— Сегодня можно, — кивнула Энн в знак одобрения. Холли усмехнулась и чмокнула ее в щечку.

— Ну что же, начнем? В Лондоне, прежде чем приехать сюда, я накупила всяких тканей. И подумала — может быть, вы поможете мне сделать еще и занавески? Надеюсь, стежки у вас будут прямее, чем у меня.

— Конечно, прямее, — уверенно возразила Энн. — Мама научила меня шить. Она очень хорошо шила.

— Я не сомневаюсь.

— Мы часто шили вместе, когда у мамы не болела голова. А когда ей становилось нехорошо, она шила со мной, пока я не начинала действовать ей на нервы, и тогда мне приходилось уходить из комнаты, где она лежала. — Энн стиснула куклу и громко вздохнула, глядя на свои ножки. — Я старалась не действовать ей на нервы. Папа говорил, что, если человек болеет, его раздражают даже мелочи. Я обычно уходила в свою комнату, и папа читал мне. Больше он почти ничего мне не читает.

В горле у Холли застрял комок. Она с трудом сглотнула и заставила себя бодро проговорить:

— Посмотрим, может быть, мы что-нибудь и придумаем. Хотите, я вам буду читать, когда папа уедет в Лондон?

— Наверное, будет очень славно.

Энн подтолкнула свое кресло ближе к очагу и потерла руки.

— Хорошо бы развести огонь.

— Да, хорошо бы.

Холли взяла несколько полешек, которые оставила перед очагом, стала на колени, положила их в топку и зажгла. Краешком глаза она видела, как Энн ерзает в кресле, стараясь усесться поудобнее.

— Хотите посидеть рядом со мной на коврике?

— А можно?

— Конечно. — Холли с легкостью подняла девочку и спустила на пол.

Энн прислонилась головой к ее плечу. Холли улыбнулась и обняла ее. Некоторое время они смотрели на огонь, потом Энн протянула руку и почесала ногу.

Удивленная Холли смотрела на нее, не веря собственным глазам.

— Разве вы чувствуете ноги? — недоверчиво спросила она.

Энн кивнула:

— Чувствую. У меня ноги чувствуют не так, как у многих, кто не может ходить. Я просто не могу заставить их двигаться. Доктор говорит, что это хороший признак — что я их чувствую. Сара двигает мои ноги, чтобы тренировать мышцы, но я не знаю, есть ли польза от таких движений.

— Польза очень большая. Вдруг вы снова сможете ходить? Тогда вам понадобятся сильные мышцы.

— Я никогда больше не смогу ходить. — Энн покачала головой, и в ее синих глазах сверкнула мрачная уверенность.

— Я понимаю, как трудно не пасть духом. Я часто думаю, что не способна сделать много всяких вещей.

— Вот как? Чего же вы не можете сделать?

— Я никогда не могла преодолеть страха темноты — никогда не могла справиться с ним. — Холли подняла брови. — Вы никому не скажете?

Энн покачала головой.

— Я тоже боюсь темноты, здесь нет ничего стыдного. Что еще?

— Было время, когда я страшно боялась собак, хотя это очень глупо, потому что я выросла на плантации. Моя бабушка их любила и всегда приносила домой бездомных собак. У нас их было штук двадцать или около того, но они понимали, что я их боюсь, и не подходили ко мне.

— И вы преодолели страх?

— Да, преодолела… благодаря Кенту. — Холли замолчала и нахмурилась — ей вспомнилось, как она ударила Кента ножом для разрезания конвертов, и ей стало больно.

Поскольку она все еще молчала, Энн спросила:

— А кто такой Кент?

— Кент — сын нашего соседа. — Холли кашлянула, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Он был самым злым чертенком в мире. Он всегда дразнил меня ими, потому что знал, что я боюсь собак. Он держал большую старую гончую и все время спускал ее на меня, когда я возвращалась из школы. Каждый раз мне приходилось бежать к дому и криками звать бабушку. А Кент все время смеялся надо мной. Он действительно был очень злой.

— Как Драйден?

— Гораздо хуже. — Холли подумала о том, как он мучил ее в детстве — и потом, когда она выросла. Заметив, что впилась ногтями себе в ладонь, она разжала пальцы. — А когда я приходила домой, бабушка говорила: “Если бы ты смотрела своему страху в глаза и подружилась с собакой, он не стал бы тебя преследовать”. Я понимала, что бабушка права. Наконец как-то раз я взяла с собой в школу косточку. И будьте уверены, Кент, как всегда, напустил на меня свою собаку. А я твердила себе, что смогу ее погладить. Я все повторяла и повторяла свои слова, глядя, как старая собака оскалила зубы и зарычала. Помню, как на ее больших желтых клыках появилась пенистая слюна.

— И что вы сделали? — в ужасе спросила Энн.

— Я сказала себе, что смогу ее погладить. Либо я поглажу ее, либо она искусает меня до смерти. Я достала косточку и дала ей понюхать. Она перестала рычать и выхватила косточку у меня из рук.

— И вы ее погладили?

— На другой день я принесла ей кусок пирога. И погладила ее, а только потом отдала пирог. И собака уже никогда не бросалась на меня. Мы стали друзьями. Кента чуть не доконало такое положение дел.

Энн обняла куклу и хихикнула.

Впервые Холли услышала, как она смеется. От легкого звука, похожего на звон колокольчика, Холли заулыбалась. Звук был удивительно беспечным, и Холли поклялась себе, что слышит его не в последний раз.

Двумя часами позже Холли втолкнула кресло с посмеивающейся Энн в дверь террасы. Дверь открывалась в потрясающую гостиную во французском стиле, стены которой покрывали золоченые завитушки. Огромный овальные потолочный свод заполняли прекрасные аллегорические изображения фруктов и листвы. Потолок тоже украшали золоченые завитушки. Красный жатый бархат покрывал софы, в изобилии расставленные на светлом дубовом паркете. Красные занавеси на окнах требовалось заменить новыми, но все остальное выглядело прекрасно, в отличие от комнат в лондонском доме.

— Покажите еще раз, как ходит Санта-Клаус, — попросила Энн.

Холли огляделась, чтобы удостовериться, что они одни.

— Хорошо, если вы обещаете, что больше не будете смеяться.

— Не буду. — Энн сделала неподвижное лицо, как у солдата на посту.

Холли сунула руки под пелерину, сделав таким образом большой живот, надула щеки и втянула голову в плечи так, чтобы получился тройной подбородок, и пошла по комнате, переваливаясь как утка.

— Ну как? Похоже? Энн хихикнула.

— Вы же обещали, что не будете смеяться. — Холли бросила на Энн такой обиженный взгляд, что та расхохоталась.

— Я и не знал, что у вас клоунский талант, мисс Кемпбелл, — послышался глубокий голос Джона.

Холли посмотрела на дверь и увидела Джона. Загипнотизированная его красотой, она не могла отвести взгляд. Непокорная прядь темных волос падала ему на лоб.

Поняв, что все еще держит руки под плащом, она вспыхнула и резко опустила их. Как долго он здесь стоит?

Он искоса посмотрел на нее, явно не в восторге от ее кривлянья.

— Где вы были?

— Папа, если бы вы видели… — Тут Энн осеклась, потому что Холли сжала ее плечо, напоминая о тайне.

— Что видел? — Джон скрестил руки на груди и посмотрел на дочь.

— Красивого оленя, — ответила Холли вместо Энн. — Великолепное создание. Наверное, шестнадцать ответвлений на рогах. Вы согласны, Энн?

Энн поджала губы и притворилась, что размышляет.

— Да, пожалуй.

— И вы столько времени смотрели на него? — Джон устремил вопросительный взгляд на Холли.

— Конечно, нет, папа. — Энн говорила точно мать, которая сердится на сына. — Мы дышали свежим воздухом, ведь так хорошо гулять!

— Я рад, что вы хорошо проводили время, пока я обшаривал окрестности, разыскивая вас. Больше не выходите из дома, мисс Кемпбелл.

— Но я же спрашивала вас.

— Я велел вам не удаляться от дома. Вы отсутствовали несколько часов.

— Прошу прощения.

— Опять ваши извинения, — усмехнулся он, окинув пронизывающим взглядом ее фигуру под шерстяной пелериной, и посмотрел ей в лицо.

— Наверное, у меня такая привычка. — Холли наклонилась и принялась снимать с Энн шляпку и перчатки.

— И весьма раздражающая, — внимательно рассматривая Холли сзади, добавил он без всякого раздражения.