Цинтия встала первой. Долго мылась за ширмой, тихонько напевая. Потом сразу смолкла, вытаращив глаза. Бросившись к Фанфану, только что уснувшему снова, стала его трясти:

- Что там у тебя?

- Что? Где? - удивленно вскрикнул он, потом притянул к себе ногу, взглянул на нее, словно видел впервые в жизни, и зевнул:

- Ну, это моя татуировка!

- Что она означает?

- Тс-с! - подмигнул он. - Это тайна! Мне это сделали сразу после рождения, и брат Анже - мой крестный - говорил, что это масонский знак, по которому меня в один прекрасный день узнают.

- Узнает кто?

- Ну, я не знаю.

Цинтия, все ещё нагая, думать забыв об одевании, смотрела на Фанфана с каким-то ужасом. В голове у неё носились обрывки мыслей - но ещё не обдумав всего, она пришла к выводу, что заманила Фанфана в ловушку! Кто мог знать, что затеет герцог Шартрский после того, как она так по-дурацки проболталась об истории с татуировками? Теперь она понимала, что в её словах тогда было ужасным одно - что метку герцога Луи носят только его кровные дети! Если герцог Шартрский эти слова запомнил и обдумал, и если занялся поисками (а Цинтия уже не сомневалась, что он так и сделал), то наверняка знал, что он сам, не имевший татуировки, был сочтен своим отцом второразрядным потомком - со всеми из этого вытекающими последствиями! Что же предпримет герцог? Будет искать детей герцогской крови! Возможно, захочет от них избавиться, чтобы его наследственные права никем не могли быть оспорены! И достаточно ему увидеть ногу Фанфана - сразу поймет, в чем дело. Бриссо когда-то точно описала татуировку, которая была на ступне герцога Луи - и у Фанфана точно такая же и даже на том же месте та же деталь, бывшая масонской эмблемой герцога Луи! Но, подумала Цинтия, не может же герцог разглядывать ноги молодых людей во всей Франции! Конечно! Только вот один из этих молодцов, единственный, у кого эта татуировка была, именно он был здесь и через три дня должен был встретиться с герцогом (если тот, конечно, сдержит свое слово), и значит, что в один прекрасный день, рано или поздно, через месяц или через год, случайно или на смотре в армии, если Фанфан снова решит в неё вступить, или от того, что Фанфан когда-нибудь проболтается - просто невозможно, чтобы герцогу Шартрскому не донесли о такой диковинке!

Эти торопливые рассуждения шпионки, привыкшей рассуждать быстро, её безошибочные выводы имели только один недостаток: время их истекло, посланцы герцога Шартрского были уже всего в трехстах метрах от отеля "Принц".

Свои стремительные размышления Цинтия сопровождала разными словами и выкриками, расхаживая взад-вперед по комнате, но вдруг она остановилась и Фанфан в третий раз спросил, не охвачена ли она пляской святого Витта!

- Не мешай думать! - рявкнула она. - И скорее одевайся!

- Но черт побери, что тебе в голову взбрело?

- Вставай!

"- Это моя вина, что Фанфан здесь, - подумала она, и её это ужасно огорчало. - Ведь все хорошее, что я для него сделала, это может перечеркнуть". Цинтия могла бы заломить в отчаянии руки, но ей не свойственно было впадать в отчаяние. Душа у неё ушла в пятки, и в один миг она едва не сказала Фанфану, что пришло время, чтобы все узнали, что он сын герцога Орлеанского и что сейчас ему нужно мчаться в Баньоль, припасть к ногам старика и показать свою татуировку. Но это было невозможно, ибо мгновенно об этом бы узнал герцог Шартрский и тут же догадался, что она, Цинтия, оказалась союзницей Фанфана в истории, лишающей его всех прав - и весь его безумный гнев обратится против нее! Но невозможно противостоять враждебности такого всесильного человека - никто бы не решился на это, тем более английская шпионка, которой малейший скандал грозил провалом! И притом шпионка с компрометирующими документами!

- Готово, - сообщил Фанфан Цинтии. - Денек чудесный! Зайдем куда-нибудь, я голоден!

Успела одеться и Цинтия.

- А теперь даем деру!

- Даем деру?

- Сматываемся! Исчезаем! Ты что, уснул: тебе нужно исчезнуть!

Цинтия в окно успела увидеть двух громил, которых послал герцог. Она их знала как телохранителей герцога ещё по Марселю. Наемники для грязных дел, хотя сам герцог почти никогда таких заданий им не давал, но их непредвиденный визит подтолкнул её горячечные размышления, так что Цинтия сразу сказала себе, что спешка, с которой эти люди были посланы сюда для встречи её и Фанфана (до аудиенции у герцога оставалось ещё три дня) не предвещает ничего хорошего. К тому же те явились в семь утра! Это не время для визита вежливости, зато время арестов!

Мысль эта Цинтию шокировала. Перебрав в уме все от начала до конца, она пришла к выводу, что вряд ли те двое пришли за Фанфаном, о котором герцог не мог знать ничего толком. Как мы видим, тут Цинтия ошиблась, но не зная этого пришла наконец к выводу: арестовать пришли ее!

Вполне возможно. Кто может дать гарантию, что герцог Шартрский не информирован о её шпионской деятельности? О том, что в день визита к ней в Марселе все его росказни были записаны? Кто мог ему донести? Да кто угодно. Например, Картуш. Этот мерзавец так жаден до денег, что мог с успехом стать и тройным агентом!

Ложные посылки ещё никогда не мешали верным выводам. И Цинтия Эллис отреагировала верно: кинулась за ширму, выхватила из-под умывальника конверт, в который ночью спрятала документы, и повелительно протянула его Фанфану - тот чистил ногти, думая о куске хлеба с маслом, пока Цинтия лихорадочно размышляла и металась по комнате.

- Этот конверт отнесешь мсье де Фокруа в Париже, в предместье Сент-Оноре, 43.

- Что, прямо сейчас? - возмутился Фанфан. - Не евши?

- Здесь пятьдесят франков, поешь в Париже.

Цинтия говорила так повелительно, словно руководила всей его жизнью, так что Фанфану пришлось послушаться. Ворча, он направился к выходу.

- Не туда! Давай сюда! - она показала на окно, которое уже открыла. Из окна хорошо просматривался сад, так как их комната была на втором этаже.

- А что еще? - спросил он. - Не хочешь, чтобы я протрубил "в атаку"?

- Нет времени объяснять! - задыхаясь, бросила она, подталкивая его к окну. - Ты должен понять только одно: ты в большой опасности! Поэтому хватайся за водосточную трубу и поживее вниз! И не смотри так на меня, как будто думаешь, что я с ума сошла!

- Ну тогда ладно! - согласился Фанфан, хотя и в самом деле думал, что она ошалела. Взяв конверт в зубы, вылез из окна.

- И вот что! - наклонилась к нему Цинтия, когда он ухватился уже за трубу. - Что ты никогда не смеешь забыть. Я думаю, что у тебя в жизни не будет более опасного врага, чем герцог Шартрский. Из-за твоей татуировки! Храни эту тайну про себя - до того момента, когда увидишь, что пришла твоя пора. Прощай!

Фанфан соскользнул прямо в розарий и помчался что есть сил, поскольку хозяин, выскочив из кухонных дверей, начал орать, что он поломал розы! Фанфан перескочил живую изгородь, попав на дорожку, ведшую к улице, и припустил по ней, думая, что мчится в сторону Парижа. Впервые в жизни он не понимал, что произошло, и чувствовал себя полным идиотом.

* * *

В отеле "Принц" Цинтия Эллис, уверенная, что все дело в её документах, следила, как посланцы герцога обыскивают комнату.

- Где он? - спросил один из них, видимо, главный.

- Кто?

- Мужчина по фамилии Эллис! Мы его ищем!

Тут Цинтия Эллис продемонстрировала умение залиться отчаянным плачем.

- Он только что от меня сбежал! - провозгласила с самым жалобным лицом. - Сбежал с какой-то интриганкой, которая пообещала взять его в Венецию! Теперь они наверное в пути!

Оба мужчины, смятенные и растерянные, не зная, что им будет за опоздание, торопливо исчезли, оставив в одиночестве Цинтию, горько оплакивавшую разбитую любовь, смеясь сквозь слезы, потому что убила двух зайцев: помогла Фанфану избежать опасного интереса герцога Шартрского и избавилась от документов, суливших смертный приговор!