всякий раз, когда мимо него проезжает наша королевская процессия, я молюсь о том, чтобы им не было там холодно и одиноко, чтобы они резвились там, как эльфы или ангелы. Невинные дети сразу попадают в рай и не страдают в чистилище вместе с нами, грешниками, в ожидании Судного дня.
Несомненно, потомки скажут, что жена Макбета была бесплодна. И некоторые, возможно, даже удивятся, почему могущественный кельтский король не расстался со своей негодной женой и не нашел себе другую подругу, которая могла бы продолжить его род. Однако наверняка среди них найдутся и такие, кто разумно рассудит, что добрая жена нужна была Макбету для обоснования его притязаний на трон. И отчасти это соответствовало действительности; но, кроме этого, мы прекрасно подходили друг другу, и оба это знали.
Незадолго до отъезда Макбета в Рим мы передали часть моей земли в Файфе с правом выпаса монастырю Святого Сервана, взяв с него обязательство, что там будут вечно молиться за души наших усопших детей. А потом он уехал в Рим, намереваясь показать всему миру, что король скоттов был могущественным и щедрым, чтобы и враги наши знали об этом. Сам же он хотел, чтобы святой отец наложил на него епитимью и отпустил ему грехи.
После смерти своих сыновей Макбет все чаще находил утешение в церкви и продолжительных молитвах. Долгие часы он проводил с отцом Осгаром, ставшим его личным исповедником, и в беседах с епископами, которых теперь он имел право назначать в Шотландии. Его мучали страшные грехи — убийство двоюродных братьев Гиллекомгана и Дункана, оставивших после себя сирот, — и Макбет опасался, что именно это навлекло на него проклятие не иметь собственных детей.
— Я тоже во многом виновата, — сказала ему как-то я. — Ты ведь женился на печали.
— Печаль и жизнь всегда идут рука об руку, — напомнил он мне.
Я вошла в хижину Эйтны и устроилась рядом с ней у огня — сладкий торфяной дым с мускусным привкусом поднимался вверх к вытяжке на крыше, дверь была распахнута настежь. Эйтна тут же отослала свою служанку, простую и молчаливую женщину по имени Мирна, в огород. А я передала своей подруге отрез тонкой шерстяной ткани, которую она расстелила у себя на коленях.
— У меня много таких пледов, но я возьму и этот, так как в старости стала часто мерзнуть. А где же дары из Рима? — Она часто задавала этот насмешливый вопрос. — Я хочу южного золота и святой воды, освященной этим римским Львом. В последнее время я все больше отхожу от язычества, — добавила она, — так, на всякий случай.
— Я жду Макбета через месяц, матушка Эйтна. Да и Торфин не забудет тебя, когда вернется.
— Он уже вернулся, — ответила она. — И привез мне лишь вино и кубки из зеленого стекла.
За прошедшие годы я успела подружиться с матушкой Эйтной и посещала ее как можно чаще. Поддержка, которую оказывал Торфин своему двоюродному брату, помогла укрепить дружеские связи Шотландии не только с норвежскими викингами, но и с датскими. Эйтну опекал и Морей, и Оркни, ибо она не только владела многими тайнами, но и соединяла в себе разные культуры и поколения. И тем не менее, она отказалась переехать в Морей, когда Макбет предложил ей прекрасный каменный дом с садом и прислугой. Она предпочла остаться в своей хижине с коровой и служанкой.
