– Правда? И что же он сказал?

– Р-ррырр, – ответила матушка мистера Тэннера. – До свиданьица.

Таблицам с цифрами, казалось, не будет конца. Пол не раз почти набирался смелости пойти в кабинет мистера Тэннера и спросить, зачем они с ними возятся: раз уж их с Софи посвятили в великую тайну, то теперь нет причин, почему бы ему не сказать. Как минимум тогда они избавились бы от его излюбленной теории, что эти распечатки – пустое упражнение, придуманное, чтобы или подтолкнуть его подать заявление об уходе по собственному желанию, или проверить его пригодность к другому, более осмысленному заданию. Атак оставался вынужденный вывод, что за всем этим кроется какая-то очень веская причина, нечто, оправдывающее найм двух человек. Пол недоумевал, почему ему об этом не сказали, раз уж он теперь официально волшебник-стажер или кто там еще. Надо думать, на это есть очень и очень здравая причина.

Шли дни, они с Софи сидели в гробовой тишине, а когда один из них все-таки нарушал молчание, то лишь для того, чтобы попросить карандаш или извиниться, что случайно задел под столом ногу другого. Каждый день она уходила на ленч. Проводила ли она этот перерыв, пичкая булочками с ветчиной горшечника, или сидела одна-одинешенька в жалкой итальянской бутербродной, Пол не знал и спрашивать не собирался. Всякий раз, когда ему приходило на ум, что он ведет себя по-детски, идиотски и попросту грубо (а было это в среднем не больше двух-трех раз в час), какой-то голосок у него в голове указывал, что она обращается с ним не лучше, а значит, он совершенно прав. У него было нехорошее подозрение, что этот голосок слишком уж похож на воркование миссис Тэннер, но по зрелом размышлении он отказался от этой мысли. В конце концов вести себя по-детски и глупо можно и без посторонней помощи.

Каждый раз во время ленча он доставал и налеплял на стену переносную дверь, но с самой прогулки в Анкару как-то не мог заставить себя переступить порог. Дело даже не в том, что он страшился снова встретить миссис Тэннер – встретить и не узнать, во всяком случае, до тех пор, пока не станет слишком поздно, – нет, Пол почему-то потерял вкус ко всему приключению в целом. Бесспорно, это забавно, но ему не давала покоя засевшая в голове мысль, что все эти странствия... ну... поверхностные, как сама дверь, которая только что была всего в миллиметр толщиной. Краткие вылазки в экзотические места, где он не тратил ни денег, ни времени, где не поправлялся от съеденного и не пьянел от выпивки... Чем, в сущности, это отличается от матушки мистера Тэннера в ее облегающем великолепии, которое не идет дальше кожи? Он не мог не думать, что гоблин есть то, что гоблин делает, и, поразмыслив, счел, что лучше быть пусть неудачником, зато человеком.

Поэтому он постарался вернуться к монотонно-скучному, но привычному занятию – быть Полом Карпентером. Звонил друзьям, с которыми не разговаривал уже несколько недель (сами они, разумеется, ему не звонили), и договаривался о встрече в каком-нибудь пабе. Проигрывал висты в преферанс Дункану и Дженни, слушал, как Невилл скулит о беззакониях, творимых «Майкрософт корпорейшн», пока не наставало время идти домой. А потом размораживал полуфабрикаты и читал давным-давно взятые в библиотеке книги. Все это, впрочем, тоже не шло глубже кожи, и Пол это сознавал. Сознавал настолько отчетливо, что, бывало, утром боялся во время бритья посмотреть в зеркало, страшась увидеть рыло и бивни.

И вот настал четверг, когда Пол закончил свою стопу распечаток, Джулия пришла их забрать, но новых не принесла, а только сообщила, что их обоих ждут через полчаса в конференц-зале. Софи возразила, что у нее еще целый воз работы, но Джулия только пожала плечами и сказала, что это может и подождать. Полчаса неизбежного ожидания Пол занял тем, что доделал все за нее: ничего подобного даже не предполагалось с тех пор, как на сцене появился горшечник.

Когда они пришли в указанный срок, дверь конференц-зала была закрыта. Ни Полу, ни Софи не хотелось стучать, а потому они слонялись у порога, как шелудивые кошки. С самого собеседования о приеме на работу Пол впервые оказался в холле перед конференц-залом и невольно подумал, что, если бы магия стоила хотя бы пригоршню высушенных соплей, он смог бы мысленно протянуть руку и нажать на невидимую кнопку «перезапустить». Но тут дверь открылась, и в щель высунулся мистер Червеубивец.

– Ага, вот и вы, – сказал он. – А мы уже начали удивляться, куда вы запропастились.

Сегодня на нем была черная водолазка и спортивный пиджак в мелкую клетку, а коготь на цепочке вокруг шеи тускло отсвечивал слоновой костью. Мистер Червеубивец придержал дверь, и Софи с Полом вошли.

Комната была та же, да не та. Деревянные панели на стенах из того же светопоглощающего темного дуба, стол блестит еще больше (если такое вообще мыслимо), хрустальная люстра отрастила парочку дополнительных ветвей – хотя, может, Полу только показалось. Половицы под ногами по-прежнему скрипели, будто желали знать, сколько еще терпеть, прежде чем партнеры сломаются и выгонят этого клоуна. Каждая деталь совпадала с той кошмарной картиной, которая несколько месяцев назад запечатлелась у него в мозгу, вот только – Полу потребовалось секунд двадцать, чтобы сообразить, в чем дело, – все повернулось на девяносто градусов. Зашторенное окно-эркер находилось не справа, а в конце комнаты, сразу за креслом во главе стола.

«Что ж, ладно», – подумал Пол и, изгнав из мыслей эту мелочь, постарался сосредоточиться.

Кроме него самого, Софи и мистера Червеубивца, который стоял, прислонясь к антикварному радиатору, висевшему на том месте, где раньше располагалось окно, единственным человеком в комнате был мужчина с мрачным лицом. Звали его Хамфри Уэлс. Обшарив базу мелких сведений в памяти, Пол выудил болезненный разговор с мистером Тэннером в Ночь Вооруженных Гоблинов. Согласно мистеру Тэннеру, мистер Уэлс был членом Института Практикующих и Действительных Колдунов, что бы это ни значило.

Когда они вошли, мистер Уэлс сидел, погрузившись в стопку бумаг, и у него ушло с полминуты, чтобы закончить работу и поднять взгляд. Тогда он нехорошо зыркнул на Пола и Софи и нахмурился. Мистеру Уэлсу вполне удалось создать впечатление, будто они докучная мелочь, с которой нужно разделаться прежде, чем он сможет вернуться к великим делам, для которых, собственно, создан. Не слишком тонкий ход (Пол готов был поставить свой месячный оклад, что архиважный документ, от которого тот едва-едва смог оторваться, это кроссворд в «Тайме» или нечто столь же существенное), но эффект достигнут – поэтому какая разница.

– Мисс Петтингел, мистер Карпентер, спасибо, что пришли. – Тут мистер Уэлс помедлил, словно старался сообразить, зачем ему понадобилось растягивать существование на этой земле двух столь неудачных представителей рода человеческого. – С тех пор как вы поступили к нам на фирму, мы редко виделись, поэтому я решил, что настало время познакомиться поближе, узнать, как вы вжились в нашу рутину. Все идет хорошо? – Дав им четверть секунды на возможный ответ, он продолжил: – Вижу, последние несколько недель вы работали с Деннисом Тэннером. Разведка месторождений минералов и обработка документов.

Молчание, предположительно требующее ответа. Но не успел Пол придумать хотя бы что-нибудь осмысленное, как Софи пробормотала:

– Да.

Это как будто сработало: мистер Уэлс кивнул, нацарапал что-то на своем невероятно важном листке (надо думать, "южноамериканская морская птица, девять букв, начинается на "а").

– Замечательно, – сказал он. – Так вот, правило у нас такое. Мы считаем целесообразным, чтобы наши практиканты провели несколько недель с каждым из партнеров, и мы могли бы определить, в какой области лежат ваши способности, а вы – решить, в какой области нашего бизнеса будете специализироваться. Обычно, когда у нас два практиканта одновременно, мы направляем их в разные отделы. – При этих словах мистер Уэлс поднял голову и впервые за время поглядел прямо на них. – Но так получилось, что сейчас я работаю над проектом, который требует, что называется, фундаментальной поддержки, поэтому вы оба будете работать со мной. Какие-нибудь возражения?