Все это определенно дает нам ключ к пониманию тех представлений, что лежат в основе обычая до крови расцарапывать себе тело в знак траура. Смысл данного обычая со временем окутался мраком, и подобные кровопускания стали восприниматься всего-навсего как доказательство скорби в связи с тяжелой утратой, но не вызывает сомнений, что плакальщики, как правило, старались кровью подпитать умершего, дабы он набрался сил и энергии в своем новом состоянии.[35] Эти обряды к тому же стали подразумевать желание как-то умилостивить покойного и более того — установить с ним тесную связь; они носят явно некромантический характер, к тому же от них так и веет вампиризмом: дело в том, что люди верят, будто умерший способен поддерживать в себе какую-то полужизнь, похищая жизненную энергию, т. е. выпивая кровь у живых людей. И, соответственно, мы вполне можем понять, почему эти варварские, если не сказать хуже, обычаи так непреклонно запрещались Моисеевыми законами, которые не просто являлись запретами на совершенно непристойные горестные оплакивания, окрашенные язычеством, — надо смотреть гораздо глубже: подобные ритуалы не были свободны от жутких черномагических суеверий, от стремления подпитывать вампира горячей соленой кровью до тех пор, пока он, насосавшись ее досыта, сам не отвалится, подобно какой-то дьявольской пиявке.

Слово «вампир» пришло к нам из венгерского языка, где оно бытует в форме vampir, но вообще это слово скорее славянского происхождения. У славян оно встречается в аналогичной форме в русском, польском, чешском, сербском языках, сосуществуя с такими вариантами, как болгарское слово вапир, вепир, рутенское vepir, vopir, русское упырь, польское upier. Миклошич[36] в качестве одного из возможных вариантов происхождения слова «вампир» предлагает турецкое слово uber — «ведьма». Еще один вариант, но менее вероятный — образование от корня pi- (пи-) — «пить» при помощи приставки va- (ва-) или ау-(ав-). От корня pi- образуется древнегреческое «пью»; некоторые временные формы этого глагола образуются от корня ро- (по-), такие как перфектная форма,[37] будущее время пассивного залога,[38] следует добавить сюда перфектный инфинитив, встречающийся у Феогнида.[39] Отсюда же возникло слово, имеющее значение «свежая, питьевая вода».[40]

Санскритские формы — pa, pi, pi-bami (латинское bibo — «пью»), pa-nam (лат. potus), pa-tra (лат. poculum); латинские — po-tus, po-to, po-culum, и т. д., с которыми связан глагол bibo и многие его простые и составные формы (корень Ы-); славянское pi-ti/пи-ть (лат. bibere); литовское po-ta (лат. ebriositas — пьянство) и огромное количество других вариантов.

В связи с этим непременно следует процитировать Рэлстона, хотя стоит иметь в виду, что в некоторых деталях он немного устарел. Его работа «Песни русского народа», откуда я привожу следующий отрывок, была опубликована в начале 1872 года. Вот что Рэлстон пишет о вампирах: «Это название никогда не могли удовлетворительно объяснить. Слово „вампир“ именно в этой его форме — vampir — южнорусское upuir, upir до сих пор сравнивали с литовским wempti = „пить“ и wempti, wampiti = „рычать“, „ворчать“ и выводили его из корня pi- (пить) с префиксом u = av, va. Если эта деривация верна, то главную особенность вампира можно истолковать как подобие опьянения кровью. В соответствии с этими представлениями хорваты называют вампира pijavica (пиявица), а сербы говорят о человеке с лицом, красным от постоянного пьянства, что он „багровый, как вампир“; сербы it словаки именуют горького пьяницу словом vlkodlak (влкод-члак, т. е. вурдалак). Словенцы и кашубы называют vieszey- это название аналогично тому, которое в нашем родном языке, как, впрочем, и в русском, дают человеку, рожденному ведьмой. Поляки именуют вампира upior или upir, причем последний вариант бытует и среди чехов. В Греции для вампира есть местные названия: „облачившийся в плоть“ (Кипр); „готовый встать из могилы“ (Тенос); „неразложившийся“ (Кифнос)». Даже такой авторитет в области изучения Греции, как мистер Дж. К. Лоусон, считает, что они не поддаются анализу. Ньютон в своей работе «Левант: путешествия и открытия» и особенно Пэшли в «Путешествиях по Криту» упоминают название, которое в ходу на Родосе, а еще более употребительно на Крите. Его этимология не установлена. Пэшли полагает, что оно может означать «разрушитель», «уничтожитель», однако мистер Аоусон связывает его с «зеваю» или «широко разеваю рот», что наводит на мысль о кровожадно распахнутой пасти вампира — «os hians, dentes can-didi» («пасть разверстая, клыки белоснежные»), как говорит Леоне Аллаччи.

Сент-Клэр и Броуфи в книге «Двенадцать лет изучения восточного вопроса в Болгарии» (1877) отмечают: «Чистые болгары называют это существо [вампира] исконно славянским словом upior, гагаузы же (т. е. болгары, смешавшиеся с турками) — турецким словом obour (обур); в Далмации вампиры известны под именем Wrikodlaki, которое представляется просто искаженным новогреческим словом».

В самой Греции слово «вампир» явно неизвестно, общеупотребительным названием является слово, которое можно транслитерировать как vrykolakas (вриколакас), множественное число vrykolakes (вриколакес). Тозер приводит в качестве турецкого варианта vurkolak (вурколак). А в Македонии, где греческое население постоянно контактирует со своими славянскими соседями, особенно в районе Меленик на северо-востоке, греки переняли другие формы[41] и используют их как синонимы названия вриколакас в его обычном греческом значении. Однако довольно странно, что, за этим единственным исключением, в масштабах всей континентальной Греции и многочисленных греческих островов форма «вампир» нигде не встречается. Кораес отрицает славянское происхождение слова вриколакас и пытается соотнести один из местных вариантов с гипотетическим древнегреческим словом, утверждая, что оно является эквивалентом слова, которое использовал географ Страбон,[42] и другого, подобного, употребленного Арианом Никомедийским в «Рассуждениях Эпиктета»,[43] а также с более употребительным,[44] встречающимся у Аристофана в «Женщинах на празднике Фесмофорий». Оно также попадается еще и у Платона в диалоге «Федон».[45] Это дериват, уменьшительное от «мормо», что значило «домовой», «чертенок», но иногда и хуже: «кровосос с отвратительной внешностью». Гипотеза весьма оригинальна и патриотична, однако Бернард Шмидт и все прочие авторитеты сходятся на том, что она полностью ошибочна и что греческое слово вриколакас, несомненно, «следует отождествить со словом, общим для всей славянской группы языков. Это словенское сложное слово, встречающееся в вариантах volkodlak, vukodlak, vulkodlak (волкодлак, вукодлак, вулкодлак). Первая его часть имеет значение „волк“, тогда как вторую часть соотнесли, хотя подлинное родство не вполне доказуемо, с blaka (блака), что в старославянском языке и в новославянских языках, в частности в сербском, означает „волосы“ на теле коровы или лошади или же конскую гриву.[46] Но к каким бы результатам ни привели попытки установить точное значение этого сложного слова аналитическим путем, синтетическое его употребление во всех славянских языках, за исключением сербского, эквивалентно английскому слову „werewolf“ (уэрвулф), шотландскому „warwulf“ (уарвулф), немецкому „Werwolf“ (вервольф) и французскому „loup-garou“ (лупгару). В сербском языке это слово имеет значение „вампир“.[47] Но в связи с этим следует отметить: среди славянских народов, и особенно среди сербов, бытует поверье, будто человек, бывший при жизни вервольфом, оборотнем, после смерти становится вампиром; таким образом, оба эти значения тесно связаны.[48] В некоторых районах, особенно в Элиде,[49] даже верили, будто тот, кто отведал мяса овцы, которую загрыз волк, после смерти превращается в вампира.[50] Однако необходимо помнить, что хотя суеверия, касающиеся вервольфов и вампиров, во многих отношениях совпадают, а в некоторых моментах и полностью идентичны, все же, особенно в славянских преданиях, между ними наблюдаются весьма существенные различия. Ведь Славяне четко определяют вампира как неразложившееся и ожившее мертвое тело, возвращающееся на землю из своей могилы — в противном случае его нельзя, строго говоря, назвать вампиром. Вероятно, не будет преувеличением сказать (и нам еще выпадет случай это пронаблюдать), что представления собственно о вампирах являются специфической особенностью славянских — и отчасти соседних с ними — народов. Особенно часто подобные поверья встречаются в балканских странах, в Греции, а также в России, в Венгрии, Богемии, Моравии и Силезии. Разумеется, существует множество вариантов такого рода поверий, как на Западе, так и на Востоке, и в других странах имеются свои предания о вампирах, в точности соответствующие славянским нормам, но только за пределами отмеченных нами районов явления вампиров достаточно редки, тогда как в своей Исконной вотчине вампиры и по сей день пользуются ужасающим влиянием, и люди там боятся не столько призраков, сколько возвращения этих мертвых тел, багровых и набухших, отвратительно раздувшихся от выпитой крови, наделенных способностью вести непонятную, омерзительную, дьявольскую жизнь.