Джорджина, испытавшая огромное облегчение оттого, что занятая мистером Хессионом миссис Квинливен не подвергла ее более пристрастному допросу, воспользовалась паузой в причитаниях тети и поспешила ее заверить, что охотно встретится с гостем. Питер Хессион, заслышав разговор женщин в коридоре, встал, ожидая их появления. Несмотря на весь свой щегольский вид, его виноватое лицо выражало растерянность.

— Мисс Пауэр! — Он сделал шаг в сторону Джорджины. — Рад, что вы наконец появились! Я уже начал беспокоиться, не случилось ли с вами чего! — Он сверкнул глазами в сторону миссис Квинливен, — Ваша тетя недовольна, что я настоял на своем присутствии здесь, но что я мог сделать, если никто не знал, где вы! Черт, а вдруг вы нуждались в моей помощи!

Джорджина не стала садиться, и миссис Квинливен не предложила стула мистеру Хессиону.

— Спасибо за ваше участие, но беспокоиться, право, не стоило, — ответила Джорджина, сама удивляясь своему спокойствию. — Я просто поехала прогуляться в последний раз и забыла о времени. — Бросив взгляд на миссис Квинливен, считавшую своим долгом присутствовать при их разговоре, она добавила: — А теперь вы должны извинить меня. Я не совсем одета для приема гостей.

Но Питер Хессион, кажется, не понял намека.

— Да, но… я приехал, чтобы принести вам свои извинения! — продолжал он. — И не могу уехать, не сделав этого!

— Если вы думаете, что я сержусь на вас, то это не так, — стараясь не выдать своих чувств и держаться учтиво, сказала Джорджина. — Мы все немного взбудоражены моим внезапным отъездом — и, поверьте мне, я просто забыла об этом инциденте!

Но тут миссис Квинливен посчитала своим долгом вмешаться и напомнить мистеру Хессиону, что ему не следует обсуждать личные вопросы с ее племянницей прежде, чем он получит на то разрешение ее матери и леди Мерсер.

— А пока вы в моем доме, приличия должны быть соблюдены, — добавила она с известной долей неприязни, выдававшей обиду за собственного сына.

Смешавшийся мистер Хессион поспешил откланяться и пообещал сопровождать экипаж, который приедет за мисс Пауэр завтра утром.

Как только он уехал, Джорджина, не желая выслушивать нотации миссис Квинливен касательно того, что с ее стороны будет неосмотрительно принять предложение от молодого джентльмена вроде мистера Хессиона, который только и думает, что о скачках и боксе и всяких ужасных развлечениях, и из которого, она уверена, выйдет самый плохой муж на свете, извинилась и поднялась к себе в комнату.

Она боялась расплакаться. Но слез не было. Она принялась ходить по комнате, снова и снова вспоминая горькие слова Шеннона: «Господи, да вы просто невинное дитя, если не верите ей! Какие глупые мысли вы вбили в вашу юную головку, если не видите, что я собой представляю?» Она слышала из его собственных уст, что он виновен в том, в чем леди Элиза обвиняла его. И то, что он почти признался в любви к ней, лишь усиливало ее страдания.

Она убеждала себя, что было бы намного легче снести их, если бы она знала, что он безразличен к ней. Тогда бы на помощь пришла ее гордость, а так она чувствовала лишь щемящую боль от мысли, что все могло бы быть иначе…

— Если бы только он не был негодяем! — гневно сказала она сама себе. — Человеком без чести и сердца… которого я презираю!

Оборвав мрачные мысли, она переключила внимание на сборы к завтрашнему отъезду.

Она не могла себе представить, что будет делать, когда вернется в Бат, и не желала сейчас думать о будущем.

Экипаж Хессионов прибыл ровно в девять. Джорджина попрощалась с Брендоном и миссис Квинливен, которая со слезами на глазах заверила ее, что немедленно напишет леди Мерсер и опровергнет ужасные слухи о ее легкомысленном поведении. Она надеялась, что племянница снова приедет к ним погостить, когда все успокоится.

Сама Джорджина не разделяла надежды тети. Каким бы ни было возвращение в Бат, все было лучше, чем оставаться в Керри, где она могла в любой момент встретиться с Шенноном и где все напоминало бы ей о нем. Лучше порвать с этим раз и навсегда.

Она не ожидала ничего хорошего от путешествия и, как оказалось, не обманулась. Вряд ли можно представить более неловкую ситуацию, чем та, в которой она очутилась. Ее окружала семья, с которой у нее не было ничего общего и которая, с подачи леди Хессион, считала само собой разумеющимся, что Джорджина скоро станет одной из них. Сам сэр Лендерс, крайне сдержанный человек, дал ей это понять, и даже мисс Амелия, хихикнув, намекнула, что одобряет ее в качестве сестры.

Что касается Питера Хессиона, то по его влюбленному взгляду было видно, что он лишь ждет случая получить разрешение леди Мерсер и миссис Пауэр, чтобы сделать их дочери предложение. Джорджина не могла сказать, что он ей не нравился, — он так старался угодить и так искренне был убежден в том, что она ответит ему согласием. В моменты отчаяния она почти верила, что действительно примет его предложение. По крайней мере, выйдя замуж, она станет хозяйкой собственного дома и не будет больше зависеть от бабушки. Ей казалось, что она уже не сможет никого полюбить вновь.

В город Хессионы со спутницей прибыли поздно вечером. Джорджину высадили у дверей дома леди Мерсер, пообещав явиться с визитом на следующее утро, а сами поехали в отель «Йорк-Хаус», где заранее были заказаны комнаты.

Леди Мерсер уже удалилась в свои покои к тому времени, когда Джорджина вошла в дом, но мать еще находилась в большой гостиной. По выражению ее лица Джорджина сразу же догадалась, что попала в немилость. Нельзя сказать, что миссис Пауэр не была рада видеть свою дочь, но, живя столько лет в страхе перед леди Мерсер, она совершенно не имела собственного мнения, отличного от мнения ее матери.

— Твоя бабушка страшно недовольна тобой, — чуть не плача, сказала она. — Я настояла, чтобы она ушла к себе пораньше, поскольку ей невыносимо тяжко видеть тебя, моя милая! Разумеется, я не хочу упрекать тебя, поскольку уверена, что эти ужасные слухи крайне преувеличены, но — о господи! — я бы желала, чтобы ты вела себя более осмотрительно и чтобы твоей бабушке не передавали такие невероятные вещи! — Встревоженно глядя в лицо дочери, миссис Пауэр продолжила: — Моя дорогая, ведь это неправда? У тебя не было… особых отношений с этим ужасным господином?

— Нет, — лаконично ответила Джорджина. — Если хочешь знать, я бы предпочла никогда в жизни его не видеть!

Лицо миссис Пауэр просияло.

— О, моя дорогая, я так рада это слышать! — воскликнула она. — Я говорила твоей бабушке, что все эти слухи — сплошная выдумка. Не то чтобы я имела что-то против леди Элизы Малладон. Видимо, только долг заставил эту даму написать твоей бабушке, иначе она не осмелилась бы тревожить старую женщину, с которой совершенно незнакома…

При этих словах в глазах Джорджины мелькнул такой опасный огонек, что миссис Пауэр недоуменно замолкла. Но Джорджина ничего не сказала матери и лишь заверила ее, что мистер Шеннон ее ни капли не интересует. Сославшись на дорожную усталость, она поднялась к себе в спальню.

Когда она спустилась вниз на следующее утро, то сразу догадалась, что мать уже рассказала леди Мерсер об их вчерашней беседе. Леди Мерсер, однако, не спешила любезничать с внучкой, поскольку заранее была настроена против нее.

События этого дня дали ей новый повод для недовольства. За завтраком она не преминула напомнить Джорджине об ее отказе мистеру Смоллвудсу. Однако прибытие леди Хессион и мистера Питера Хессиона моментально выветрили из ее головы это досадное воспоминание.

Джорджина находилась у себя в спальне, и мистер Хессион с матерью воспользовались этим обстоятельством, чтобы заручиться расположением двух старших дам. Молодой джентльмен произвел на леди Мерсер самое благоприятное впечатление, хотя он, как она позже заметила миссис Пауэр, показался ей излишне франтоватым. К тому же он позволил себе в ее присутствии несколько жаргонных словечек, не совсем уместных, по ее мнению, в дамской гостиной. Но нельзя было отрицать того факта, что он весьма выгодная партия, — единственный сын баронета, наследник богатого имения и внук старинной подруги.