Прощаясь с соседками Дуси Копытиной, профессор сообщил им, что еще появится здесь, возможно даже сегодня, и пошел к остановке трамвая. В вагоне он удобно расположился в одинарном креслице и принялся равнодушно таращиться в окно на знакомые до мелочей виды. Ничего интересного не наблюдалось. Трамвай спустился с горы и покатил вдоль усеянного лачугами склона Карадырского хребта. По другую сторону полотна тянулась однообразная бетонная стена, отгораживавшая завод от остального города.

Сейчас, в спокойной обстановке полупустого вагона, он анализировал рассуждения соседок Копытиной и выделил главное. Нигде, кроме ее квартиры, странных событий не происходило. Значит, ни о каких физических явлениях, типа просадки фундамента дома или деформации его стен, речи идти не могло. Но и о влиянии на происходившее неких потусторонних сил тоже рассуждать не приходилось. Если эти неприкаянные мертвецы (тут Севастьянов невольно рассмеялся вслух, обратив на себя внимание пассажиров трамвая) решили о себе напомнить, то почему именно этой самой Дусе? Значит? Значит, все это подстроила сама Копытина. Но зачем?! Вот на этот вопрос и предстояло ответить. В голове Сергея Александровича уже стали оформляться наметки еще не сформировавшегося фельетона. Севастьянов чувствовал: фельетон должен получиться отменным.

Он довольно быстро нашел нужный дом, а потом и квартиру. На его звонки долго никто не открывал, наконец за дверью послышалось старческое шарканье.

– Кто там? – услышал Сергей Александрович.

– Профессор Севастьянов, – назвался он.

– Какой еще профессор?! Никого нет дома. Уходите…

– Я по делу.

– По какому еще делу?! Ничего не знаю. Нету никого.

– Откройте, я все объясню.

– Не надо мне твоих объяснений. Убирайся, откуда пришел.

Севастьянов топтался на месте, не зная, что предпринять дальше. Он понимал: открывать ему не собираются, однако и уходить, не пообщавшись с Дусей, он не желал.

– Ваша фамилия Копытина? – пытаясь нащупать нужный тон, продолжал взывать он.

За дверью молчали, однако он чувствовал: Дуся стоит и слушает.

– Ну откройте же!

И вновь тишина.

– Дяденька, вам чего здесь надо? – услышал он за спиной девчоночий голосок.

Сергей Александрович поспешно обернулся. Перед ним стояло круглолицее, курносое существо лет двенадцати и с любопытством взирало на него.

– Я хотел поговорить с твоей бабушкой, – сообщил Севастьянов.

– О чем?

– О том, что произошло у нее в квартире.

– А вы кто? Из газеты?

– Нет, я профессор… Из педагогического института… Интересуюсь подобными вопросами.

– О! Профессор! Ну тогда конечно.

– Ты, Наташенька, документики у него проверь, – послышалось из-за двери. – А то мало ли кто по подъездам шастает. Может, он ворюга какой…

– Конечно-конечно… – Севастьянов достал из внутреннего кармана пиджака красненькую книжечку и протянул девочке.

– Точно профессор, баба, – сообщила Наташа.

За дверью вновь молчали.

Девочка достала ключ, щелкнул английский замок…

– Проходите, – предложила Наташа.

На пороге стояла невысокая старуха в застиранном халате. Седая голова ее была всклокочена, поросячьи глазки грозно поблескивали, на лице написана угроза.

– Чего надо? – сердито спросила она.

«С такой нужно держаться вежливо и как можно солиднее», – соображал Севастьянов. Поэтому он, хотя и был со старухой одного роста, взглянул на нее свысока и веско произнес:

– Уважаемая Евдокия… Извините, не знаю, как вас по отчеству…

– Васильевна, – буркнула Дуся.

– Уважаемая Евдокия Васильевна. Я уполномочен городским обществом «Знание» разобраться в событиях, произошедших в вашей квартире.

Дуся искоса посмотрела на неожиданного посетителя. Видимо, портфель, шляпа, а главное, выдающийся вперед солидный животик произвели на нее некоторое впечатление.

– Ладно, – наконец сказала она. – Можно и поговорить. А вы и вправду профессор?

Севастьянов сунул ей под нос удостоверение.

– Верю, верю… Идемте в залу, там и потолкуем.

Они вошли в стандартно обставленную комнату с диваном-кроватью, двумя хлипкими креслицами и высоким торшером на тонкой ножке. Одну из стен украшал ковер зубодробительных оттенков. Имелся тут и телевизор марки «Рубин». Дуся указала на одно из кресел, сама же опустилась на диван-кровать, Наташа устроилась рядом.

– Так вы, значит, хочете узнать про то, как у меня в доме обстановка колобродила?

– Именно так.

– Ну так задавайте ваши вопросы.

Севастьянов достал из портфеля объемистый блокнот, снял колпачок с авторучки и приготовился записывать.

– Итак, с чего все началось?

Старуха принялась рассказывать о происшествии. Излагать свои мысли связно она толком не умела, а возможно, просто растерялась. Поэтому перескакивала с одного на другое, то забегала вперед, то возвращалась назад. В общем, Сергей Александрович ничего для себя нового не узнал. Более того, он понял: Дуся вряд ли могла самостоятельно инсценировать произошедшие в ее доме события.

– Скажите, как вы думаете, почему это все случилось именно у вас? – спросил Севастьянов.

– Сама не знаю… Думала, думала… И так, и сяк прикидывала… Не пойму. Раньше ничего подобного не наблюдалось. Ну на кладбище была… Поминала отца с матерью. Все – чин по чину. За упокой мужа, на фронте убитого, хоть он и не здесь схоронен, тоже выпила. Вроде никого не забыла… Но, видать, кого-то все же пропустила. Вот он мне и нагадил.

– И кто же это, по-вашему, мог быть?

– Ей-богу, не знаю!

– Ну хорошо. А можно мне осмотреть вашу квартиру?

– Как это?

– Внутри побывать. Поглядеть: что там да как?

– Да ничего интересного там нет. Дочка все прибрала.

– Хотелось бы все-таки посмотреть.

– Пока батюшка стены святой водой не окропит, я туда ни ногой! Мало ли… Возможно, эта нечисть только затаилась…

– Но ведь с дочерью вашей ничего не случилось.

– Она с Мишкой ездила… С мужиком со своим. А мужика он, должно быть, боится.

– Да кто боится?

– Нечистый дух. Табачищем от Мишки разит, а нечисть табачного духа не переносит. Это точно.

– Как же быть?

– Это на предмет поглядеть? Ладно. Наташа, – обратилась она к внучке, – своди профессора ко мне на квартиру.

– Поехали, – охотно согласилась девочка.

– Прямо сейчас?

– Конечно.

Донельзя обрадованный Сергей Александрович любезно попрощался с Дусей, выразил надежду, что они еще увидятся, и поспешил на улицу, весело, как школьник, размахивая портфелем. Дорогой он и Наташа почти не разговаривали, и только когда девочка отворила дверь Дусиной квартиры, Севастьянов, осененный внезапной догадкой, спросил ее:

– А во время… этого самого ты здесь присутствовала?

– Ну да.

– Все видела?

– Естественно.

– И кто это все натворил?

– Не знаю точно.

– А какие-нибудь предположения у тебя имеются?

– Само собой.

– И какие же?

– Мне кажется, это я всему причиной.

– То есть как?!

– Мы когда с бабушкой вернулись с кладбища, она сразу спать улеглась, поскольку выпивши была. Ну а мне скучно… Я ходила по квартире… ходила, ходила, а потом…

– Что потом?

– Захотела плохого.

– Плохого?!

– Ну да.

– Как же это понимать?

– Не знаю, как объяснить… Я как бы пожелала, чтобы это сонное царство немного… как сказать… немного ожило, что ли. В движение пришло. Ну оно и пришло.

– А каким образом это у тебя получилось?

– Вот не знаю. Захотела, и получилось.

– Ты что-то подобное и раньше проделывала?

– Только мысленно.

Севастьянов во все глаза взирал на Наташу.

– Объясни, как это тебе удается?

– Не удается, а один раз удалось. Больше не получалось.

– Но как?!

– Не знаю. Получилось, и все.

– Врешь, наверное.

– Зачем мне врать? – Наташа как будто обиделась.

– Ну… Возможно, прославиться хочешь.

– Вот уж нет…