Распутин сидел на мягком диване, закинув ногу на ногу, и с детским восторгом слушал, как дама — судя по костюму и осанке, какая-то из фрейлин, — читает ему вслух роман Захер-Мазоха. Время от времени он произносил какую-нибудь фразу, коверкая свою речь так, как он не коверкал ее и в селе Покровском, будучи неграмотным крестьянином. Дзержинский не мог не чувствовать некоторого восхищения этим талантливым лицедеем. Под ногами у Григория вились разноцветные, сытые, толстые кошки... Да, если б не кольцо, Дзержинский определенно не стал бы убивать этого безобидного и даже небесполезного субъекта, то бишь объекта: сам он любил животных почти так же сильно, как детей. Махнув рукой, Распутин отослал чтицу, показал посыльному, куда поставить корзину, и тут же, разорвав шелестящую бумагу, стал с обезьяньей ловкостью рыться в груде пирожных. Наконец он выбрал пирожное, целиком запихнул его в рот и начал хлопать себя по карманам, отыскивая мелочь.

— Благодарю покорно, — сказал Дзержинский, принимая гривенник и кланяясь. Из этого, казалось бы, бесполезного эпизода он почерпнул информацию, которая могла оказаться ценной: из множества роскошнейших пирожных Распутин выбрал птифур с розовым кремом.

...Покидая комнату, Дзержинский обернулся с порога и увидел, как Распутин радостно пнул кошку сапогом в брюхо. Нет, он все-таки заслуживает смерти!

По возвращении домой Феликс Эдмундович крепко задумался. Все-таки отравление? Подсыпать Распутину яду в одном из ресторанов, по которым тот шляется? Или удавить полотенцем в банях, ошпарить кипятком? Но и в ресторанах, и в банях вокруг Григория толпа народу: агенты, дружки, женщины, цыгане... Все не то. Хотелось бы совершить идеальное убийство, то есть такое, ответственность за которое возьмет на себя кто-то другой. А еще проще — если бы этот кто-то сам и прикончил Григория. Но кто? О своем желании расправиться с Распутиным болтали многие; по Петрограду давно гулял слух о заговоре великих князей... Однако время шло, а Распутин гулял жив-живехонек. Кишка тонка была у «великих» князьков, да и цель их заговора Дзержинского не устраивала: они хотели, уничтожив Распутина и свергнув Николая, возвести на престол отрока Алексея, а вовсе не Михаила, который был нужен, чтоб исполнилось проклятие Марины Мнишек. Да, на князей Романовых надежды нет, все нужно делать своими руками. Похоже, придется бомбу... Дзержинский досадливо поморщился: до сих пор он только приказывал специалистам изготавливать бомбы и не имел ни малейшего представления о том, как это делается. Купить разве учебник по химии?

Но учебника покупать не пришлось: благосклонная фортуна послала ему нужную встречу. Поздним вечером в начале декабря Дзержинский, уставший после очередного дня бесплодной слежки, сидел в общей зале ресторана «Прага». Укрытый тенью пальмы от посторонних глаз, он мрачно щурился, пуская кольца папиросного дымка, и медленно прихлебывал белое вино. Одет и загримирован он был с той продуманной эклектичностью, что позволяла принять его за кого угодно: светского хлыща, купчика-нувориша, биржевого маклера, удачливого налетчика. Такой маскарад был удобен в случаях, когда не знаешь заранее, какую роль предстоит играть.

Ресторан был переполнен; метрдотель с поклоном спросил позволения посадить за столик еще одного господина. Дзержинский неохотно кивнул. Гладкий, благообразный, бледный господинчик оказался англичанином — еще один тупой, самоуверенный народишко! Британец болтал без умолку. Если верить его словам, он был литератором, пишущим какую-то книжку о России. Дзержинскому его имя ни о чем не говорило. Сперва он рассеянно-учтиво отвечал британцу, стараясь отделываться междометиями, но вскоре беллетрист так надоел ему, что он начал озираться, ища свободного места. Но мест не было... Взгляд Дзержинского задержался на соседнем столике...

Там сидели трое. Дзержинский отлично знал в лицо их всех: его тезка — князь Юсупов, граф Сумароков-Эльстон, — с интимным дружком, великим князем Дмитрием Павловичем (хороши «великие», нечего сказать!), и с этими светскими красавчиками — довольно странная компания! — лысый Пуришкевич. Какие интересы могли объединить эту троицу за одним столом? Они пили коньяк и говорили тихо, но возбужденно; особенно горячился Пуришкевич, так и брызгавший слюной. Слух у Дзержинского был необычайно тонкий, волчий, что уже не раз сослужило ему хорошую службу, он опустил глаза в тарелку, чтобы не отвечать англичанину на его дурацкие вопросы, и стал внимательно прислушиваться к разговору.

— Неужели, — спросил Дмитрий Романов, — нельзя найти очень хорошего убийцу, вполне надежного и благородного человека?

— Простите, князь, но я никогда не держал бюро по найму убийц, — сказал Пуришкевич и залпом выпил очередную рюмку.

— Дима, я бы взялся сам, — сказал Феликс Юсупов, отщипывая виноградину с веточки, — но как-то все-таки... своими руками убить человека... не эстетично...

— Это не человек, а скотина.

— Тем более.

— Да, понимаю... Что же нам делать? Владимир Митрофанович, может, вы возьметесь?

— Ну, знаете ли... — поморщился Пуришкевич. — А вы-то сами?

— Не может же особа царской крови марать руки об эту собаку!

— Да и как его убьешь? — вздохнул Пуришкевич. — Он повсюду с охраной...

— Заманить его ко мне во дворец труда не составит, — спокойно сказал Юсупов, — ублюдок давно хочет познакомиться с моею женой... Но для самого акта желателен профессионал. Во всяком деле профессионал справится лучше.

Сердце Дзержинского забилось быстрее: он понял, о ком говорят эти трое. Удача, неслыханная, невиданная удача сама идет в руки! Он вспомнил ловкача Азефа... План дальнейших действий мгновенно сложился в его мозгу... И тут он с изумлением отметил, что англичанин как будто тоже прислушивается к беседе за соседним столом. (Беседа шла по-русски.) Так вот оно что! Британец — секретный агент! Безмозглые англичане поверили в байку о том, что Распутин является немецким шпионом и подталкивает царя к сепаратному миру с Германией! Что ж — тем лучше! Чем больше разнонаправленных сил будет замешано в эту историю, тем больше возникнет версий, тем выше вероятность того, что ему удастся скрыть свое участие в деле...

— Желателен-то желателен, да где ж его взять? Разве в газету дать объявление?

— Вы бы в Думе кого поспрашивали!

— Толку от Думы! — раздраженно сказал Пуришкевич. — Трусы, бездарные болтуны, готовые лизать сапоги Протопопова...

— Но убить его необходимо как можно скорей, — сказал Дмитрий, — иначе произойдет революция и хам усядется на трон. («Сам ты хам, педераст, мурло великокняжеское», — злобно подумал Дзержинский.)

— Придется давать объявление, — сказал Юсупов.

— Пожалуй, придется, — согласились его компаньоны.

— Не придется! — сказал Дзержинский, подсаживаясь к ним за стол. — Прошу прощения, господа, что позволил себе вмешаться в ваш приватный разговор...

— О чем это вы, сударь? — Юсупов вскинул темные брови, довольно правдоподобно изображая недоумение.

— Я — тот человек, которого вы ищете.

— Ах, я знал, что не перевелись еще в России решительные мужчины! — взволнованно сказал князь Дмитрий.

— Ваша забота о благе России заслуживает всяческого уважения, — строго сказал Пуришкевич. — Но...

— До блага России мне дела нет, — перебил его Дзержинский. — Я — профессионал, выполняю свою работу за деньги. Заплатите мне сто тысяч, и я ликвидирую любого, на кого вы укажете.

— Какой отвратительный тип! — по-французски шепнул Дмитрий своему приятелю.

— Не будь чистоплюем, Дима, — шепотком же отвечал ему Юсупов, — нам именно такой и нужен... Скажите, друг мой, — по-русски обратился он к Дзержинскому, — у вас большой опыт в подобных делах?

— Да уж не маленький, — усмехнулся Дзержинский. — Не беспокойтесь, сделаю в лучшем виде. От меня не уйдет. В ватерклозете спрячется — и там замочу. Только, пожалуйста, половину денег — авансом.

— Хорошо. — Юсупов твердым, холодным взглядом посмотрел в глаза Дзержинскому. — Вашей целью будет... Григорий Распутин. Вам известно, кто мы?