Имущество наше и семью время дает нам в залог,
а потом приходит пора возвращать его.
Таким образом, у бедуинов была, если можно так выразиться, религия семьи, рода, племени и связанное с этим понятие морали в форме мурувва – мужской доблести, включающей честь, славу, благородство.
Борьба геополитических интересов Рима, Византии, Персии и Эфиопии за Аравийский полуостров сопровождалась идеологической экспансией. В IV веке в Эфиопии – в Аксумском царстве начался переход к христианству монофизитского толка, привнесенному из Египта, и процесс этот завершился к VI веку. Тогда же монофизитское христианство проникло и в Южную Аравию, но было вытеснено оттуда уже к концу IV века. На смену ему пришел иудаизм, распространившийся в IV—V веках благодаря переселениям евреев после каждого из двух разрушений Иерусалимского храма. Главными центрами иудаизма в Аравии стали города Йемена, а также оазисы Северного Хиджаза, в частности Ясриб и Хейбар – оазис к северу от Ясриба. Иудеи жили также в Таифе, в Аравии они были купцами и земледельцами.
Нетерпимость византийцев к евреям сделала последних союзниками Сасанидов. В ответ Византия объединилась с монофизитами Эфиопии и возобновила наступление на Аравию, в результате которого йеменский царь Зу-Нувас бежал в глубь страны и принял иудаизм, чтобы найти покровителя в лице Персии. После его смерти в 525 году эфиопские наместники поддерживали христиан-монофизитов. Город Наджран на севере Йемена, насчитывающий к началу VI века более двадцати тысяч жителей, был населен христианами. В нем находилась резиденция епископа, что делало город религиозным центром. Но в Аравии христиане подверглись жестоким гонениям, хотя и сумели отстоять Наджран. После того как эфиопы в конце концов были изгнаны, Йемен оказался в полосе междоусобиц, и в 597 году Персия положила конец его независимости. При персидских наместниках йеменские христиане-монофизиты были обращены в несторианство, которое получило статус второй по значению государственной религии после зороастризма – поклонения огню. Поколение спустя именно несториане достигли с Пророком Мухаммедом соглашения относительно судьбы христианской общины города Наджрана.
Согласно учению несториан, Иисус Христос, будучи рожденным человеком, лишь впоследствии воспринял Божественную природу. По учению православных, в Христе две природы – Божественная и человеческая. По учению монофизитов (от греч. monos – один, единый и physis – природа, естество), в Христе только одна природа – Божественная: у Христа во время его земной жизни был комплекс человеческих атрибутов (видимостей), но не было человеческой субстанции. Это был сам Бог в образе человека. Монофизитство более всего было распространено в Армении, Верхней Месопотамии, Сирии, Египте, Эфиопии. В Аравии появилось много монахов-отшельников, живущих одиночками или группами в безлюдных местах, например в Сирийской пустыне, в долине Вади ал-Кура в Хиджазе. Образ такого монаха (рахиб) встречается в староарабской поэзии. С зороастризмом арабы познакомились через персов. Он также был распространен и в Бахрейне.
Из вышесказанного можно сделать вывод, что арабы, оставшиеся язычниками, имели возможность познакомиться с христианами и христианством, а также с иудаизмом и зороастризмом. Но судя по древним поэтическим текстам, представление арабов о христианстве зачастую существенно отличалось от нашего понимания этой религии: поэтов мало интересовала догматика, их воображение волновали только отшельники и религиозные процессии.
Обращение Гассанидов в христианство монофизитского толка привело к тому, что гассанидские правители попытались вести собственную линию в политике, оказались в оппозиции к Византии и в результате были уничтожены. Несториане также оставили свой след в культуре Лахмидского государства, хотя сама династия, в отличие от Гассанидов, не приняла христианства. Общины христиан, «слуг Бога», делали ненужными племенные разделения. По мнению историков, эти христианские общины можно рассматривать как предшественниц мусульманской уммы, что представляется большой натяжкой. Христиане производили впечатление одиночек, не способных создать подлинную общность, поскольку принадлежали к различным церквям и сектам, постоянно соперничающим друг с другом или находящимся в состоянии раскола. Разительный контраст разъединенности христиан составляли еврейские общины с их тенденцией к постоянному объединению, иерархией и строго регламентированным единообразным отправлением религиозного культа.
Но при том, что иудаизм и христианство оказали воздействие на арабский мир, язычество в Аравии не понесло значительных потерь и продолжало существовать почти в прежнем объеме. Ко времени возникновения ислама в Аравии уже были святилища кроме Каабы в Мекке, которые относились к разным религиозным конфессиям: Красный Камень Гаймана, Белый Камень Каабы из ал-Абалата, Кааба Наджрана. В то же время следует подчеркнуть, что эпоха джахилийи («эпоха невежества») поразительно бедна мифами о происхождении мира и не обнаруживает попыток объединить богов в пантеон. О джахилийе мы узнаем главным образом из староарабской поэзии. Примечателен и факт безвозратного исчезновения диалектов юга, в то время как диалекты северных бедуинов легли в основу того арабского языка, который стал языком Корана.
Не существовало в Аравии и духовенства, только однажды в качестве вождя большой группы племен появился первосвященник с титулом афкал. Отмечается отсутствие у арабов фатализма и культа звезд, которые процветали в античности. Не было у них и почитания высшего или местного божества как царя. Об этом свидетельствует отсутствие среди имен богов имени Малик, хотя оно, выражая одну из характеристик Аллаха – Владыка, перешло в мусульманские имена и титулы. Бог в исламе получил наиболее универсальное из всех возможных имен – Ал-Илах, Аллах, Единственный Бог. Вполне оправданным в свете вышесказанного представляется предположение, что еще до Пророка Мухаммеда Кааба Мекки была первым и самым главным святилищем именно Аллаха, а не языческих богов Набатейского царства. Обход вокруг святилища (таваф), обряды богослужения (вукуф) и жертвоприношения, участок земли, закрытый для неверных, – священная земля, дающая право убежища всем живым существам (хима), территория, окружающая Каабу (харам), – все это вобрал в себя ислам, и этот факт лишний раз подтверждает мысль о том, что необходимые предварительные условия возникновения новой веры были созданы, и она явилась из духовных глубин народа.
Арабы сохранили память и о взыскующих Бога ханифах, отвергнувших иудаизм и христианство, но уже и не язычниках. Они вошли в историю ислама как символы нравственного беспокойства и духовных исканий. Мухаммед считал их последователями Авраама, о чем свидетельствует Ибн Хишам, называя имена четырех ханифов. Одним из них был Варака ибн Науфаль – двоюродный брат Хадиджи. Эти инакомыслящие своими духовными поисками подтвердили величие ислама, поскольку только в религии мысль и конкретный опыт могут быть представлены в вечно живом единстве, тогда как факт, взятый сам по себе, мгновенно стареет и умирает.
Глубочайший смысл появления Пророка Мухаммеда заключался в кристаллизации такого понимания Божественного, которое позволило арабам заложить фундаментальные основы современной государственности. Новое время на арабо-мусульманском Востоке началось задолго до европейского – в VII веке, то есть почти за тысячу лет до эпохи Французского Просвещения. Вольтер, будучи образованным европейцем и потому свысока смотревшим на «отсталый Восток», в пределах этой своей образованности превратно и несправедливо толковавшим о значении Пророка Мухаммеда, к концу жизни поменял свое отношение к нему на самое восторженное…
Поселение Мекка, которое во II веке Птолемей упоминает под именем Макораба (макраб – «святилище»), располагалось на скрещении торговых путей, идущих с севера и юга по жаркой бесплодной долине. Окруженная суровыми горами, Мекка могла существовать только благодаря воде источника Земзем, ставшего священным и для мусульман. Но несмотря на столь раннее упоминание, значение центра религиозного паломничества Мекка приобрела лишь незадолго до 500 года.
