Дон оставил ее валяться и снова забрался в седло, болтая с Лодырем.
– Ничего страшного, обыкновенная старая злая рогатая гремучка[20], – успокаивающе произнес он. – Она тебя испугалась больше, чем ты ее.
Он пощелкал языком, и они двинулись в путь. Пробежав несколько сотен ярдов, Лодырь снова шарахнулся в сторону, испугавшись на этот раз не змеи, а внезапно раздавшегося звука. Дон осадил его и строго сказал:
– Куриные твои мозги! Когда ты перестанешь вздрагивать от телефонных звонков?
Лодырь дернул мышцами на холке и фыркнул. Дон потянулся к луке седла, снял телефонную трубку и ответил:
– Мобильный шесть-джей-двести тридцать три триста девять, говорит Дон Харви.
– Это мистер Ривз, Дон, – донесся голос директора школы «Ранчито Алегре». – Где ты?
– Направлялся на месу[21] Педлерс Грейз, сэр.
– Возвращайся домой, и как можно скорее.
– Угу! Что-то случилось, сэр?
– Радиограмма от твоих родителей. Если пилот вернулся, я вышлю за тобой вертолет и попрошу кого-нибудь привести твою лошадь.
Дон заколебался. Он не хотел, чтобы на Лодыре ездил кто попало, – не ровен час, разгорячат лошадь и не дадут ей остынуть. С другой стороны, радиограмма от родителей наверняка была важной. Предки работали на Марсе, и мать писала регулярно, присылая почту с каждым кораблем, но радиограмма, не считая поздравлений на Рождество и ко дню рождения, – дело и вправду неслыханное.
– Скоро буду, сэр.
– Хорошо! – Мистер Ривз дал отбой. Дон развернул Лодыря и отправился по тропе обратно. Лодырь оглянулся на седока, взгляд у него был укоризненный и разочарованный.
Принадлежавший ферме вертолет обнаружил всадника всего в полумиле от школы. Дон отмахнулся и сам загнал Лодыря на подворье. Его мучило любопытство, но он задержался, чтобы обтереть и напоить пони, и только потом вошел в дом. Мистер Ривз ждал в своем кабинете. Взмахом руки он пригласил Дона войти и передал ему послание. Вот что в нем было:
«ДОРОГОЙ СЫН ДЛЯ ТЕБЯ ЗАБРОНИРОВАНО МЕСТО ВАЛЬКИРИЯ ОКОЛОЗЕМНОЙ ДВЕНАДЦАТОГО АПРЕЛЯ ЛЮБОВЬЮ МАМА И ПАПА».
Дон заморгал, не постигая простого смысла телеграммы.
– Но это же прямо сейчас!
– Да. Ты не ожидал?
Дон задумался. Конечно, в душе он надеялся в конце учебного года вернуться домой (если можно назвать возвращением домой полет на Марс, на который его нога никогда не ступала). Вот если бы они устроили ему местечко на «Вандердекене»[22] месяца через три…
– В общем-то, нет. Я не могу понять, почему они вызывают меня до конца четверти.
Мистер Ривз сосредоточенно составлял кончики пальцев вместе.
– По-моему, это очевидно, – ответил м-р Ривз, не отрываясь от своего занятия.
Дон удивился:
– Что вы имеете в виду? Мистер Ривз, ведь вы не думаете, что тут начнутся неприятности?
– Дон, я не пророк, – серьезно ответил директор. – Но мне кажется, что твои родители обеспокоены и хотят, чтобы ты как можно скорее оказался подальше от зоны возможных военных действий.
Все это совершенно не укладывалось у мальчика в голове. Война – это нечто такое, о чем узнаешь на занятиях. Войн же теперь не бывает. Конечно, на уроках новейшей истории рассказывали о нынешнем колониальном кризисе, но все равно… Он казался чем-то далеким – даже человеку, который путешествовал столько, сколько Дон. Кризис – дело дипломатов и политиков, а не что-то там житейское.
– Послушайте, мистер Ривз, может быть, они и волнуются, но я-то – нет. Я хотел бы радировать им, что прибуду со следующим кораблем, когда кончатся занятия.
Мистер Ривз покачал головой:
– Нет, я не могу позволить тебе поступать наперекор воле родителей и их недвусмысленному распоряжению. Во-вторых… э-э-э… – директор школы, казалось, с трудом подбирал слова, – ну, в общем, в случае войны тебе, Дональд, может стать тут… скажем так, неуютно.
Как будто какой-то недобрый сквозняк прокрался в директорский кабинет. Дон почувствовал себя одиноким и не по годам взрослым.
– Почему? – резко спросил он.
Мистер Ривз сосредоточенно изучал свои ногти.
– Ты точно знаешь, на чьей ты стороне? – медленно спросил он.
Дон задумался. Отец его родился на Земле; мать принадлежала ко второму поколению колонистов Венеры. Но ни одна из этих планет не была их настоящим домом: они встретились и поженились на Луне и вели свои исследования в области планетологии во многих секторах Солнечной системы. Сам Дон родился в космосе, и его свидетельство о рождении, выданное Федерацией, оставило вопрос о его гражданстве открытым. Благодаря происхождению родителей он мог претендовать на двойное гражданство. Он не считал себя венерианским колонистом: в последний раз родители посещали ее так давно, что планета в его представлении стала чем-то нереальным. С другой стороны, только одиннадцати лет от роду он впервые бросил взгляд на прекрасные холмы Земли.
– Я – гражданин Системы, – решительно ответил он.
– Мм… – протянул директор. – Прекрасная фраза, и, возможно, когда-нибудь она будет что-то значить. А пока – говорю это как друг – я согласен с твоими родителями. Марс, по-видимому, останется нейтральной территорией; там ты будешь в безопасности. И опять говорю как друг: для человека, который не определил точно, на чьей он стороне, дела тут могут принять не совсем хороший оборот.
– Никто не имеет права сомневаться в моей лояльности! По закону я считаюсь урожденным землянином!
Директор не ответил. Дон воскликнул:
– Глупости все это! Если бы Федерация не выжимала из Венеры последние соки, никаких разговоров о войне и вовсе не было бы.
Ривз поднялся:
– Это все, Дон. Я не собираюсь спорить с тобой о политике.
– Но это правда! Прочтите «Теорию колониальной экспансии» Чемберлена!
Ривз, похоже, был удивлен.
– Как эта книга попала тебе в руки? Явно не из школьной библиотеки.
Дон не ответил. Книгу ему прислал отец, но предупредил, чтобы он держал ее подальше от чужих глаз. Книга эта принадлежала к числу запрещенных. Во всяком случае, тут, на Земле.
– Ты что, якшаешься с буклегерами[23], Дон? – спросил Ривз.
Дон молчал.
– Отвечай!
Не дождавшись ответа, Ривз тяжело вздохнул и сказал:
– Ладно, не будем об этом. Ступай к себе и собирайся. Ровно в час вертолет отвезет тебя в Альбукерке.
– Да, сэр.
Дон направился к выходу, но тут директор школы остановил его:
– Одну минуту. В пылу нашего… э-э-э… спора я едва не забыл, что на твое имя пришло еще одно послание.
– О! – Дон взял бланк, на котором было напечатано: «ДОРОГОЙ СЫН, НЕ ЗАБУДЬ ПЕРЕД ОТЛЕТОМ ПОПРОЩАТЬСЯ С ДЯДЕЙ ДАДЛИ. МАМА».
В каком-то смысле второе сообщение удивило даже больше, чем первое; Дон не без труда сообразил, что мать, должно быть, имела в виду доктора Дадли Джефферсона – друга, но не родственника его родителей, человека, ничего в жизни Дона не значившего. Но Ривз, казалось, не заметил ничего странного в сообщении, поэтому Дон, запихнув бумажку в карман своих «левайсов», вышел из комнаты.
Он уже давно безвылазно жил на Земле, но к сборам приступил рационально, как истинный космонавт: зная, что билет дает право на бесплатный провоз только пятидесяти фунтов багажа, Дон принялся раскладывать вещи. Вскоре у него получилось две кучки. Одна, очень маленькая, – на постели. Необходимая одежда, несколько капсул с микрофильмами, логарифмическая линейка, авторучка и вриса – похожий на флейту марсианский инструмент, на котором он давно не играл, потому что это не нравилось остальным ученикам. На постели соседа по комнате выросла куда более внушительная куча ненужного теперь барахла.
Дон взял врису, пару раз пробежал по ней пальцами и положил инструмент в большую кучу. Везти на Марс марсианское изделие – все равно что везти уголь в Ньюкасл.
