— Людовик, — задыхаясь, сказала она. — Нет… нет.

— Но ты поправишься, — упорно повторял король. — Я приказываю тебе выздороветь! Ты не можешь покинуть меня. Я не разрешаю тебе делать этого!

Прибыл кюре прихода Сен-Клу. Причастив умирающую, он попросил взять в руки распятие, ранее принадлежавшее королеве Анне.

Всем стало ясно, что ждать осталось недолго.

Мужчины и женщины, придворные и челядь — все столпились в большом зале, потому что весть о том, что мадам умирает, молниеносно разлетелась по столице.

Подле кровати стоял король, и его большое тело сотрясалось от рыданий.

— Поцелуйте меня в последний раз, сир, — прошептала Генриетта. — Не плачьте по мне, а то и я чего доброго заплачу. Ты теряешь хорошего слугу, Людовик. Во все времена больше всего на свете я боялась потерять твое расположение… больше, чем умереть. И если я поступала плохо… то это потому, что я верно служила вам. Людовик, не забывайте меня…

Он нежно поцеловал ее и, встав на колени перед кроватью, закрыл лицо руками.

Чарлз был потрясен новостью. Генриетта, всего несколько недель назад гостившая у него, умерла!

Минетта, его любимая сестра, от которой сейчас остались только письма! Минетта, которую он любил больше всех и вся, ибо страсть к любовницам была мимолетна, а любовь к сестре он пронес через всю жизнь.

И эта Минетта умерла!

Говорили, что она была отравлена, а виновниками смерти назывались Филипп и шевалье де Лоррэн.

Чарлз в приступе ярости потребовал вскрытия и судебного расследования и встретил полнейшее участие Людовика.

«Мы все понесли горестную утрату, — писал французский король своему английскому родственнику. — Если имел место преступный заговор, я не меньше вас жажду покарать убийцу».

Цикориевый кофе проверили и даже дали выпить его другим, но никаких следов яда не обнаружили, точно так же, как не дало результатов вскрытие. После этого вспомнили, что покойная давно уже не отличалась особым здоровьем и что внезапная смерть всякой высокой особы дает пищу слухам об отравлении.

Чарлз был не в силах скрыть горя. Он запретил кому-либо говорить о ней и отгородился от развлечений двора. По слухам, никто из его приближенных не видел его таким убитым.

Но тут ко двору прибыла та, кто по мысли французского короля могла бы хоть немного, но утешить его английского собрата, напоминая последнему о сестре. Это был тот драгоценный камень, который Чарлз выпрашивал у Генриетты перед ее отъездом. Генриетта сама пожелала, писал Людовик, чтобы брат получил его в свои руки. В сопроводительном письме выражалась надежда, что король Англии уделит фрейлине сестры «кусочек нежности»и поможет ей прижиться при дворе.

В лице юной бретонки Луизы де Керуаль оба короля обрели замену без времени умершей Генриетте.

Людовик, получив нового агента при английском дворе, который взял на себя ту службу, которую раньше выполняла Генриетта, Чарлз, наслаждаясь свежей красотой ее молодости, смягчающей его горе. Он выполнил просьбу Людовика и уделил ей «кусочек нежности», и с тех пор она напоминала ему о Генриетте, точно так же, как Момут напоминал о Люси.

В любви — утеха, говорил он всегда, и сам жил по этому правилу. Впереди и у него, и у Людовика было много лет, преисполненных этими утехами, много женщин, память о которых туманилась и теряла четкость, как это произошло с Люси, но до конца жизни он хранил в душе воспоминания о своей драгоценной маленькой Минетте.