– Живот у него, что ли, заболел?

– Да нет. Он их тарелку за тарелкой сметал, а через неделю перепрыгнул четырехметровую стену и пошел домой.

– Если б я сам не видел твоего дядю, ни за что б не поверил. Слушай, а что бы он делал на нашем месте?

– Что делал? Занялся бы любовью с этой старухой и через три дня отдавал бы приказы направо-налево.

– Пожалуй, я все-таки позавтракаю, – вдруг объявил Берк.

– Это порция лейтенанта, – предупредил его Оскар. – Ты упустил свой шанс.

– Не имеешь права мной распоряжаться.

– Да что ты говоришь – не имею? Имею, и сразу по двум причинам.

– Ах, вот как? И какие же?

– Мэтт и Текс.

– Врезать ему как следует, командир? – Текс встал.

– Пока не надо.

– Вот дерьмо!

– Между прочим, – заметил Мэтт, – тут есть и постарше тебя, так что я первый буду его бить.

– Ты уже и старшинство приплел? Ну ты и крыса!

– Для тебя Мистер Крыса, будь любезен. И в данном случае я настаиваю на старшинстве.

– Но это коллективное мероприятие…

– Замолчите, ребята, – оборвал их Оскар. – Никто ему не врежет, если только он не сунется за едой.

У входа послышался шум, занавес приоткрылся и появилась туземка:

– Моя мать согласилась видеть тебя. Пошли.

– Меня одну или со всеми сестрами?

– Всех вместе. Идем.

Они направились к выходу. Берк хотел выйти тоже, но две амфибии втолкнули его обратно внутрь и держали до тех пор, пока еще четверо не подняли лейтенанта Турлоу и не вынесли его в коридор. После этого группа двинулась по коридору.

– Хоть бы свет в этой крысиной норе сделали, – сказал Текс, споткнувшись в очередной раз.

– Для них здесь и так светло, – сказал Оскар.

– Понятно, – ответил Текс, – но мне-то от этого не легче. Мои глаза в инфракрасном не видят.

– Тогда поднимай повыше ходули.

Они оказались в большой комнате. Это был не тот зал при входе, куда их привели в первый раз, здесь не было бассейна. Амфибия, та, что говорила с ними тогда и после разговора с которой их увели, сидела на возвышении в дальнем углу комнаты. Из пленников ее узнал один Оскар, для его спутников она ничем не отличалась от прочих амфибий. Оскар ускорил шаги и обогнал свой эскорт:

– Приветствую тебя, старая и мудрая мать многих.

Амфибия выпрямилась и пристально посмотрела на него.

В комнате стояла тишина. Маленький народец столпился со всех сторон, переводя взгляды со своего вождя на землян и обратно. Мэтт чувствовал: от ее ответа зависит сейчас их судьба.

– Приветствую. – Она просто вернула ход Оскару, избегая давать ему какую-либо характеристику, хорошую или плохую. – Ты хотел говорить со мной. Можешь говорить.

– Что это за город, в который я попал? Может ли быть, что я забрался так далеко, что попал в город, где не соблюдают обычаи?

Венерианское слово «обычаи» значило много больше, чем в языке землян, и охватывало все обязательные правила поведения, при которых старшие и более сильные охраняют младших и слабых.

Туземцы, услышав слова Оскара, зашевелились. Мэтт подумал, не слишком ли тот увлекся. Выражение на лице амфибии изменилось, но Мэтт так и не понял, к добру это или к худу.

– Мой город и мои дочери всегда соблюдали обычаи… – Она использовала другой, более широкий термин, охватывавший и табу, и прочие обязательные действия, а не только закон помощи. – И я никогда не слышала раньше, чтобы нас обвиняли в том, что мы их избегаем.

– Я слышу тебя, о благородная мать многих, но твои слова приводят меня в замешательство. Мы прибыли сюда, мои сестры и я, в поисках помощи как для нас, так и для нашей матери, которая серьезно больна. Я тоже ранена и не могу защитить своих младших сестер. И как нас приняли в твоем доме? Ты лишила нас свободы, наша мать лежит безо всякого ухода и умирает. Более того, нам даже не дали возможности соблюдать приличия, не предоставив личных комнат, в которых можно было бы поесть.

Из толпы присутствующих донесся вздох, который Мэтт правильно истолковал как возмущенный возглас. Оскар вполне сознательно употребил непристойное слово «есть» вместо объяснений обиняками. В душу Мэтта закралось подозрение, что у их командира не все в порядке с головой. Но он продолжал говорить, и подозрения Мэтта нашли новое подтверждение.

– Разве мы рыбы, чтобы с нами так обращались? Или таковы обычаи твоих дочерей?

– Мы следуем обычаям, – коротко ответила амфибия; гнев в ее голосе был настолько очевиден, что это заметили даже Мэтт с Тексом. – Мне казалось, что у твоего рода нет никаких приличий. Это будет исправлено.

Она что-то резко бросила одной из своих сопровождающих; маленькое создание тут же исчезло.

– Что касается твоей свободы, то я поступила по закону, потому что должна защищать своих дочерей.

– Защищать своих дочерей? От кого? От моей больной матери? Или от меня со сломанной рукой?

– Твоя сестра, не знающая обычаев, лишила тебя свободы.

– Я слышу твои слова, о мудрая мать, но их смысл ускользает от меня.

Амфибия недоуменно посмотрела на Оскара. Она спросила о Берке, произнося его земное имя капитан Берк как одно слово. Оскар заверил ее, что Берк не является «дочерью матери» Оскара или даже «матери матери» Оскара. Амфибия-старейшина задумалась.

– Если мы вернем тебя в верхние воды, ты обещаешь покинуть нас?

– Но что будет с моей матерью? – спросил Оскар. – Неужели ты просто выкинешь ее наверх больной и слабой, чтобы она умерла и была уничтожена существами из слизи?

На этот раз Оскар постарался избежать венерианского выражения «быть съеденным».

«Мать многих» распорядилась, чтобы лейтенанта перенесли на возвышение, где сидела она, и положили рядом. Несколько представительниц маленького народа собрались вокруг и осмотрели его, переговариваясь друг с другом высокими шепелявыми голосами. Наконец сама матриарх присоединилась к осмотру и после этого повернулась к Оскару.

– Твоя мать спит.

– Это нездоровый сон. Ее голова повреждена ударом.

Оскар подошел к группе «экспертов» и показал им шишку на затылке Турлоу. Амфибии сравнили очертания головы лейтенанта с головой Оскара, мягко, но тщательно проводя маленькими ручками по его светлым волосам. Последовал новый шепелявый обмен мнениями. Мэтт не понимал даже того, что удавалось расслышать, слова по большей части были ему незнакомы.

– Мои ученые сестры считают, что было бы слишком рискованно разобрать голову твоей матери на составные части, потому что боятся, что не сумеют снова поставить все на свои места, – заявила наконец «мать многих».

– Хоть здесь успокоили, – тихо пробормотал Текс.

– Ос не дал бы им это сделать, – шепнул в ответ Мэтт.

Предводительница распорядилась о чем-то, четверо амфибий подняли бесчувственное тело лейтенанта и понесли из комнаты.

– Послушай, Ос, – ты считаешь, с ним ничего не случиться? – обеспокоенно спросил Текс.

– Нет, успокойся, – ответил Оскар и тут же объяснил матриарху: – Моя сестра беспокоится о безопасности нашей матери.

Старая амфибия сделала жест, внезапно напомнивший Мэтту о его двоюродной бабушке Доре, она даже самым натуральным образом фыркнула.

– Передай ей, что ее ноздри могут не дрожать.

– Старая дама посоветовала тебе не поднимать шухер, Текс.

– Я слышал. Ладно уж, ты начальник, – ответил Текс и пробормотал: – Ноздри! Во сказала.

Когда Турлоу унесли, повелительница повернулась к людям:

– Пусть ваши сны будут о дочерях.

– Пусть же и твои сны будут не менее прекрасны, о благородная мать.

– Мы еще вернемся к этому разговору.

Она величественно выпрямилась во все четыре фута своего роста и вышла из комнаты. После ее ухода эскорт земноводных вывел кадетов из зала собраний, но повел по другому коридору, где они еще не были. Наконец они остановились перед входом в другую комнату. Глава эскорта пожелала им всего доброго, точно повторив формулу, произнесенную матриархом. Кадеты вошли в помещение, занавес задвинулся, но остался незакрепленным. Мэтт тут же это проверил. Он повернулся к Оскару: