— Гляди, вон расщелина! — Горец указующим жестом выбросил вперед левую руку. — Если туда не наползло с сотню ядовитых гадов, как это обычно и бывает, мы можем там спрятаться.

Бриан полез вверх по насыпи, да так, будто эта сотня гадов сейчас гналась за ним по пятам, шипя и брызгая своей ядовитой слюною. Евсевию ничего не оставалось, как последовать за горцем: мокнуть под ливнем не хотелось, а словам насчет гадов он не поверил — не таков был Майлдаф, чтобы добровольно окончить жизненный путь в яме со змеями.

Никаких гадов в пещерке и вправду не обнаружилось, хотя местечко было для них самое подходящее: сухое, со стороны, хорошо прогреваемой солнцем, укромное. Скорее всего, здесь постарались пикты, очистив окрестности ручья от всякой скверны. Конан говорил, что со змеями серокожие обитатели пущи ладят куда лучше, чем стигийские жрецы, и могут при надобности заставить змей уйти из любого места раз и навсегда. А как они этого добиваются — заклинаниями, курениями или чем-то иным, об этом король ничего сообщить не мог, ибо не знал, а сами пикты об этом молчали.

Теперь в пещерке не было тепло, но ветер сюда не задувал, а тугие плети дождя, зашелестевшие, как только Майлдаф с Евсевием нырнули под гранитный свод, проникали только на локоть от порога мелкими брызгами. Только сейчас Евсевий понял, как он хочет есть и пить. К счастью, глиняная фляга с вином на поясе осталась непочатой — некогда было, а Майлдаф возвратился не с пустыми руками. Из поясной сумки, которую горцы повсюду таскали с собой, Бриан извлек горсть сушеных плодов, хлеб и какой-то початок.

— Это хлеб? — недоверчиво спросил Евсевий, трогая подсохшую, но еще не заплесневелую корочку.

— Хлеб, хлеб, — утвердительно кивнул Майлдаф, без смущения отправляя в рот один из нескольких хлебцев. — Это я забрал с жертвенника. Полагаю, здешний бог на меня не обидится, к тому же их все равно много, если судить по числу этих пугал на озере — им всем не хватит, подерутся еще, а нам — как раз.

— А это что? Ты знаешь? — Тарантиец указал на початок, напоминавший хлебный колос, поскольку весь состоял из зерен, но не являвшийся таковым, зане был плотным и толстым.

— Откуда мне знать. — пожал плечами горец. — Я понял только, что он вареный и съедобный.

Евсевий попробовал. Зерна крепились на какой-то жесткой несъедобной метелке, но сами напоминали одновременно и хлеб, и рис, и репу, но все же были особенными. Более же всего пришлось по душе, что зерна оказались очень сытными, и после них внутри стало тепло, будто они заключали в себе больше солнечного света, чем все другие растения земли.

Тем временем Майлдаф продолжил повесть:

— Так вот, я пошел так, как рассказывал Полагмар. Его змеюг я и вовсе не заметил бы, если бы не пнул одну из них по случайности. Она зашипела для порядка, только как-то жалобно, и уползла в кусты. В храме никого не было, а на жертвеннике я нашел все это. Ну и забрал. А потом я услышал шум и посмотрел от входа вниз, на мост над водопадом. Вот тут-то я и увидел короля. Он убегал, а за ним гнались эти серые, человек двадцать, наверное. Все-таки мы их выманили за собой, в лагере осталось совсем немного…

— Почему же ты думаешь, что король ушел к морю? — прервав трапезу, воскликнул Евсевий.

— Очень просто, — отозвался Майлдаф, отхлебывая из фляги. — Я встретился с ним.

— ???

— Я спустился вниз, почти что по главной дороге от святилища — пробирался вдоль нее по кустам. Так дошел до моста. На площадке были двое — остались, наверное, от той оравы, которая преследовала Конана. Я их убил. Одного из лука, второй лег, спрятался за ограждением на башенке. Я поднялся туда и зарубил его. Потом пошел дальше по тропе, вернее, вдоль нее. А потом я услышал, что навстречу мне кто-то бежит. Я затаился и приготовил уже меч, но из-за деревьев выскочил…

— Конан?! — догадался ученый, еще не веря сам себе.

— Он! — заржал Майлдаф. — Евсевий, как ты догадлив! Я вышел из зарослей, а он сразу меня узнал и только рукой махнул: «Давай, мол, обратно!», и мы опять подались в эти дебри. Знаешь, мы оказались на том самом проклятом мысу, где речка делает излучину, где мы плели щиты…

— Майлдаф, — сказал Конан. — Как ты оказался здесь? Что с остальными?

— Почем я знаю, — отвечал горец. — Я убил четверых…

— Очень хорошо! — Король был не на шутку сердит. — А я десятерых, и что с того? Арриго успел уйти?

— Наверно, — не слишком уверенно изрек Майлдаф.

— Ладно, — махнул рукой король. — Должен был успеть, если я хоть что-нибудь понимаю про Арриго и пиктов. За мной гонятся…

— Я видел, — поспешил показать свою осведомленность Бриан. — Толпа человек в двадцать. С ними можно и вдвоем…

— Это ты видел только двадцать. Их гораздо больше. За нами ушла половина их воинов. Вторая половина бродит здесь по лесу. Кого-то я успел запутать, но они висят у меня на хвое… На полах моего королевского плаща, забери их Имир! Уйти наверх у меня не выходит, а здесь, близ храма, они скоро поймают меня. Надо уходить в пущу, там они меня не догонят.

— А… — только и успел вымолвить горец.

— А вы делайте так, как было сказано! — сурово заметил монарх. — Эти пикты — не чета пограничным. Они обленились тут. Здесь же нет войны кланов — священное место, а Аквилония далеко. Я убегу, а вот если сгинет этот аргосский сопляк, то нам не видать Океана! И зачем я взял его с собой? Хотя, если бы я этого не сделал, тот же Пиоло первым бы завопил, что здесь не уважают мессантийский трон! Политика — грязное дело, Бриан, — философски закончил король. — Ты правильно сделал, что занялся торговлей…

Со стороны тропинки послышалось шлепанье нескольких десятков пар босых пяток, потом звуки приглушенного разговора.

Конан внимательно слушал, пытаясь уловить знакомые слова и понять, о чем ведется разговор.

— Ага, — проговорил он. — Те, что гнались за мной с той стороны, встретились с теми, которые С другой, и теперь те говорят этим, что я побежал туда, а эти тем, что сюда, — сколь мог понятно объяснил король.

— И что те отвечают теперь этим? — решился узнать Майлдаф.

— Эти говорят, что те ослы, а те этим, что эти еще хуже. Но того хуже другое: и те, и эти сейчас направляются сюда, поэтому мы делаем то же самое, что сделали давеча на поляне. Я ухожу в сторону моря, а ты — обратно наверх и вперед по ручью. Там сейчас воинов нет, кроме тех, что ушли в погоню за нами.

— А те, которые эти, они что, не уходили? — выдал Майлдаф вопрос, степень несуразности которого не сразу дошла до него самого.

Конан посмотрел на горца долгим и проницательным понимающим взглядом.

— Да, — проговорил задумчиво король. — Озимандия прав: Пуща — это великое зеленое чудо, и далеко не каждый до конца выдерживает испытание первой встречей с нею.

На ответ у горца времени уже не оставалось. Пикты, забыв о своей всегдашней манере передвигаться ловко и бесшумно, ломились через лес подобно кабаньему выводку. Справа кто-то явно выбился вперед. Конан, мигом собравшись и отрешившись от всего, что мешало бы бою, исчез среди деревьев.

Бриану ничего не оставалось, как выполнять приказ короля. Уяснив, где листья шуршат громче, он пустил стрелу. Вслед за этим что-то мягкое упало на траву. Стрела нашла цель. Пикты заголосили и прибавили шагу. Довольный собой и надежностью своего лука, горец засунул его в непромокаемый налуч и поспешил к берегу речки. Он не слышал, увенчалась ли успехом вылазка Конана, но именно поэтому был уверен: увенчалась.

Переплыв речку, Бриан дождался, пока первый пикт высунется из кустов на оставленном им берегу, и тут же влепил в него стрелу. Неудачливый охотник рухнул в священную воду. Подтвердив, таким образом, факт своего присутствия и неусыпного бдения о преследователях своих, Майлдаф, стараясь не отклоняться далеко от ручья, по которому они поднялись к безлесному пространству, направился обратно вглубь пущи.

Стрелы пиктов свистели где-то по сторонам от него. Лесные жители стреляли достаточно метко, но с опозданием. Майлдаф и вправду стоял у того ствола, куда вонзился кремниевый наконечник, но это было пять шагов назад. За свои стрелы горец не волновался: послушавшись совета Конана, он взял с корабля четыре туго набитых тула, чтобы не пришлось потом жалеть. И жалеть действительно не приходилось!